Глория (Энн Хэтэуэй) сидит в Нью-Йорке без работы, смотрит телик и много пьет, и одним прекрасным утром деловой и довольно неприятный бойфренд (Дэн Стивенс), устав от всего этого, указывает ей на дверь. Ей приходится вернуться в родной городок в Нью-Джерси, где по крайней мере есть крыша над головой — совершенно пустой родительский дом. Тут же она встречает Оскара (Джейсон Судейкис), с которым училась в младшей школе. Милый бородач Оскар, чья жизнь тоже сложилась не слишком удачно, одалживает ей диван и телевизор, знакомит с друзьями и даже берет ее официанткой в свой загибающийся бар. Тем временем в Сеуле появляется гигантское годзиллообразное чудовище, которое разрушает небоскребы как карточные домики. И Глория вдруг с ужасом понимает, что это чудовище — она.
Это не обязательно комплимент, но таких фильмов, во всяком случае, еще не было. Испанский режиссер и сценарист Начо Вигалондо, что-то среднее между Шьямаланом и Джо Сванбергом, — любитель оригинальных концепций: прославившая его «Временная петля» была детективом с участием машины времени, недавние «Открытые окна» почти целиком влезли в экран ноутбука, а в «Пришельце из космоса» над романтическими проблемами героев висела летающая тарелка. Жанровые эксперименты трудно продавать (и у «Девушки», кажется, с этим некоторые проблемы), и значительная часть аудитории, любящая порядок, гарантированно останется в недоумении — но «Девушка» как минимум не выветрится из головы по пути из кинотеатра домой.
Как и в «Пришельце», Вигалондо скрещивает маленькую, демонстративно приземленную инди-мелодраму (или комедию — но смешного тут, в общем, совсем немного) с чем-то категорически невероятным и в буквальном смысле колоссальным. Первые полчаса, если не считать минутного пролога, «Девушка» напоминает весь массив сентиментальных фильмов про визит со смешанными чувствами на малую родину — вроде, например, «Бедной богатой девочки». Перманентно накачанная пролетарским пивасом, полгода не посещавшая парикмахера и изгнанная из профессии с не самыми, прямо скажем, высокими требованиями (она была блогером!), Хэтэуэй кубарем скатывается по социальной лестнице: что может быть унизительнее, тем более в Америке, чем возвращение в тридцать с чем-то лет на первую клетку. И ее новые старые друзья, которые с этой клетки и не двигались, оптимизма не добавляют.
Дальше, однако, вступает линия с сеульским чудовищем, которая поначалу кажется не очень удачной дорогостоящей шуткой, но постепенно начинает приобретать смысл — и даже не один. Вдобавок и история провинциальных фрустраций на этом фоне развивается в неожиданных направлениях. Для сохранения интриги опустим подробности, но центральная метафора — таких размеров, что ее видно уже издалека: несчастная корейская столица имеет дело с внутренними демонами Глории (и не только), которые приобрели такую вот гротескную форму. Вигалондо даже объясняет, как именно это произошло, — излишне, пожалуй, поэтично.
Когда вспоминаешь законченный фильм, в котором все элементы, казавшиеся случайными, уже закрючковались, закруглились и отразились друг в друге, он выглядит довольно блестящим. Другой вопрос — и это вечная беда концептуальных работ, — что, собственно, смотреть его, особенно поначалу, не всегда так уж увлекательно. Вигалондо — человек остроумный и довольно чуткий, но у него есть проблемы с ритмом, некоторые сцены сделаны откровенно неуклюже и даже в той горстке персонажей, что здесь представлена, не все знают, чем себя занять.
Но похмельная Хэтэуэй не худшая, так или иначе, компания, а темы фильма не сводятся, к счастью, исключительно к гендерным, хотя трудно припомнить более внушительный образ триумфального женского освобождения от властных, занудных, контролирующих мужчин. Это также и притча о том, какой крошечной благодаря технологиям стала наша планета, где все происходит онлайн и ты можешь смотреть на того, кто рядом с тобой, через его отражение на другом континенте — и взмах крыльев бабочки разрушает далекие города уже мгновенно. И как это новое восприятие мира вместо того чтобы объединить людей, сделало их еще меньше, еще несчастнее, еще отдельнее.