Марти Ноксон и «Острые предметы»: познакомьтесь с самой актуальной ТВ-сценаристкой момента

Мартин Ноксон взошла на сериальный небосклон вместе с популярным молодежным хитом 90-х «Баффи», о перезапуске которого как раз было объявлено недавно (теперь с чернокожей героиней). В качестве сценаристки она втянулась в «Баффи» со второго сезона, потом стала продюсером — и, наконец, уже с шестого сезона создатель сериала Джосс Уидон полностью уступил ей место шоураннера. После закрытия «Баффи» и спин-оффа «Ангел» Ноксон подрабатывала на многих известных телепроектах, в том числе написала пару серий для «Безумцев».

Ее стиль — переосмысление личных, не самых приятных женских проблем в телевизионном формате. Даже в фантастическом сериале про вампиров «Баффи» Ноксон умудрялась упаковывать в свои сценарии метафоры тягостных переживаний. Ее полнометражный фильм для Netflix «До костей» про анорексию был придуман по воспоминаниям о пережитом в молодости расстройстве питания. Сериал «Инструкция по разводу для женщин» о кризисе женщин за сорок, само собой, связывали с ее переживаниями из-за собственного развода, а в шоу «Нереально» отчетливо угадывалась усталость и разочарование работницы телевидения.

«Нереально» закрылся на четвертом сезоне, но зато под руководством Ноксон этим летом параллельно выходят сразу два сериала на разных каналах: «Острые предметы» на HBO, очевидно, метит в топ наградного сезона, а «Диетленд» на AMC — менее популярный, но просто самый модный феминистический сериал года. Симптоматично, что в обоих шоу поднимаются темы селфхарма, насилия, медиа и принятия своего тела.

Как и в «Острых предметах», главная героиня «Диетленда» по прозвищу Пышка (угадайте почему) — тоже журналистка. Она работает в глянцевом журнале и отвечает на письма читателей вместо напыщенной главной редакторки, которую играет Джулианна Маргулис из «Хорошей жены». В свободное время Пышка делает торты и живет в фантазиях о похудении. Но все это было бы слишком похоже на русский фильм «Я худею», если бы Марти Ноксон не превратила сериал в крайне прорывную и неоднозначную сатиру на феминизм, не скатываясь к очевидным выводам про бодипозитив, а позволяя себе неудобные вопросы о жестокости в борьбе за женские права. В сюжете появляется таинственная ультрафеминистическая организация, которая начинает терроризировать модную индустрию и убивать всех мужчин, ассоциирующихся с насилием, в том числе фэшн-фотографа, будто списанного с Терри Ричардсона. В то же самое время это комедия со странными эпизодами в стиле «Несгибаемой Кимми Шмидт» — вроде той сцены, где Пышка на отходняках после антидепрессантов начинает дружить и флиртовать с тигром, выпрыгнувшим из телевизора.

Ниже в интервью с Марти Ноксон подробнее пойдет речь о мини-сериале «Острые предметы», который будет выходить до конца лета.

— Я не буду спрашивать, что привлекло вас в этом проекте, — вы известны своей любовью к созданию темной материи…

— Это забавно, я как раз пересматривала один или два эпизода прошлым вечером, чтобы освежить все в памяти, и я так привыкла к этому. Знаете, типа: «Да-да, мертвая девочка. Да-да, шрамы». Конечно, Гиллиан (Флинн, автор романа «Острые предметы». — Прим. ред.) жила с этой историей дольше моего, но с моей точки зрения, в этих темных историях некоторые герои получают такое искупление грехов, что я подумала: «Окей, забьем на эту жесть».

— Вы действительно полагаете, что для кого-то там наступает искупление?

— Да, в самом конце. Кто-то тоже сказал мне, что не видит в этой истории чувства удовлетворения. Но я думаю, что те из нас, кто вырос с темным прошлым, семейными секретами и постоянным ощущением боли, неся ее в себе, вместо того чтобы отпустить, смогут пройти этот путь, найти правду и наконец освободиться от лжи.

