Майор Перси Фосетт (Чарли Ханнам) честно служит Британской империи, но его военной карьере мешает дурная репутация его покойного отца. Королевское географическое общество предлагает Перси, имеющему опыт в топографии, отправиться в Южную Америку, где Бразилия и Боливия вот-вот начнут войну из-за спорных территорий, богатых каучуком: от него требуется начертить карты Амазонии в местах, где не ступала нога белого человека. Экспедиция займет годы, жена Фосетта Нина (Сиенна Миллер) беременна их вторым ребенком, но он соглашается и вместе с адъютантом Генри Костином (Роберт Паттинсон) в 1906 году отплывает в Бразилию.
За предыдущие двадцать лет Джеймс Грей поставил пять фильмов («Маленькая Одесса», «Ярды», «Хозяева ночи» и др.), и все они были про Нью-Йорк — более того, за пределы родного Бруклина режиссер выходил неохотно. Автор интимных иммигрантских драм, он был, мягко говоря, неочевидным кандидатом для исторического эпоса про британцев в джунглях. С другой стороны, Грея по молодости любили (довольно поверхностно) сравнить с молодым Скорсезе — почему бы ему и дальше не двинуться вслед за ним; так, возможно, рассудил Брэд Питт, который предложил ему работу, поначалу намереваясь сыграть главную роль. В основе фильма — одноименная книга журналиста «Нью-Йоркера» Дэвида Грэнна, вышедшая в 2009 году и содержавшая новые гипотезы относительно судьбы легендарного исследователя.
К Грею с его демонстративно старомодными представлениями о структуре, диалогах, мизансцене давно приклеился ярлык классициста, но никогда еще это не было так очевидно. На бумаге первые аналогии, конечно, Херцог и Коппола, однако «Город» сделан совсем про другое и в другой манере, он напоминает, пусть и с некоторыми все-таки идеологическими поправками на эпоху, золотую британскую классику — Дэвида Лина, даже Пауэлла и Прессбургера. И это не столько стилизация, сколько естественная укорененность в традиции: Грей — режиссер, который родился на несколько десятилетий позже, чем следовало, но который заставляет нас забыть об этом.
Это поразительно — учитывая авантюрный материал — сдержанное, застегнутое на все пуговицы и, скажем это еще раз, британское кино. Речь идет о человеке, балансирующем на грани безумия: идеей фикс Фосетта стали поиски древнего города (Z, последняя буква алфавита, — потому что это будет точка в наших исследованиях развития цивилизаций), того, что принято называть Эльдорадо. Однако Чарли Ханнам, заменивший Питта и пристегнутого потом к проекту Бенедикта Камбербатча, играет не одержимость, но целеустремленность, цельность, спокойную уверенность в своей правоте. Он ищет не золото, а доказательство ничтожности европейского расизма, представления, по которому мир делится на развитые народы и дикарей. Экранный Фосетт (вполне вероятно, далекий от реального) — воплощение романтического, наивного, книжного благородства, человек, шагнувший со страниц Киплинга или Конрада. При этом Грей помнит и об обратной стороне всего этого самоотверженного героизма, заброшенной на годы семье: у Сиенны Миллер большая, важная роль. Образ Фосетта так легко можно было сделать более броским, более выигрышным, стоило дать немного Клауса Кински, но в мире Грея не таращат глаза и не повышают голос, в нем говорят почти шепотом — чтобы заставить нас прислушаться.
Фильм идет два с лишним часа, охватывает почти двадцать лет и содержит все формальные признаки эпоса, но в нем нет ни грамма лишнего веса. Режиссер избегает свойственных жанру широких мазков, предпочитая прорабатывать детали, отталкиваться от эпизода. Оператор Дариус Хонджи, один из главных на свете мастеров сделать красиво, занимается тут живописью почти буквально: какие-то кадры — пейзажи в Англии, сцены в Географическом обществе, портрет Фосетта со световым акцентом на руки — очевидно, украдены из картинной галереи. Другие — скажем, эпизод, в котором герои в ночных джунглях набредают на оперное представление, или невероятный, захватывающий дух последний кадр — волшебство кино, о котором художники могут только мечтать.
Постоянная игра Грея с тенями, обилие его любимого полумрака, чередующегося с ослепительной зеленью джунглей, с самого начала придает фильму характер галлюцинации — не лихорадочной, а медленно, неуклонно прорастающей в глубине сознания. Эта тема развивается в небольшой фронтовой вставке (с ожидаемым появлением Елены Соловей) и наконец расцветает в замечательном финале, где судьба Фосетта окончательно складывается в волнующую и печальную метафору. Сон о золотом городе, мечта о чуть менее возмутительном мире и своем в нем предназначении, Индиана Джонс и пустота.
