Величие Майкла Бэя иллюстрирует хотя бы история про артиста Моршауэра. В первых «Трансформерах» Гленн Моршауэр
— которого всю жизнь берут почти исключительно на роли офицеров — играет персонажа по имени полковник Шарп, который героически гибнет в первой же сцене, успев произнести несколько реплик и разбить пожарным топором компьютер, чтобы секретные сведения не достались врагу. Так вот, начиная со вторых «Трансформеров» Моршауэр играет уже совершенно другого человека: генерала (по фамилии Моршауэр!), который появляется пару раз почти в каждом фильме — и каждый раз, озабоченно склонившись над картами, изрекает что-нибудь типа «Пахнет жареным. А ну-ка пошлем восемь «пташек» в квадрат kd8330vee11».
Кто так делает в больших голливудских франшизах? Никто, что за ребячество. Но для Бэя идея воскресить чем-то дорогого ему актера и произвести его в генералы — не то что не проблема, это абсолютно естественно. Чем Моршауэр хуже Мегатрона, которому в каждой серии отрывают голову, а в следующей он как ни в чем не бывало пытается уничтожить все живое? Стэнли Туччи, изображающий в «Эпохе истребления» комического миллиардера (который как раз выживает), давно был обнаружен в титрах «Последнего рыцаря». Но, как теперь выяснилось, играет он вовсе не его, а волшебника Мерлина — в коротком, но запоминающемся эпизоде в духе, пожалуй, «Монти Пайтона». Так функционирует кино Майкла Бэя: номер артиста — всегда шестнадцатый, хорошо это для него или плохо. Меган Фокс вылетела после второй серии, доброжелательно сравнив в каком-то интервью Бэя с Гитлером. Бэй тут же заменил ее на модель Victoriaʼs Secret (знакомство с которой мы начинаем с долгого крупного плана ее задницы), легко пожертвовав линией про великую любовь Шайи ЛаБафа, которого, впрочем, и самого вскоре сменит Марк Уолберг.
Конечно, не потому что он Гитлер. А потому что он работает в парадигме авторского кино: режиссер — это бог, он — единственный, кто имеет значение для фильма. В сегменте летних блокбастеров такие случаи уже были — Джеймс Кэмерон, Ридли Скотт, конечно, Спилберг (один из продюсеров «Трансформеров»), Кристофер Нолан — но фигура Бэя все равно уникальна. Он даже не пытается сделать вид, что ему есть что сказать. Он просто стоит на вершине горы, потрясая своим огромным детородным органом, — настоящий, если вдуматься, концептуальный художник. Не Гитлер, а Дональд Трамп; не случайно в «Темной стороне Луны» чикагская «башня Трампа» была одной из центральных локаций.
Объявлено, что Бэй теперь уж точно покидает «Трансформеров», так что самое время подвести промежуточные итоги. Десять лет, пять фильмов, миллиард потрачен, четыре с чем-то будут заработаны (аналитики считают, что «Последний рыцарь» выступит скромнее предшественников). У «Парамаунта» на франшизу большие планы — но без Бэя это будет уже совсем неинтересно: возможно, это даже станет нормальным фантастическим кино. Все, что происходило до сих пор, назвать так можно с большой натяжкой. В течение двенадцати часов гигантские роботы дубасили других гигантских роботов, разрушив Чикаго, Гонконг, плотину Гувера, египетские пирамиды, мавзолей в Петре и Стоунхендж, сотни раз превратившись в автомобили и обратно и попутно решив личные проблемы двух американских мужчин.
Попытки как-то ранжировать серии «Трансформеров» предпринимались неоднократно, но это, конечно, пустое занятие: различить их сложно. Впрочем, «Последний рыцарь», пожалуй, — самое большое, шумное, безобразное произведение в цикле, бриллиант в короне: Бэй уходит с высоко поднятой головой. Трудно поверить, что когда-то речь шла о горстке роботов, сбежавших на Землю после гражданской войны на планете Кибертрон. Теперь мы знаем, что трансформеры истребили динозавров. Трансформеры заманили человека на Луну. Трансформеры — тут мы подходим к «Рыцарю» — сидели за круглым столом короля Артура. Трансформеры победили Гитлера (без Гитлера все-таки никак; в Англии, кстати, был большой скандал, когда Бэй для съемок соответствующей сцены завесил свастиками родовое поместье Черчиллей). Трансформеры написали «Гамлета» и «Волшебную флейту»; ну или по крайней мере заглядывали авторам через плечо.
Список серьезных артистов, втянутых в эту историю, — Джон Туртурро, ставший практически лицом франшизы (как вообще такое возможно?), Туччи, Малкович, Фрэнсис МакДорманд — триумфально увенчался Энтони Хопкинсом в самой, возможно, безумной роли его карьеры: потомственного трансформероведа, озорного британского аристократа, знающего тайный подземный ход на Даунинг-стрит, 10. Его соотечественница Лора Хэддок, начинавшая как лицо в толпе фанаток Капитана Америки, а потом ставшая несчастной матерью Питера Квилла, доросла до главной женской роли и заполнила многолетний вакуум в личной жизни Марка Уолберга; помимо этого, она, естественно, доктор, профессор и виртуозный игрок в поло.
Бэй хватает по верхам поп-культуры то, что считает нужным: название у Спилберга, первую битву из условного «Властелина Колец», финальную — из какой-то серии «Мстителей». Робот-дворецкий Хопкинса — пародия на C-3PO (при этом шизофреник и психопат). Но как хватает, так и отбрасывает. Это не плагиат и не оммаж, а кубики, игрушки, разбросанные по полу детской, — так же как автоботы и десептиконы, Мерлин и Шекспир, Библия и Стивен Хокинг. Бэй не умеет хотя бы ненадолго сконцентрироваться на чем-то одном — ему постоянно нужно бежать дальше, играть во что-то новое: из-за этого все «Трансформеры» на сюжетном — да и просто на монтажном — уровне производят впечатление чудовищного бардака. Но то, что взрослому кажется беспорядком, для ребенка или подростка может иметь железную логику, и у Бэя в этом смысле происходит какая-то волшебная подсознательная смычка с целевой аудиторией; все-таки странно делать вид, что «Трансформеры» — это кино для всех возрастов.
Бэй сейчас в самом расцвете сил, но понятно, что как автор он — уходящая натура. Все «измы», на которых построено его творчество, — мачизм, сексизм, милитаризм, империализм — стремительно вышли из моды; запрос на них никуда не денется, но Голливуд умеет настаивать на своей культурной политике. И наверное, это правильно. И все же в светлом будущем корректных, сбалансированных, благоразумных летних блокбастеров определенно будет не хватать Майкла Бэя. Его хамских — и зачастую довольно смешных — шуточек, его бравых американских спецназовцев, для которых весь мир — полоса препятствий, взорванных достопримечательностей, вертолетных лопастей в рапиде, съемок против солнца, едва совершеннолетних девиц в джинсовых шортах. Глупое — не просто глупое, принципиально лишенное даже намека на мысль — красивое, глубоко невинное кино. Наивное пубертатное искусство, которое, несмотря на всю свою браваду, никого не хочет победить или даже соблазнить — только помечтать об этом.
