«Колыбельная скорбной тайне» Лава Диаса: и дольше века

Фотографии:
Bradley Liew
19 февраля 2016 в 13:45
Антон Долин провел целый день в кинозале, смотря один фильм, и только после сеанса понял, зачем.

Это уже не впечатление, а приключение — сеанс филиппинского фильма, включенного в конкурс Берлинале и длящегося восемь часов. А все вместе заняло около десяти, ведь приходить пришлось заранее, посередине был милосердный часовой перерыв, а в конце — непременные овации с выходом съемочной группы на сцену. «Колыбельная скорбной тайне» — новый фильм 57-летнего интеллектуала и радикала Лава Диаса, длительность чьих картин колеблется от четырех до одиннадцати часов, и первая его работа в конкурсе престижного и массового международного фестиваля.
Тут особый случай. Прежде чем разбирать то, как устроена картина и о чем говорит, будет уместным ответить на два вопроса. Первый: зачем Диас снимает такие длинные фильмы? Второй: зачем это вообще смотреть?

Разгадка вовсе не в том, что филиппинский режиссер не владеет искусством монтажа, по-графомански стремясь вставить в картину каждый отснятый кадр. Для него длительность картин — такое же оружие, как другие непопулярные методы: черно-белое изображение, россыпь плохо знакомых иностранному зрителю имен в диалогах, цитаты из поэзии, рваный и не всегда логичный сюжет. Диас по-партизански сражается с диктатом кинопроката, требующего удобоваримого хронометража. Он не стремится ни на экраны мультиплексов, ни даже на фестивали. В любом случае цельность замысла и его воплощения ему дороже. Диас — интересный пример художника, который отказывается не только от любых компромиссов, но и от уловок, помогающих как-то сгладить бескомпромиссность. Он заявляет сходу: фильм — это работа не только для создателя, но и для зрителя. Если ты не согласен ее проделывать, бессмысленно смотреть.

Это, конечно, вызов. Осталось понять, каковы причины его принять, кроме как поддаться «на слабО». Взять ту же «Колыбельную скорбной тайне». Тема — филиппинская революция 1896–1898 годов, ее события и последствия. Никаких исторических справок в фильме не дается. Разобраться в бэкграунде, не изучив его заранее (и даже изучив), крайне сложно. К тому же Диас далек от намерения снять обычное костюмно-познавательное кино. Значимые исторические личности вообще не появляются на экране, хотя упоминаются постоянно, намекая на необходимость знания о них. В частности, весь фильм цитируется предсмертное стихотворение доктора Хосе Рисаля, а сюжет по преимуществу посвящен поискам тела расстрелянного Андреса Бонифасио — это два мученика революции, центральные ее фигуры.

Тем не менее в центре внимания — персонажи вымышленные, и даже не самим Диасом. Это получившие вторую жизнь герои важнейших книг филиппинской литературы, написанных именно Рисалем (на Филиппинах их проходят в школе). Уже к началу фильма они находятся друг с другом в сложных взаимоотношениях, и чтобы понять их природу, необходимо смотреть внимательно и до самого конца. Окончательно запутывают ситуацию действующие лица второго плана: служители странного религиозного культа и живущие в лесу тикбаланги, мифические люди-лошади (в фильме Диаса они отличаются от остальных только эксцентрической манерой одеваться да еще тем, что периодически фыркают и ржут).

Как ни странно, именно изобилие деталей позволяет со временем отделить важное от несущественного. Понятно, что речь идет о политическом и социальном сдвиге, который уже привел и еще приведет к многочисленным жертвам. На кону свобода, которая — лишь абстракция, особенно в сравнении с привычно-комфортным существованием под пятой цивилизованных оккупантов. Все постоянно говорят о героях, но увидеть их не удается. Герои мертвы, кроме единственного — легендарного Бернардо Карпио, спящего где-то в заколдованной пещере и обязанного освободить филиппинцев после пробуждения (еще один интересный момент — ведь Карпио пришел из испанского фольклора, в котором считался убийцей Роланда и борцом с захватчиками). Тема «Колыбельной скорбной тайне» — компромиссы с совестью, неизбежные в годы революции и войны. На них идут все, от непротивленцев — поэта-идеалиста и его дяди-священника — до рационалиста и циника, ушедшего в политический протест, но по-прежнему выпивающего с друзьями-испанцами.