— Да, и отпустить себя из внутренней тюрьмы.

— Продолжать свой путь поиска и наконец найти то, что сможет освободить тебя, — на мой взгляд, это очень мощная история. У Камиллы (главная героиня романа и сериала «Острые предметы». — Прим. ред.), безусловно, есть это исключительное качество. Женщины, которые любят эту книгу, неспроста тяготеют к ней. В Камилле есть нечто такое — и вы убедитесь в этом по мере просмотра эпизодов, — что делает ее нашей героиней. Героиней для тех, кто соотносит себя с людьми, пережившими что-то темное.

— Ваш фильм «До костей» основан на вашем личном опыте. Была ли идея боли, нанесенной себе самому, одной из тем, с которой вы ассоциируете себя?

— Безусловно. Мое расстройство пищевого поведения, алкоголизм и ряд других моих проблем — это то, с чем я реально боролась. Но ты не приходишь к этому вдруг — ни с того ни с сего. Это с чего-то начинается. И ты носишься с этим. Я думаю, такие персонажи, как Камилла, — они своего рода аватары для людей. Ты можешь почувствовать это: «Да, этому есть конец. Ответ есть». Даже если ответ тебе не нравится, он есть.

— Тяжело наблюдать за тем, что она с собой делает, потому что желаешь для нее лучшей участи.

— Да, и именно поэтому игра Эми [Адамс] гениальна. Именно поэтому утверждение ее на главную роль стало для нас поворотным моментом. Потому что ты смотришь на свет, который излучает Эми, и думаешь: «Вернись, вернись с темной стороны».

— Расскажите о том, как проходил процесс работы над сериалом, о приобретении HBO прав на экранизацию книги. Как вам удалось собрать вместе такой сильный костяк из женщин-актрис?

— Гиллиан работала над «Исчезнувшей», а я прочитала «Острые предметы». Так что я проследила, кому принадлежат права, и оказалось, что их заполучил Джейсон Блум (продюсер и режиссер студии Blumhouse. — Прим. ред.). Джейсон пытался превратить это в фильм на протяжении полутора лет, а я сказала ему: «Это не фильм — это ТВ-шоу. Если ты сделаешь кино — оно просто исчезнет». Потом были «Темные тайны», тоже основанные на книге Гиллиан. Фильм вышел и пропал. Вдруг я получила звонок из Blumhouse со словами, что они готовы превратить «Острые предметы» в телевизионный продукт. Я написала сценарий для пилотного выпуска, и Blumhouse отправил его команде Эми [Адамс]. И она ответила. В общем, это было очень и очень захватывающе. Как только появилась Эми, она вела переговоры с Жан-Марком Валле (режиссер сериала «Острые предметы». — Прим. ред.), и он тоже присоединился к проекту. Вот так и сколотилась команда. Мы пошли на HBO — и решение было принято.

— Было ли это важным — сделать такую женскую историю женскими же руками?

— В этом вся суть, как мне кажется. Отчасти потому, что женщины нуждаются в большей репрезентации. Чем больше мы выступаем в роли силы, тем более нормальным и приемлемым это становится. В «Диетленде» у нас женская съемочная команда, а я никогда раньше не работала с женской командой, но таким образом для меня это стало нормальным. Это перестает удивлять, когда начинаешь чаще сталкиваться с этим. Поэтому хотя бы на этом уровне важно, что фильм делают женщины.

Это история, которая имеет очень мощный женский бэкграунд. В этой истории мужчины не движущая сила. Обычно в таких историях, в частности, касающихся мистических убийств, преступник — мужчина, а жертвы — женщины. И отчасти такие паттерны подтверждают точку зрения, что корень зла всех женщин — это мужчины. В этой же истории суть не в том, какого пола убийца. Суть в том, что причина боли Камиллы — это действия и слова жестоких женщин, результат их взаимного угнетения. Мне кажется, роль мужчины была как бы устранена, нейтрализована. И это необычно. Потому что женщины — живые существа, и мы способны на импульсы, на агрессивные мысли, на жестокость. Было очень интересно и ново рассказывать историю, где внимание сосредоточено не только на мужчинах.

