Мигранты — берлинский лейтмотив, и как могло быть иначе? Здесь даже есть специальная программа «Отведи беженца в кино» — для волонтеров и их подопечных отложены билеты. Это не только социальная инициатива, но и постмодернистская картина мира: режиссеры снимают фильмы о мигрантах, а те идут смотреть на то, как европейская публика воспримет кино об их жизни. Как жаль, что в разношерстных толпах, ежедневно осаждающих берлинские кинотеатры, так трудно отыскать живого мигранта и спросить, как ему понравилось увиденное. Работает ли экспериментальная программа, неведомо, статистику обнародуют только после фестиваля.
Зато само кино — работает. Если превыше всего политика, если реальность интереснее вымысла, а фильмы — орудия борьбы за справедливость, авангардом в этой войне обязаны стать документалисты. Они и становятся. В свое время Канны начали маленькую фестивальную революцию, присудив Майклу Муру «Золотую пальмовую ветвь» за «Фаренгейт 9/11», а Венеция продолжила, отдав «Золотого льва» документальному фильму Джанфранко Рози «Священная римская кольцевая». Теперь уже в Берлине в конкурсе сразу две неигровые ленты, из которых лучшая принадлежит тому же Рози (Майкл Мур тоже участвует с новой лентой, просто вне конкурса). И ее тема — мигранты на Лампедузе, небольшом итальянском острове, затерянном между побережьями Сицилии и Северной Африки, через который по пути на континент проходят десятки тысяч нелегалов.
Название «Огонь в море» отсылает и к одноименной старой песне, звучащей в фильме по радио, и к рассказам бабушки о годах войны, когда рыбаки по ночам боялись выйти в море из-за боевых кораблей. То есть речь не только о спасительном огоньке, но и о пугающем уничтожительном пожаре. Рози приехал на Лампедузу, можно сказать, случайно, и был настолько впечатлен увиденным, что задержался на целый год, в течение которого и снимал — собственноручно, при минимальной помощи коллег — свой поразительный фильм. Сработали и профессиональная самоотверженность, и природная интуиция. Качества настоящего художника, а не репортера, за которых так часто по недомыслию принимают документалистов.
В полутьме наступающей ночи звучит диалог между мигрантами, дрейфующими где-то в море, и спасателями. «Спасите, мы тонем!» — «Назовите ваши координаты». — «Тут 250 человек, мы терпим бедствие!» — «Назовите координаты». — «Ради бога, пожалейте нас!» — «Назовите координаты…» Нехватки в жестких сценах — показанных, впрочем, деликатно, без попытки как-то надавить на зрителя (и без малейших комментариев) — не будет: с каждого корабля снимают умирающих от жажды и истощения людей, дети и женщины гибнут первыми. Такова повседневная реальность Лампедузы. Но есть и удивительные по силе зарисовки, вырастающие в метафоры: дружеские футбольные матчи между людьми в центре временного содержания беженцев, ночная рэп-молитва одного из мигрантов, осмотр беременной женщины единственным врачом острова, доктором Пьетро Бартоло. Кстати, это на приеме у него, подхватив бронхит, Рози наслушался историй о беженцах и решил снимать свою картину.
«Огонь в море»
На удивление, эти эпизоды составляют едва ли четверть фильма. У него есть и другие герои, кроме уроженцев стран Африки и Азии, бегущих через океан в спасительную (или кажущуюся такой) Европу. Тот самый пожилой доктор-гуманист. Или диджей местной радиостанции: он молчаливо принимает заказы от слушателей, и наполняющие эфир песни создают сюрреалистически-ностальгическую атмосферу фильма; точно так же режиссер Рози компонует реальность по-своему, не пытаясь на нее повлиять. Или старенькая донна Мария, вечно в готовке и уборке, поджидающая своего мужа — тот каждый вечер уходит к морю с аквалангом, какой бы ни была погода, и приносит домой пойманных моллюсков. Наконец, центральный герой «Огня в море», через которого картина Рози смыкается с традицией итальянского неореализма: 10-летний Самуэле, сын рыбака.
В первых кадрах фильма он карабкается на дерево, а потом долго, пыхтя от усердия, отпиливает от него сучок. Выясняется, что Самуэле мастерит рогатку, чтобы по ночам охотиться на птиц. Он и воинственный — постоянно играет в стрельбу, а потом устраивает настоящий геноцид кактусов, на листьях которых вырезает подобия человеческих лиц, — и уязвимый: один глаз плохо видит, и вот врачи прописывают ему очки. В море Самуэле мутит, а взрослые советуют ему тренировать вестибулярный аппарат, проводя время на пирсе: привыкай к качке. Самуэле, в чьей самоуверенной естественности ощущается эхо кинематографа неореализма, и есть нынешняя Европа. Не старушка, на которую мы привыкли снисходительно посматривать, а полный тревог и комплексов подросток, учащийся заново смотреть и твердо стоять на ногах. Именно в таком положении все современные миры — и так называемый третий, посланцы которого заполоняют города Старого Света, и тот, который мы привыкли считать цивилизацией.
