Алена Солнцева, «Вольный стрелок» / «Огонек»: «По слухам, фильм «Брат» является лидером российского видеопроката. Говорят, что продано то ли пятьсот тысяч кассет, то ли четыреста. Точно не знает никто, даже Починок. Известно лишь, что этот малобюджетный фильм, на производство которого затрачено что-то около 200 тысяч долларов, себя окупил уже в первые недели продаж. <…> Бодров сыграл роль, которая впервые за десятилетие заставила критиков говорить о точно угаданном типе современного героя. Даже слова все эти забыли уже, а вот пожалуйста. Сам-то фильм сделан очень просто. Но точно».
Алла Боссарт, «Сон на поражение» / «Сеанс»: «Брат» похож на кино, и замечательно похож. Это объективное явление, обязанное своим фактом не столько Балабанову, сколько освобожденной стихии российских комплексов».
Станислав Ф. Ростоцкий, «Брат» / Premiere: «Среди российских фильмов последнего времени «из современной жизни» он выгодно отличается стильностью и вполне современным (то есть порой некорректным и еще менее гуманным) юмором. А самое главное — сейчас, когда едва ли не каждая наша лента хоть немного да «про бандитов», Балабанову как никому другому удалось показать мир криминала, точно и со вкусом сочетая в образах своих незаконопослушных героев почти фольклорную стилизацию и суровую правду жизни. Возможно, это не лучший комплимент режиссеру «Счастливых дней» и «Замка» — фильмов вполне эстетских. Но, с другой стороны, как знать — не начни некогда постановщик с Беккета и Кафки, отечественные «пацаны» не получились бы у него столь выразительными и живыми?»
Евгений Марголит, «Плач по пионеру, или немецкое слово «Яблокитай» / «Искусство кино»: «Брат» Алексея Балабанова для меня <…> не «новое» кино, не «старое» кино, а художественное. И потому — бесстрашное. Понятно, что это работа человека с подлинным кинематографическим чутьем (что в эпоху видео ба-а-льшая редкость). Но чутье-то откуда? И вот тут-то отвечу: это кино идеального зрителя. И уточню: идеального зрителя детского пионерского кинотеатра (а такие были во всех городах нашей тогда еще необъятной Родины), который — в отличие от многих — вырос».
Даниил Дондурей, «Не брат я тебе, гнида…» / «Искусство кино»: «Фильм, лишенный в своей основе больших амбиций, вдруг стал чуть ли не манифестом нашего новейшего кинематографа (ситуация нынешней идейной и эстетической пустыни не оправдывает явно завышенных оценок). Манифестом, который встречен многими изданиями с восторгом. Декабрьский «Кинопарк»: персонаж Сергея Бодрова-младшего «признали новым национальным героем… Произошло то, чего так ждали от кино: имя главного героя стало нарицательным. Появилось «лицо» у целой армии молодых людей, пытающихся найти себя в большом городе». И от этого, честно говоря, тошно. <…> Какой приятный парень — герой. Чистым взором и с искусствоведческим прищуром он обозревает изумительные постройки Воронихина и Растрелли. Ну, а если убивает каких-то там людей (причем не «черножопых»), так ведь потому только, что они — плохие. К тому же русских, особенно родственников, притесняют, потому и мстит он почти как… чеченец».
Юрий Гладильщиков, «Сюжет для небольшого убийства» / «Итоги»: «Киллер — герой нашего времени. Убийство стало обыденностью. Если раньше убийца слыл человеком мерзким, знал про себя, что он грешник и злыдень, то теперь можно быть одновременно убийцей и обаятельным добряком. <…>
Мораль, как легко догадаться, в том, что убийцы — инфантильны. Что в душе героя гармонично соседствуют «Наутилус» с его нравственным нонконформизмом и — способность безмятежно убивать. Выросло поколение, с одной стороны, вроде бы взрослое (но в реальности усвоившее лишь одну науку — защищаться и истреблять), а с другой — не способное ни к раскаянию, ни к рефлексии по поводу смерти и злодейства».
Елена Плахова, «Критики о фильме» / «Сеанс»: «Все вопли о жестокости «Брата», о вызывающей ненаказуемости зла звучат на документальном фоне отечественного криминального эпоса лицемерно. Идею воспитательной роли искусства приходится пока оставить Голливуду. Где, кстати говоря, фильмам торжествующего зла, за известными исключениями, места нет. Как и в американском прокате: с этим уже пришлось столкнуться тем, кто пытается продать картину Балабанова за рубеж».
Сергей Добротворский, «Мой старший брат» / «Коммерсантъ»: «В известном смысле автор делит судьбу пополам с героем. Оба переступили определенную границу. В том смысле, в каком великий Андре Базен говорил об «этике взгляда». Суть очень проста: не следует выискивать нравственные мотивы внутри или вне окружающих. Надо обладать этикой собственного видения, и она сама все расставит по местам. Алексей Балабанов увидел в нынешней жизни нечто не виденное прежде всего потому, что не встал ни на одну из точек зрения, так или иначе приличных теме. Традиционно осуждающую (убивать плохо!). Покорно оправдательную (убиваю, а что делать?). И даже модно-куражистскую (убивать, так грамотно). Герой уехал в столицу с тем, с чем и приехал — любя брата и фанатея от песни «Крылья». И что с того, что брат оказался Иудой, а Слава Бутусов так никогда и не узнает, что в квартире, этажом выше которой он выпивал, в тот момент резали людей?.. Такая нынче жизнь. Такой ее увидел Алексей Балабанов. Потом зрители».
Виктор Матизен, «Критики о фильме» / «Сеанс»: «Бодров — не актер, он существует на экране как органичный типаж. Он не перевоплощается, а лишь использует естественную психомоторику, одинаковую и в роли ведущего «Взгляда», и в «Кавказском пленнике», где его герой — сын учительницы, и в «Брате», где он — сын убитого в зоне вора-рецидивиста. При том, что сам он — мальчик, на лице которого написано хорошее воспитание».
Александр Трошин, «Критики о фильме» / «Сеанс»: «Мешает удивительная безэмоциональность фильма. Причем, расчетливая, как я погляжу. Иначе зачем тут вместо профессионального актера зажатый натурщик — с одним на все девяносто шесть минут выражением глаз и одной, любительски-деревянной, интонацией?»
Сергей Лаврентьев, «Чем не новый Збигнев Цибульский?» / «Культура»: «В наше кино пришел человек, которому суждено стать олицетворением Времени и Поколения. И очень хорошо, что Бодров-младший не артист. Игра ему противопоказана. Он должен просто быть. И если в «Кавказском пленнике» органичность этого кинобытия оказалась убедительнее блистательного таланта Олега Меньшикова, то в «Брате» с Бодровым сопоставить некого. Говорить о фильме — значит говорить о нем. <…> Надо быть уж очень озабоченным проблемами современных межнациональных отношений, чтобы не разглядеть, на мой взгляд, главное в характере, открытом Балабановым и Бодровым. Данила Багров из «Брата» — это Мачек Хелмицкий из шедевра Анджея Вайды, фильма «Пепел и алмаз». Их роднит чувство неразделенной любви к Родине».