— В книге очень много внутренних монологов и комментариев Камиллы. Мы как бы видим происходящее через нее. Это очень сложно передать на экране — как вам удалось справиться с этим?

— Мы очень много крутых вещей сделали вместе с Гиллиан. Повезло еще, что она также является сценаристом и была вовлечена в работу на полную. Она прекрасный сценарист. Но когда я адаптировала книгу под разбивку на эпизоды, одним из аспектов, тяготивших меня, были события, о которых ты не можешь сказать, происходили ли они в прошлом или происходят в настоящем. Например, как в сцене с дверями: Камилла проходила сквозь них в своей памяти не раз. И конечно же, режиссер Жан-Марк блестяще справился с этим.

— С флешбэками всегда сложно работать, не вплетая их в происходящее в настоящем времени, но здесь как раз они считываются именно как обрывки ее воспоминаний. Они не выставляются напоказ, они, грубо говоря, как фантомы, не так ли?

— Это действительно так. Я видела эти флешбэки именно как привидения, и я обсуждала эту идею с Гиллиан. В сценарной комнате мы часто обсуждали, что Камилла живет с призраками. Одну из ужасающих ролей в этой истории играют как раз флешбэки. Часть из них — воспоминания Камиллы о том, что произошло в их семье, часть из них — искаженные воспоминания. Невозможно понять, что из всего этого действительно происходило. Реальный ужас навевает то, что происходит у нее внутри. Тебя держит в напряжении вопрос, сможет ли она распутать все то, что мучает ее. Ты будто сам находишься внутри этого клубка.

— И вдвойне кажется неясным — что реально, а что нет — именно из-за алкоголя, верно? Она постоянно какая-то ошалевшая.

— Там все немного ошалевшие.

— Адаптация и разбор различных психических проблем и состояний — это еще одна трудновыполнимая задача этой истории. Как вам удалось показать это?

— Это как раз одна из самых интересных частей работы со сценарием — и так происходит с каждым сериалом. Адаптация и то, насколько сильно заморачиваться над языком и персонажем, а что именно пустить на самотек. Это настоящий вызов. У нас были дебаты по поводу того, нужно ли раскрывать правду о героине в конце первой серии. Когда мы должны это показать? По мне, так чем скорее, тем лучше, потому что это помогает тебе быстрее понять, кто Камилла есть на самом деле. Мне казалось, что нам нужно как можно раньше знать подробности жизни Камиллы, чтобы перетянуть зрителей на ее сторону. Потом, в пятом эпизоде, ты наконец видишь это. Но у нас было будто бы два потока: семейная история и загадочная история убийств.

У меня было чувство, будто я недостаточно поняла и узнала некоторых персонажей в книге. Поэтому в истории с убийствами они не были задействованы настолько, насколько хотелось бы. Гиллиан позволяла нам исследовать этих героев, никаких проблем с этим не было. Она говорила, что были вещи, которым она хотела бы посвятить больше внимания в книге, но это был лишь ее первый роман. Когда я ей сказала об этом, то старалась узнать как можно больше о каком-то персонаже и спрашивала: «А что, если мы вот так вот поступим с этим героем?» И было очень круто, когда она соглашалась. Мне было очень интересно побывать в голове писателя!

— Для нее, наверное, тоже было очень полезно и радостно вернуться к чему-то старому с тем опытом и знаниями, что у нее есть сейчас, и улучшить это.

— Да, и именно поэтому мне было так интересно работать с ней и узнавать ее поближе: она коллаборационист, у нее есть способность переключаться из писательницы в телевизионщика, забыв о том, что ты повелитель всего того, что происходит. Если бы она не была такой, мне бы было достаточно трудно, я бы чувствовала себя как слон в посудной лавке. Но она и правда оказалась замечательной.

