Познакомьтесь с человеком, который придумал новый облик Тверской улицы

— Когда вы впервые попали в Москву?

— В середине 80-х, приехал в Советский Союз на три недели — пришлось путешествовать с туристической группой по заранее распланированному маршруту. Мы провели по неделе в Москве, Петербурге и какой-то деревне. Я сразу же влюбился в Россию и после этого приезжал так часто, как только мог.

— Какими вам тогда показались наши улицы, площади и проспекты — они же разительно отличались от европейских.

— Знаете, в России все уверены, будто вы идете собственным особым путем, а во всем мире дела обстоят иначе. Я с этим согласиться не могу. Свое первое впечатление от города я помню хорошо: церкви Кремля, Красная площадь и пространства между ними поразили меня. Я как будто попал в волшебную сказку, до того меня удивила городская панорама с брусчатой мостовой. Всем нравятся площади вокруг ваших монастырей и Кремля. И меня удивили улицы — широкие, как реки. Да, размах города произвел сильное впечатление.

— А когда вы начали работать в нашей стране?

— Первый проект был в Барвихе — Luxury Village. Частный клиент захотел создать публичное пространство в дорогом поселке на западе Москвы, задача звучала примерно так: «передать в нем расслабленность и спокойствие». Возможно, чтобы оно напоминало не о городе, а о деревне. Мы работали с «Меганомом», и я до сих пор очень доволен этим проектом — мозаичный пол , который мы предложили сделать, был сработан безупречно. Об этом я не жалею. Честно говоря, отношения между клиентами и архитекторами в России такие же, как и по всему миру. Русских архитекторов хорошо учат, они мыслят широко, но при этом довольно прагматичны.

— И все-таки, про особый путь России, в том числе на уровне архитектуры. Вам кажется, это откуда идет?

— Сначала была холодная война, и в России, как и на Западе, долгое время культивировали образ другого. Когда я приехал в СССР впервые, то ожидал увидеть людей в депрессии и без веры в будущее, голодных, нищих. А увидел совершенно удивительный мир, в котором было много приключений. Русские не победили в гонке за качеством жизни, но вместо этого смогли сохранить доброе сердце. Они романтичны, любят детей, устраивают невероятные вечеринки и собирают душевные компании за обеденным столом.

— Да, но торговый центр в Барвихе не сказать что про романтику или доброе сердце. Вам не хотелось бы сделать его чуть более открытым, демократичным?

— Я не художник, у которого может быть собственная позиция. Я не Пикассо, я — часть системы оказания услуг. Мы прежде всего отвечаем на запросы клиента. В Нью-Йорке, например, мы работали над Губернаторским островом в том ключе, который соответствовал видению мэра Блумберга. Я тогда не выступал против мэра, не говорил, что он не прав, — но при этом мы сделали лучший дизайн из возможного. Постарались отнестись уважительно к историческому наследию, и при этом сделать так, чтобы проект отвечал всем современным требованиям к парку.

— Вы занимались двумя проектами-островами — Губернаторским в Нью-Йорке и Новой Голландией в Санкт-Петербурге. Было бы интересно сравнить их друг с другом.

— Губернаторский остров — бывшая военная база, теперь это городской парк. Остров в Петербурге тоже был частью военно-морского кластера с абсолютной исторической ценностью. Блумберг хотел, чтобы Губернаторский остров стал неформальным пространством — в отличие от Центрального парка, где все упорядочено, где нельзя проводить демонстрации или устраивать художественные инсталляции. На Губернаторском острове все это возможно. Петербург выбрал ту же неформальную программу: чтобы посетители могли валяться на траве, а уличные художники стали бы сотрудничать с парком. Здесь, по замыслу, должны были проходить культурные события, размещаться палатки с уличной едой. То есть проекты в Нью-Йорке и в Петербурге похожи двумя общими принципами: важное наследие и неформальное наполнение. В остальном они не имеют ничего общего — Новая Голландия расположена среди исторической застройки, а Губернаторский остров — в бухте.

— В Нью-Йорке вы пригласили к сотрудничеству местных жителей. Что дает подобное соавторство архитектурному проекту?

