В Нью-Йорке самого начала 50-х Терез (Руни Мара), застенчивая миниатюрная брюнетка лет 25, работает в отделе игрушек манхэттенского универмага и мечтает о карьере фотографа; у нее есть ухажеры, самый скучный из которых (Джейк Лейси) — уже почти в статусе жениха.
Кэрол (Кейт Бланшетт), светская дама из пригорода, наоборот, готовится к разводу и потенциальной тяжбе по поводу маленькой дочери. Муж-бизнесмен (Кайл Чандлер) по-прежнему без ума от нее и готов скрепя сердце простить некую скандальную историю, касающуюся Кэрол и ее старой подруги (Сара Полсон), но ей, очевидно, тяжело даже находиться с ним в одной комнате. В канун Рождества, которое она собирается провести в одиночестве, Кэрол приходит за подарком для дочери в универмаг, просит совета у симпатичной продавщицы и то ли забывает, то ли нарочно оставляет на прилавке свои перчатки.
Название фильма появляется на фоне диковинного узора, который вскоре оказывается вентиляционной решеткой нью-йоркской подземки и частью изысканного полутораминутного кадра: под меланхоличный, но чем-то взволнованный кларнет из саундтрека Картера Беруэлла камера поднимается от земли, проплывает через дорогу и заворачивает за угол. Приглушенные цвета, безупречно отполированные машины, дымка, фары, отражающиеся в лужах, прохожие без лиц — в основном мужчины в костюмах и плащах. Это тот же Тодд Хейнс и тот же оператор Эд Лахман, которые уже сделали фильм об отчаянной домохозяйке в 1950-е, «Вдали от рая», но «Кэрол» даже близко не напоминает его пышную техниколоровскую палитру и рассчитанные на широкий экран композиции. Решенное в оттенках коричневого, клаустрофобическое кино, которое все время норовит забраться то в машину, то в ванную, то в телефонную будку, отгородиться фильтрами и запотевшими стеклами.
Идея понятна: Хейнс хочет сказать, что его героини живут в атмосфере, которая постоянно, ежеминутно давит на них — не блеском фальшивого фасада, как во «Вдали от рая», а своей угрюмой, однотонной убогостью. К американским 50-м принято подставлять эпитет «лицемерный», но в данном случае это второстепенная характеристика, и почти все персонажи достаточно откровенны друг с другом; просто какие-то вещи обществом не принимаются, потому что общество плохое, как мы из своего прогрессивного времени с удовлетворением понимаем. Автор романа, по которому поставлена «Кэрол», Патриция Хайсмит, была убежденным мизантропом, и Хейнс составляет ей в этом смысле прекрасную пару. Занятно, что писательница определила Терез в детский отдел универмага, предвосхитив любимый мотив Хейнса — кукол (он когда-то снял целый фильм с помощью Барби). Кэрол, стало быть, снимает девушку с полки, где она могла бы простоять еще лет пятьдесят среди себе подобных.
И все это, вероятно, работало бы, если бы Хейнсу удалось противопоставить кукольному — человеческое, неживому — дышащее, обезличенному — индивидуально выстраданное. Задача, с которой он справляется максимум процентов на тридцать, причем проблема это концептуальная, полностью режиссерская. «Кэрол» — фильм, снятый с высоты сегодняшнего дня, ретро, рассказ о темных веках. Зритель, если он не совсем уж дремучий, с первых минут принимает сторону героинь и угадывает эволюцию их чувств на три хода вперед. Это по-своему комфортное чувство, но из-за него в истории отсутствует нерв и трение носит преимущественно социальный характер. Не классовый — что напрашивается и, возможно, было бы интересно, — а лишь на уровне «мы против них», любовь против общества нелюбви (здесь справедливости ради есть исключение в виде мужа Кэрол, который не совсем одномерный). Хейнс делает отсылки, явно сознательные, к «Короткой встрече», британскому шедевру середины 40-х с похожим простеньким сюжетом о возможности адюльтера, но это убийственное для него сравнение. Замужняя героиня «Встречи», увлекшись случайным знакомым, переживала моральную катастрофу не потому, что общество запрещало ей любовь, а потому, что она сама была неотъемлемой частью этого общества, — и это драма, и режиссер не знает однозначных ответов на свои вопросы, и мы ищем их вместе с ним, и 70 лет спустя в полностью изменившемся мире фильм волнует так же, как в день премьеры. «Кэрол» описывает роман, в котором вопросов нет вовсе: есть лишь пара влюбленных и прискорбные нравы давно закончившейся эпохи, не дающие им быть вместе.
Терез, накрашенная и причесанная под Одри Хепберн, но в отличие от той замкнутая в себе, для порядка слегка переживает — чего это ее влечет к тетеньке? — но это скучные сомнения того рода, которые в идеале развеивают на уроках сексуального воспитания. И к ним трудно относиться всерьез: а как бы вы поступили, если бы на вас стала смотреть со значением Кейт Бланшетт (которая насколько в «Жасмин» жила, настолько здесь — играет)? Смешно обвинять мейнстримовый фильм в том, что все слишком красивые, но притворяться, что именно эта изумительная, идеально подобранная пара — беленькая и черненькая, взрослая и молодая, аристократка и простушка — как-то символизирует угнетенный гомосексуализм, тоже немного смешно. Бесконечно манерная, в конечном счете монотонная в своих производственных статях и безупречном вкусе, «Кэрол» оказывается не пощечиной, но поцелуем — фильмом из тех, для которых маркетологи застенчиво и сладострастно извлекают табличку «Запретная любовь».