В Бостоне снег, и 40-летний Ли Чандлер (Кейси Аффлек, премия «Оскар») методично его разгребает. Еще он чистит заторы в толчках, чинит проводку, ликвидирует протечку, выносит мусор — мастер на все руки, он латает мелкие бытовые неурядицы в четырех соседних домах. Говорит он неохотно и только по сути возникшей проблемы, если чуть сбить прицел обсуждаемого вопроса в сторону отвлеченной беседы, тут же начинает крыть матом, при особых обстоятельствах может дать и в табло — это когда вечером нагрузится в местном баре. Раз и навсегда заведенный ход этой зимней спячки нарушает печальный звонок из родного городка Ли — Манчестера у моря, что в полутора часах езды, — тоже, впрочем, предсказуемый: у брата (Кайл Чандлер) давно шалило сердце, и вот. Ли готов так же методично, как гребет снег, организовать похороны, передать наследство осиротевшему племяннику-старшекласснику (Лукас Хеджес) и вернуться к обслуживанию жильцов, да почва промерзла так, что до весны нет возможности закопать труп на историческом кладбище, где брат купил себе место. В завещании он назначил Ли опекуном своего сына, а это значит — либо осесть обратно дома, либо увозить с собой на все казенное пацана, непонятно что делать с рыболовецкой лодкой, бывшей для трех поколений мужчин их семьи — что флаг для государства, из прошлого лезут бабы какие-то непрерывные (Мишель Уилльямс, Гретчен Мол), да и зритель вправе, наконец, узнать, почему так нелюдим Ли и какого ляду фильм про похмельного сантехника идет под музыку Генделя.
Про «Манчестер у моря» можно было бы отшутиться фразой, что это как если б «Афоню» поставил и сочинил Ингмар Бергман, вдохновившись «Жертвоприношением» Тарковского, — но в принципе так оно и есть. А что, охрененное, пользуясь словарем персонажей «Манчестера», кино бы получилось, разве нет? Оно и получилось. Среди шести номинаций картины на «Оскар» одна из двух, взятых ею, — за сценарий. Давно установлено, что если фильм продул в остальных номинациях, но был отмечен за сценарий, он и будет самым особенным, а то и войдет в историю. Если не забираться в дебри, в самом недавнем прошлом таковыми становились «Она», «Трудности перевода», «Потомки» и «Вечное сияние чистого разума», и «Манчестер» с первого просмотра вписывается в этот ряд фильмов, которые ни с чем не спутаешь. Потому что по ходу второго вы обнаружите, что он был ни к чему, что каждый кадр, каждая фраза и ситуация с первого раза навечно закрепились и пустили корни в вашей памяти. Что роднит эти фильмы — что ни один человек с чувством самосохранения не хотел бы стать фигурантом дел, в них описанных, они не только подбирают метафору, но и раскуривают из образов и звуков такой мир, где этой трагедии жилось бы уместно и вольготно; так же, думая о мертвых возлюбленных, мы склонны представлять их в раю, где их окружает только то, что они больше всего любили при жизни. Вот и здесь — катера и яхты, зимнее море, шпили на берегу, где молятся о вашем возвращении: суровая утеха освобожденному от надежды.
Характер картины странным образом объясняет тот факт, что он стал первым в экспериментальной серии фильмов для кинопроката, созданных в ушедшем году интернет-магазином Amazon, производившим кино и прежде, но для домашнего просмотра. «Манчестер» вошел в историю как первая лента интернет-портала, выдвинутая на «Оскар», что послужило серии шуток от ведущего церемонии типа «Закажите просмотр «Манчестера у моря», и вы получите к нему упаковку золофта бесплатно». Золофт — антидепрессант, а депрессия — слово, без которого не обходятся прения об этом фильме. Депрессия персонажа Аффлека, депрессия, в которую погружает просмотр. Хотелось бы оспорить это навязчивое суждение. Произведенный «Амазоном» фильм рисует, даже уместно сказать — живописует, состояние интернет-пользователя, при этом обходясь без современных гаджетов; напротив — давно не было картины, которая бы напомнила так давно не оживавший на экране, а в реальности никуда и не канувший мир тюлевых занавесок, стеганых одеял, разноцветных тряпичных круглых ковриков, плюшевых кресел — воинствующей анти-IKEA. Да бог с вами, герой Аффлека читает в кровати при ночнике детективы в бумажных переплетах!
