«Дакар» является самой сложной и опасной гонкой из всех существующих: участникам необходимо по условной трассе (в этом году ее протяженность составила 5500 километров) максимально быстро преодолеть расстояние из точки А в точку B. Обычно до финиша добирается меньше половины гонщиков. За всю историю «Дакара», проводящегося с 1978 года, погибло не менее 70 человек. В 2008 году из-за угрозы террористических актов организаторы перенесли гонку из Африки в Южную Америку. С тех пор она проходит там.
— Как ты вообще согласилась на такую авантюру?
— Все просто: я очень хотела поучаствовать в «Дакаре» и заявила о своем желании ребятам из российского офиса компании Motul (французская компания, производящая смазочные материалы для двигателей; генеральный спонсор ралли-рейда. — Прим. ред.).
Так как я уже была на «Дакаре», и мне даже удалось в нем финишировать с первого раза (в 2017 году Нифонтова стала вице-чемпионка в женском зачете ралли марафона. — Прим. ред.), то я сразу же получила предложение выйти на старт новой дисциплины, в которой участники выступают без техподдержки. Я, естественно, ответила, что это безумие и что участвовать в таком формате не буду. Но парни не отступали и уверяли, что готовы всячески меня поддержать.
Спустя неделю «Дакар» объявил окончательный вариант дистанции: в нем не нашлось Боливии с ее дождями и грязью, и я впервые подумала, почему бы не принять этот вызов. Я вернулась к ребятам и сказала, что готова попробовать.
— Как готовилась?
— Помимо привычной подготовки — тренировок по мотокроссу и общей физкультуры — я очень много занималась с механиком, который рассказывал мне обо всех тонкостях ремонта мотоцикла. На дистанции следить за ним и устранять возможные поломки мне нужно было самостоятельно. Я была механиком когда-то давно в начале карьеры, но на протяжении долгих лет не притрагивалась к инструментам, поэтому каждое занятие открывало для меня что-то новое.
— А как выглядит ремонт по ходу гонки? Нужно было все необходимое везти на себе?
— К счастью, нет. Все наши вещи — одежду, ящик с инструментами и запчастями и другие — организаторы перевозили сами. Каждый вечер мы забирали все из специальных грузовиков, а уже утром, перед стартом, туда же сдавали в упакованном виде. Всем гонщикам выдавали палатку, поэтому условия размещения так или иначе были одинаковы для всех.
Выглядело все примерно так: ты заканчиваешь спецучасток, возможно, общаешься с журналистами, находишь в большой куче свои вещи, ставишь палатку. Затем идешь в ремонтную зону, чтобы проверить или починить мотоцикл, где рядом с байком тебя ждет ящик с запчастями и инструментами.
Это рутина, которая тоже отнимает время: после финиша хочется просто лечь и уснуть, но перед этим тебе предстоит преодолеть еще много обязательных процедур, без которых ты просто не можешь стартовать на следующий день.
— Когда ты впервые пожалела, что согласилась участвовать в «Дакаре» без техподдержки?
— Наверное, на седьмом или восьмом этапе (всего их было десять. — Прим. ред.). Поначалу все было довольно гладко: я ехала и думала, что все не так страшно, как я себе представляла. Затем стала накапливаться усталость: иногда мне удавалось поспать всего два часа — долго возилась с мотоциклом. В тот день на фоне физической усталости и морального истощения мне хотелось все бросить и остановиться. К вечеру напряжение было настолько сильным, что после финиша я первым делом залезла в палатку и как нормальная девочка пять минут поплакала в подушку.
— А страшно было?
— Да, причем кажется, что так страшно мне еще никогда не было.
Меня чуть не раздавил большой гоночный грузовик. Завалилась за гребнем дюны в довольно узком месте, даже не успела еще подбежать к мотоциклу, как увидела выскакивающий из-за песков тягач. И когда он взмыл вверх, я поняла, что сейчас эта девятитонная махина меня просто накроет, и от меня вряд ли что-то останется.
Я не знаю, каким чудесным образом водитель меня заметил и смог остановить грузовик — в результате лишь слегка был задет мой мотоцикл. Штурман помог мне подняться, я отъехала в сторону и около десяти минут пыталась хоть как-то прийти в себя. Меня трясло, я понимала, что все было на грани.
— Успеваешь ли заметить всю красоту вокруг?
— Вся концентрация, конечно, на дороге, но когда съезжаешь с огромной песчаной дюны — а они здесь будто горы, — то дух захватывает. Пейзажи фантастические! Не передать словами.
— Расскажи про отношение к тебе со стороны соперников-мужчин.
— Несмотря на то, что 99% участников — мужчины, ни о каком пренебрежении речи не идет. Каждый понимает, насколько сам по себе ралли-рейд сложен с физической и моральной точек зрения, а уж тем более зачет без техподдержки. Поэтому все относятся к тебе с уважением и по возможности помогают: например, в ремонтной зоне, когда нужно поставить мотоцикл на высокую подставку, что сделать без посторонней помощи я, конечно, не могу. И чаще всего соперники смотрели на меня и, кажется, не понимали, как я со всем этим справляюсь.
— А как вообще относятся к женщинам в раллийном комьюнити? Может ли твой успех стать ориентиром и толчком к популяризации этого вида спорта среди женщин?
— На «Дакаре» уже довольно давно существует женский зачет, но участниц там не так много. В этом году их было всего семнадцать — и это рекорд. Другое дело, что ралли-рейды — это сложное и изматывающее испытание, которое очень сложно преодолеть в принципе — тем более если ты женщина. И те женщины, которые доезжают до финиша, — абсолютные фанатки, готовые терпеть и бороться только ради большой любви к этому виду спорта. Вряд ли здесь можно будет увидеть много женщин.
Я ездила на африканские гонки и этапы чемпионата мира. И когда впервые ехала на «Дакар», то думала, что представляю себе, каково это. Затем пришло осознание, что это в тысячу раз сложнее, чем ты себе представляешь. Поэтому если женщины в ралли и мотокроссе — дело обычное, то «Дакар» — это территория фанаток.
— Что тогда самое сложное на «Дакаре»?
— Знаешь, тут нельзя выделить что-то одно. Тяжело прежде всего морально, особенно на фоне усталости, забитых и ноющих мышц, заставить себя вновь сесть на мотоцикл и ехать дальше. Тело перестает слушаться, все болит, а если ты еще на трассе где-то упал, то болит с двойной силой. Сюда же накладываются проблемы с техникой. Даже незначительные трудности начинают выводить из себя.
— Как ты борешься с этим угнетающим состоянием?
— По-разному: бывает, тебя заряжает спортивная злость, бывает, что вспоминаешь обо всех, кто тебя поддерживает, — думаешь, что несешь какую-то ответственность перед ними и не можешь подвести. Я каждый раз стараюсь искать новые источники мотивации, и даже когда я была совсем на грани, у меня получалось выкарабкаться.
— У тебя двое детей. Сложно было находиться все это время вдали от близких?
— Безусловно. Но мне помогал муж, который был со мной на гонке. Он работал в пресс-каре, мы постоянно были на связи, даже когда я была за рулем. На время ралли дети остались в Москве с моими родителями. Мы периодически созванивались, когда позволяла разница во времени. Они меня поддерживают, понимают, насколько я люблю гонки и не могу без этого жить.
— Что ты чувствуешь после того, как все закончилось?
— Понимаю, что нет ничего невозможного. Если ты чего-то по-настоящему хочешь, готов жертвовать собой и терпеть, то все получится. Нужно по-настоящему любить и отдавать делу себя до конца.