— Где вы нашли актрису Элизу Сканлен (играет Эмму. — Прим. ред.)? Она такая молодая, свежая и абсолютно неподражаемая.

— Мы просмотрели огромное количество актрис, а потом вдруг появилась она. Я почувствовала, что в ней есть что-то особенное, и действительно — она оказалась экстраординарной. Она напоминает мне молодую Джоди Фостер в каком-то смысле. Она умеет моментально переключаться: в одну секунду она сильная, в следующую — мягкая. Эми говорила, что они удивительно точно совпали друг с другом. Она сказала, что эта девочка держит ее в напряжении. И таких примеров много. Главным вопросом было — кого Эми не съест заживо? Кто из актеров справится с ней? А сама Эми чрезвычайно чувствительная. Именно поэтому кастинг был чем-то очень важным. Мы ходили по площадке и говорили друг другу: «О, она станет суперзвездой».

— Чувство присутствия определенно считывается в сериале. Как важно было сохранить эту деталь?

— Одна из вещей, за которую я благодарна кинопроизводству, и вы можете увидеть это в «Большой маленькой лжи», — это то, как Жан-Марк [Валле] чувствует место. С одной стороны, мы хотели перенести съемки в другую локацию, но, в конце концов, это очень особенная история, которая должна происходить в определенном месте. Здесь есть какая-то видимость приличия и вежливости, она настолько сильная, что сложно объяснить, что здесь происходит на самом деле. Кажется, будто притеснения, которые характерны для этой местности, являются некой формой жестокости, и именно поэтому ты не можешь понять, где истоки зла. Это особенно чувствовалось в поведении женщин, как они справлялись со злостью, — для меня это очень поколенческая история. Камилла из того поколения, которое часто направляет злость внутрь себя, превращает ее в орудие самоуничтожения. У нас есть героиня Эмма, которая больше про издевательства, стрельбу, социальные медиа и проживание двух разных жизней как способа борьбы со злостью. И наконец, есть Адора, которая про репрессии, но под видом социального контроля. Ты маскируешь свои действия, пытаешься контролировать людей вокруг себя. Каждый человек лишь игрушка в твоем доме кукол.

— То есть это про три поколения, которые так по-разному и так одинаково неправильно справляются со злостью?

— Да, и опять же, это казалось очень важным для этой «осиной» культуры Юга, где гнев не разрешается демонстрировать. Мужчинам разрешается, это как раз одна из форм их самовыражения, тогда как у женщин нет возможности для такой экспрессии. Тогда как эта злость может проявляться? Откуда она берется и куда уходит? Мне нравилась эта история еще и потому, что нам представилась возможность глубоко исследовать гнев как таковой. Что нам делать с ним? И для кого-то такого же, как Камилла, кто направляет гнев на самого себя, а не на мир вокруг, и для тех, кто старается подавлять его с помощью алкоголя.

— Вы надеетесь на то, что это поможет нам начать диалог, с помощью которого мы исследуем, как женщины справляются с агрессией и насилием?

— Да, для меня это искажение движения #MeToo, дающего очевидные ответы, мол, это все из-за тех вещей, что с нами совершили. Теперь можно обсуждать более глобальные вопросы истории угнетения, но я также думаю, что женщины отрицают свою полную индивидуальность. А ведь она включает в себя и нашу способность выражать гнев, который не имеет ничего общего с тем, что с нами когда-то сделали. Такое чувство, будто я никогда в своей жизни не могла говорить об этом. Меня называли сварливой, тогда как мужчин, которые выражали те же эмоции, называли просто выпускающими пар. Есть нечто такое, что проходит сквозь поколения, но никому не приносит никакого блага. Мы видим, как это выходит, словно гной, ужасным способом, в противовес здоровому и правильному выражению своей индивидуальности.