Но онлайн-жизнь — это в первую очередь жизнь мимо офиса, магазинов, транспорта, корпоративов, мимо этики организованного социума. Ли выходит на работу во двор, когда представители этого социума разъехались по рабочим местам. Люди, которых он, а с ним и мы, зрители, встречаем, — это те, кто остался дома по причине протечки канализации или еще чего. Взяли отгул. И даже от такой жизни Ли на наших глазах уезжает в многонедельный отпуск для организации похорон. Два с половиной часа мы смотрим на мир, каким его знают пенсионеры, школьные прогульщики, люди на больничном, дворники — и те, кто наладил жизнь онлайн. Ровный свет полдня. Падает снег. Простуженное бормотание. Пованивающий пивком муж, после рыбалки полезший в носках прикорнуть возле приболевшей жены. Усыпляющее мерцание хоккейного матча в повторе. Ровный плеск волн в рыбацкой гавани, где пришвартованы все лодки и некого ждать. Упрямо воткнувшиеся в вату облаков шпили церквей, прервавших молитвы. Тихий час.
Так же, как шпили, как гобои и органы Генделя, как воротящий нос от всякой назойливости Аффлек, так же упрямо и без повода на финальных титрах возникнет американский флаг, реющий над коттеджем. Несколько десятилетий фильмы стремились к сопливым катарсисам. «Манчестер» оглашает новую эру — когда фильм, начавшийся с зябкости и обреченности, совершает свое движение, не чтобы сомкнуть против них любящие объятия, но чтобы принять и обнять эти зябкость и безысходность как условия жизни. Хоралы и шпили здесь — делегаты человеческого стоицизма, обреченных на смерть людей, чьи организмы помимо их воли заточены на самоуничтожение, принимающих причитание «ничего из тебя не выйдет» как судьбу, которую они не выбирали, а всякого, кто попытается вызывать на откровенность и манить перспективами, пошлют матом и припечатают кулаками. В этом смысле «Манчестер» стал киноэквивалентом эпилога романа Донны Тартт «Щегол», в котором эта философия 2010-х годов была проговорена с буквалистской доходчивостью.
Хичкоковская «Веревка» вошла в учебники и вечную память киноманов, потому что, ограничив себя одной комнатой и убрав из поля зрения видимые монтажные склейки, в монашеской келье минималистского фильма режиссер при помощи точно рассчитанной смены освещения поведал, сверх криминальной истории, волшебную историю о послеполуденном часе, что забрал с улиц людей с их повседневными заботами и перенарядил закатом к вечернему выходу в свет. Время внутри фильма совпало со временем зрителя: ведь кино смотрят обычно ранним вечером, и когда экран гаснет, мы бредим рестораном. «Манчестер у моря» — это еще и фильм о том, как зима, ронявшая снегом сплошные «никогда» и «навсегда», незаметно, но поступательно, кадр за кадром, отодвигалась грязными сугробами к обочинам и в итоге превратилась в раннюю весну, когда до почек еще далеко, но снег сошел и солнце уже пришпарило столики и лавки возле кафе так, что случайный прохожий впервые за полгода зимы невольно озадачился: а ведь на них и впрямь можно уже присеть и пропустить стаканчик на свежем воздухе. Именно за этим занятием — пялиться на пригретые сухие скамейки как на полную неожиданность — мы и оставим в финале Ли. И разве это не еще одно проявление волшебства: фильм, припозднившийся с российским релизом к оскаровской гонке, нашел нас как раз в те дни, когда с нами происходит то же самое?