Ли Джонсу (Ю А Ин) окончил университет и хочет стать писателем, но работу найти не может и возвращается из Сеула в родную деревню неподалеку: нужно ухаживать за теленком, а дом пустой, поскольку мать ушла давным-давно, а отца только что арестовали за то, что он сломал руку чиновнику. Перед отъездом Джонсу встречает в универмаге Хэми (Чон Чжон Со), подругу детства. Та спит с ним, он немедленно влюбляется, но Хэми тут же уезжает в Африку и возвращается уже не одна. Ее новый бойфренд, найденный во время долгого ожидания в аэропорту Найроби, — Бен (Стивен Ен), полная противоположность робкому, замкнутому Джонсу. Бен водит «порше», живет в роскошной квартире, ходит с просвещенными друзьями по элегантным ресторанам, излучает уверенность в себе и легко сходится с людьми. А однажды доверительно сообщает Джонсу, что у него есть странное хобби: раз в пару месяцев сжигать чужие теплицы.
В старом рассказе Харуки Мураками «Сжечь сарай», по которому поставлен этот фильм Ли Чхан Дона, писателя, бывшего министра культуры и одного из ведущих корейских режиссеров («Тайное сияние», «Поэзия»), молчавшего восемь лет, фигурировали не теплицы, а, соответственно, сараи. Но в Корее, судя по всему, проще найти парник, чем амбар. Это далеко не самая большая вольность, которую позволил себе режиссер в обращении с текстом, и в любом случае сараи-теплицы — разумеется, метафора. И от того, как именно ее прочесть, — а Мураками и вслед за ним (скорее параллельно с ним) Ли жонглируют возможностями — зависит понимание всей истории, то ли печальной философской миниатюры, то ли леденящего кровь триллера, то ли всего разом.
Рассказ Мураками — полный тезка классического рассказа Фолкнера (в русском переводе известного как «Поджигатель») о мальчике, бунтующем против отца, который раз за разом поджигает амбары богачей. К психоаналитическому аспекту добавляется еще один, не менее, а возможно, и более важный: классовый. В киноверсии даже появится для доходчивости линия с отцом героя. Джонсу и Хэми принадлежат к одному миру, Бен — к абсолютно другому, хотя они почти ровесники. Все трое почти не работают, но по разным причинам. «Он как Гэтсби», — замечает начитанный Джонсу (его любимый писатель, естественно, Фолкнер, в кадре даже появится томик) про загадочного нового знакомого, который похищает у него едва забрезжившую мечту не только без видимых усилий, но и без особого удовольствия. Одна из бесчисленных красноречивых деталей в фильме — зевок, который Бен, пригласивший Джонсу и Хэми на ужин с его друзьями, даже ленится скрыть. На тот момент еще неизвестно, что больше возмущает героя: то, что он увел у него из-под носа девушку, или то, что он готовит пасту под музыку.
Вкрадчивый, приветливый и при этом смутно опасный Бен (что это за ящичек с женскими безделушками у него в ванной? трофеи? забытые утром украшения?), затягиваясь косячком — тоже шок для парня из деревни, — самонадеянно делится своей философией не из Фицджеральда, а из Достоевского: нет добра и зла, есть жизнь, которую надо почувствовать, есть действие, есть мораль, которую ты устанавливаешь для себя сам. Его жизненное кредо — развлекаться в самом широком смысле; он может себе это позволить. Он рассказывает Джонсу о параллельных реальностях, лишь усугубляя его крайнюю растерянность и фрустрацию: молодой человек не может зацепиться даже за одну. Сцена в начале фильма, где Хэми, учившаяся пантомиме, чистит и ест невидимый мандарин, не раз отзовется в дальнейшем: так Джонсу будет кормить несуществующего, возможно, кота и искать не вырытый, возможно, колодец, пока неспособность провести четкую границу между тем, что есть, и тем, что кажется, не приведет к по-настоящему значительным последствиям.
Чувство усиливающегося головокружения, земли, постепенно уходящей из-под ног, испытает и благодарный зритель этого неторопливого, залезающего под кожу, восхитительно сделанного и во всех отношениях грандиозного фильма. Сегодня ты касаешься человека, завтра тебе остается мастурбировать в его квартирке с видом на телебашню, послезавтра он растворится в закатных лучах под тихий аккомпанемент северокорейской пропаганды, и еще чуть погодя ты будешь задавать себе вопрос, а был ли он, собственно, вообще и что теперь с этим делать.