Ненавязчиво, без педалирования, почти незаметно сквозь повседневность прорастает вечное — слитое с небом серо-стальное море, спрятавшаяся в ветвях птица, Ноев ковчег набитой лодки, которая вот-вот пойдет ко дну. Рози еще и незаурядный оператор, и умный монтажер. Так же в саундтрек итальянской попсы внезапно вклинивается оперный хор. То евреи из «Моисея в Египте» Россини: как знать, где здесь Египет, откуда бегут освобожденные рабы, а где столь же неуютная земля обетованная. Все смешалось.
Та же тема, но в совершенно другом регионе, — в центре поразительной картины лидера китайской документалистики Ван Биня «Таанг» (она представлена в программе «Форум»). Речь о бирманском этническом меньшинстве палаунг (они называют себя таанг), которых гражданская война заставляет бросать дома и уходить целыми семьями в соседний Китай. Если Рози деликатно смотрит на мигрантов со стороны, то Ван Бинь становится среди них своим: он жил в лагерях беженцев и, по сути, стал одним из них, умудрившись сделать камеру незаметной. Живем с героями фильма и мы, на протяжении двух с половиной часов вслушиваясь в обрывки разговоров и всматриваясь в то, как оторванные от земли люди постепенно теряют идентичность.
«Таанг»
Национальные костюмы превращаются в причудливые тряпки. Забываются даты, факты и имена. Приграничный ландшафт, в котором постоянно слышатся разрывы бомб и автоматные очереди, на глазах становится постапокалиптическим пейзажем. «Таанг» настолько же реалистичен, насколько фантастичен. Люди, оказавшиеся вне привычного социума, чувствуют и ведут себя как в безвоздушном пространстве. Днем они находятся в постоянном движении, не имея понятия о его направлении: бегут не куда-то, а откуда-то. Ночью застывают на месте. Сердцевина фильма — огромные по протяженности ночные сцены, в которых беженцы греются у костров. Перед нами человечество, опрокинутое в каменный век: будто в пещере, оно спасается у единственного источника света в надежде на никак не наступающий рассвет. Безмятежны лишь дети, накрепко забывшие во время бегства, кто они такие.
В конкурсе на общем фоне выделяется еще одна картина о беженцах — на сей раз игровая, о мексиканцах-нелегалах в Америке. «Я — Неро» — необычный фильм: ведь снял его в Штатах известный фестивальной публике иранский режиссер, и сам беженец — он родился в Тегеране и в юности бежал в Великобританию — Рафи Питтс («Это зима», «Охотник»), сценарий написал прославленный румын Разван Радулеску («Смерть господина Лазареску», «4 месяца, 3 недели и 2 дня»), а оператор — представитель «новой греческой волны» Кристос Караманис («Шевалье»). Вместе они поднимают табуированную тему. Многие мексиканцы идут в солдаты американских войск на Ближнем Востоке, чтобы получить грин-карту, после чего выживших на фронте благополучно депортируют на историческую родину, так и не дав гражданства.
«Я — Неро»
Мы видим, как 19-летний Неро ночью перебегает границу, чтобы потом автостопом добраться до Лос-Анджелеса — в Беверли-Хиллз, по слухам, живет его брат Хесус. Они встречаются, и герой с благоговением рассматривает шикарный особняк, одежду и картины на стенах, спортивные автомобили и бассейн. Разумеется, наутро выясняется, что брат всего лишь работает на владельцев особняка как автомеханик. Неро приходится продолжить путь. Вторая половина картины разворачивается посреди «ничьей земли» где-то в далеких краях. Здесь взявший имя брата (и его нелегальные документы) герой горделиво называет себя гражданином США и обороняет зыбкие границы своей новообретенной родины. После нападения на охраняемый им блокпост он вынужден бежать, чтобы в пути среди пустыни расстаться с попутчиками и формой, вновь превратившись в безымянного и бесприютного беглеца. «Своих» для него вновь не существует: он чужой для всех.
Статистика использования мигрантов вооруженными силами сверхдержавы, конечно, неприятно впечатляет. Сам же фильм, слишком тщательно выстроенный и в конечном счете назидательный, очевидно проигрывает на фоне мощных фресок режиссеров-документалистов. Видимо, все-таки в некоторых областях вымысел бессилен в сравнении с невероятной реальностью, не дающей оторвать от себя глаз и будто призывающей не торопиться с выводами.