При всем внимании к эстетическому аспекту — от искусственно-театральной изысканности в начале фильма через суровые монохромные джунгли в его середине к чистоте пустынного моря в финале — Лав Диас из тех режиссеров, которых больше красоты беспокоят вопросы этики. Он пытается размышлять над неразрешимым парадоксом: если любое насилие — безусловное зло, стоит ли его жертвам отвечать насилием? Или надо бежать в лес, молиться каким-нибудь богам и верить в провидение?.. В самой постановке таких проблем есть что-то толстовское, хотя жестокие разборки пламенных революционеров (в прошлом союзников, а теперь врагов) напоминают скорее о «Бесах». Диас и вообще большой поклонник Достоевского, на романах которого основаны как минимум две его картины. Однако гораздо больше классической прозы «Колыбельная скорбной тайне» похожа на древний эпос с его повторами и длиннотами, ритуалами и припевами, грозным ритмом и трагическим пафосом.

Это тоже вариант ответа на вопрос «Зачем так долго?». Не интрига как таковая, а совместное с персонажами блуждание по нескончаемым джунглям вводят тебя в подобие транса, даря иное ощущение времени. Просмотр такого фильма некорректно называть увлекательным, но он, безусловно, захватывает в каком-то первобытном смысле слова. Действие разворачивается через считаные годы после изобретения кинематографа братьями Люмьер, так что Диас включает в свою картину сцену с киносеансом. Люди на экране подходят к камере, вглядываются в ее объектив, становятся все больше и, подобно пришельцем из параллельного мира, приводят наивную публику в ужас. Позже сам режиссер повторяет этот прием раз за разом: фильм будто атакует тебя, не давая отрешиться, отвлечься, устать. Можно лишь предполагать, что ранний кинематограф действовал на своих первых зрителей схожим образом и тоже казался то ли гипнозом, то ли магией, а не только популярным развлечением.

В Берлине я голосую в жюри международных критиков журнала Screen International, где надо расставлять звездочки всем конкурсным фильмам, от одной до четырех. За время просмотра я успел не раз задуматься, как оценить Диаса, но к концу отбросил все сомнения: только на четверку, никак иначе. И это не вопрос из серии «нравится/не нравится». Филиппинский режиссер так уверенно и последовательно навязывает свои правила кино, что любые твои критерии теряются. Вопрос о том, хорош ли фильм, исчезает за ненадобностью. Если ты прошел с ним весь путь до финальных титров — значит, не просто хорош, а превосходен. Если нет, не пытайся оценить.

В этом смысле «Колыбельная скорбной тайне», конечно, является уверенной победой, что бы там ни решило жюри. Одно то, что команда авторитетных кинематографистов во главе с Мерил Стрип провела в зале целый день за его просмотром, — уже триумф. Как и тот, мало кем оцененный, факт, что в двух главных ролях у Диаса — Джон Ллойд Круз и Пиоло Паскуаль (он же продюсер), популярнейшие из филиппинских звезд, обожаемые всей страной актеры, певцы и модели. Еще недавно Диас считался маргиналом и на родине, сегодня его там считают гением. Похоже, близок миг, когда к сходному мнению придет остальной мир. И неважно, так это или нет. Важно, что даже статус небожителя будет нужен Диасу не для денег и славы, даже не для завоевания Голливуда с его «Оскарами», а только для того, чтобы продолжать снимать многочасовые черно-белые загадочные полотна, разобраться в которых без «Википедии» смогут редкие счастливцы.