— Есть городские проекты, где участвует и правительство, и местное сообщество, а есть частные заказы. В любом случае мы стараемся учесть мнение как можно большего количества людей — и местного сообщества, и городского правительства, и девелоперов, и департаментов. В том числе департамента природопользования.

— Вы звучите таким рационалистом, при этом ваш Павильон шишек в Никола-Ленивце — очень поэтическое пространство.

— Изначально мы его придумали для арт-инсталляции в итальянском монастыре и очень удивились, что он идеально подошел Калужской области. Говорить о лирике архитектуры трудно, чтобы не прозвучать пафосно. Но да, мы стараемся, чтобы в каждом нашем проекте технологии и поэзия собирались вместе.

— Вы знаете о судьбе Никола-Ленивца? После того как инвестор их покинул, парк переживает не самые простые времена. Как архитектору застраховать себя в этом нестабильном мире?

— Неужели вы говорите о Полисском? Мне так жаль это слышать. В архитектуре есть долгая традиция исследований, проектов, которые создаются ради забавы и никогда не будут построены, — бумажной архитектуры, например. Конечно, мне очень жаль, что такой замечательный проект переживает тяжелые времена, но как быть готовым к этому, я просто не представляю.

— У вас много проектов, связанных с водой, и вы работали с «Меганомом». Вы видели их проект развития набережных?

— Я слежу за этим сюжетом. Прежде всего здорово, что Москва стала смотреть на набережные как на единое пространство, мне нравится этот системный подход. Мастер-план в этом случае имеет практическую пользу: он поможет избежать того, что отдельные участки попадут в частные руки и люди потеряют доступ к воде. Непрерывная линия прогулочных зон вдоль реки, непрерывность велодорожек и зеленых зон — это важно.

— Сейчас в Москве идет бурная дискуссия по поводу действия властей, которые снесли торговые палатки, чтобы благоустроить публичные пространства. Вы занимались множеством публичных пространств — в том числе и вокзалом Роттердама. Как правильно поступить с этой уличной торговлей?

— Мы сталкиваемся с этой же проблемой практически везде. Сейчас работаем над центральными улицами Роттердама, где люди просто ненавидят эти палатки: они мешают движению, выглядят старомодно, торгуют плохой едой, построены из не самых качественных материалов и кажутся очень грязными. Если на престижных улицах хочется иметь прогулочные зоны с красивыми витринами магазинов, то киоски — проблема. Но я, конечно, говорю не обо всех улицах — а о Елисейских Полях или Тверской в Москве. На таких улицах киоски должны воплощать определенные урбанистические идеи.

— Теперь давайте поговорим о самом интересном: что за проект вы предложили для реконструкции Тверской?

— Мы предложили сделать улицу зеленее, замостить тротуары, а все переулки так или иначе связать с памятниками, к которым они ведут. Мы работали с памятниками и занимались модернизацией публичного пространства. Это сложный проект, и здесь много ограничений. Да и сроки реализации были такими сжатыми, что работа превратилась в постоянный стресс. Но у быстрых проектов есть и свои преимущества: уже к лету Тверская станет зеленой улицей с тротуарами среди деревьев и газонов, эдаким продолжением Бульварного кольца, — и это здорово.

— В своем эссе «Flatless» вы критиковали действия властей, которые разрушают ландшафт, вместо того чтобы сохранять для следующих поколений. Вы думаете, архитектор в принципе может существовать вне политики?

— Это сложный вопрос — потому что у меня есть две личности. С бюро West 8 я работаю по всему миру, но определенное количество часов в неделю преподаю в университете. Как университетский профессор я обладаю определенной свободой в своей маленькой стране: я могу исследовать политические стратегии и делиться результатами своих исследований с публикой. Но это не относится к моей работе в West 8, и, наверное, эта двойственность — общее место для многих архитекторов. Мы работаем в определенном политическом контексте и подстраиваем свое ремесло под политику. Эксперименты возможны, когда вы строите частный дом, но если занимаетесь городским проектом или парком, то вы должны быть политически нейтральным.