Роман Каримов, простой парень из Уфы, пару лет просто так проживший в Лондоне, прославился своим малобюджетным дебютом — фильмом «Неадекватные люди», больше похожим на американское инди, чем на российское кино. На прошлой неделе в прокат вышел его новый фильм «Гуляй, Вася!» — многофигурная комедия положений, в которой действуют симпатичные и узнаваемые герои с нашего двора: менеджеры, гопники, официантки и мелкие бизнесмены. Несмотря на периодическую поддержку Минкульта и больших студий, Каримов по-прежнему считает себя независимым режиссером, который не ищет компромиссов с индустрией, но хочет найти контакт со зрителем.
— Ваш первый фильм «Неадекватные люди» был абсолютно независимым проектом, вы появились как человек из ниоткуда. Сейчас, семь лет спустя, уже можете сказать, что вписались в индустрию?
— Не знаю. Если это определяется поступающими предложениями, то да, проекты предлагают. Если говорить о правилах, по которым действуют остальные, то, скорее всего, нет. Я все равно независимый производитель, и если сталкиваюсь с мощным продюсерским давлением, то ничем хорошим это не заканчивается, как доказал проект «Стартап» (Каримов предпочел подписаться в титрах этого фильма псевдонимом и написал в соцсетях, что не является его режиссером. — Прим. ред.). Насколько я слит с индустрией? Наверное, просто играю на обочине. Пользуюсь небольшими благами. Часть моего финансирования является государственным, но не на такой широкой и постоянной основе, как у других режиссеров и продюсеров.
— Когда вы говорите о «правилах» индустрии, вы что имеете в виду?
— Государственные протекционистские меры, конечно, расслаивают. Создают преференции для определенного круга приближенных кинематографистов — для всех остальных существуют общие правила, и если ты создаешь хорошее кино, то тебе позволят выжить. Хотя и будут делать вид, что тебя не существует. А если кино средненькое, то, скорее всего, его затопчут.
— То есть в тусовку приближенных вы не влились?
— Я не то чтобы жалуюсь — у этого есть свои преимущества. Все-таки не хочется вписываться в число холуев и лизоблюдов. Пусть будет меньше денег и славы, но сохраняется независимость, люди тебя не перестают уважать. И хейтеров у меня мало — даже не надо единицы на «КиноПоиске» гасить, как, например, это делает Бондарчук с «Притяжением» (то есть повышать рейтинг фильма, опустившийся до одной звезды. — Прим. ред.).
— Вы с самого начала, с «Неадекватных людей», пытались завоевать интерес именно публики, а не студий и не Минкульта. Вам не кажется, что сейчас вся индустрия начала разворачиваться в этом направлении? Условно: если раньше продюсеры «зарабатывали» до проката, на освоении бюджетных денег, то теперь все рвутся преуспеть в бокс-офисе.
— Это естественный эволюционный процесс. Требования конкуренции заставляют предпринимать какие-то усилия. Надо делать хороший продукт — иначе ты вдолгую не выживешь. Так или иначе, придется переходить к качеству. Тот же Федор Сергеевич слился с классными ребятами из «Водорода».
— Вам не кажется, что и отношение зрителя стало меняться? Что люди стали как-то больше расположены к русскому кино, чем десять лет назад.
— Государство вкачивает такие огромные деньги, специально педалирует весь этот процесс. Это не может не отражаться.
— Импортозамещение?
— Да, создаются предпосылки. На самом деле если ты умеешь ставить камеру и работать с актерами, если ты хоть что-то путное сделал, у тебя есть шанс выстрелить. Именно поэтому в 2005 году, когда я выбирал, остаться в Лондоне или приехать в Россию, я решил приехать сюда. И целых три года монтировал клипы, занимался всякой фигней, короткометражки делал, писал сценарии, потому что знал: здесь, в Москве, есть тренд, есть индустрия, есть сериалы и выходят классные фильмы — такие как «9 рота», «Питер FM» и прочие. Ощущение этой перспективы все равно есть в воздухе. Просто из-за того, что мы сталкиваемся со всем потоком российского кино, у нас рождается скептическое представление о нем. Если бы мы снимали только сливки, впечатление было бы неплохое. Так же как мы из западного кино перехватываем только сливки, и у нас о нем представление выше, чем о собственном.
— Есть ли сейчас реальная возможность делать что-то в стороне от официального, государственного, минкультовского кинематографа? У вас в предыдущей картине «Все и сразу» эпизодическую роль сыграл Илья Найшуллер. Он может быть примером такого независимого деятеля?
— Жаловаться не на что. Если ты снимаешь хорошее кино, то в пролете не будешь. На крайняк всегда можно уйти на телевидение. Но пока есть возможность зарабатывать, этого делать не буду. Вы же видели «Гуляй, Вася!»?
— Да.
— Герой Романа Курцына в фильме произносит монолог, который я не зря вложил в его уста, — это в принципе мои мысли. Если сравнивать с тем, что могло бы быть с нами в условиях войны, или невероятного кризиса, или просто много лет назад, мы все живем в таком уровне комфорта и достатка, что можно сказать — прогресс всех уравнял. Богатые и привилегированные люди гораздо больше обременены заботами и ответственностью, чем те, кто довольствуется малым и у кого есть тепло в доме и возможность приготовить себе ужин. Если кино не нравится, можно читать книги. Если не нравится российское кино, можно смотреть западное. Можно выработать свою систему ценностей, начинать глядеть — кто автор, что он раньше делал.
— Этот герой, деревенский бугай, произносит свой монолог с таких очень патриархальных позиций, а потом оказывается в бане с приятелем, и на экране разворачивается нечто вроде пародии на гей-порно — с потными телами и бьющими струями воды…
— Я открою большой секрет. Эту идею подкинул Саша Паль. Когда мы снимали «Все и сразу», у него был такой прикол — он мог подойти к какому-нибудь парню и начать нежно гладить его по плечу и смотреть томно в глаза. Зная Сашу, иначе как стебом это не назовешь. Своеобразная провокация: он пытается заставить тебя усомниться в своей или его ориентации, вызвать неловкость. Я подумал, что было бы забавно, если бы [в фильме] был один человек, который легко относится к этому, а второй — наоборот — является страшным гомофобом, при этом являясь поклонником таких неочевидно гейских штук, как хождение в качалку и походы в баню с мужиками. Я придумал такого персонажа, позвал Сашу Паля на пробы, он все идеально отыграл, а дальше (я не помню уже, по каким причинам) он не смог участвовать в съемках, но персонаж с наработками остался.
— Еще один яркий комический момент — рекламный костюм рыбы из ресторана, который в финале практически меняет судьбу героев. Он откуда взялся?
— Есть сеть очень демократичных заведений «Золотая вобла» — по крайней мере в Москве. Я как-то на Фрунзенской обитал, все время заскакивал на бизнес-ланч в эту «Золотую воблу», и там все было связано с воблой. Вобла была везде. И когда мы с моим соавтором Яной Лебедевой писали сценарий, то периодически бывали в этой «Вобле», и там была ходячая ростовая фигура, которая раздавала флаеры. Мы без всякого ерничества и с абсолютной любовью относимся и к этому заведению, и вообще к подобному формату. Я себя чувствую словно братья Коэн, которые любят вот эту простую провинциальную эстетику подобных заведений и тот народ, который в них обитает. В них гораздо интереснее сидеть, чем в ресторанах типа «Белладжо» или «Пушкин», где ты всегда себя чувствуешь не в своей тарелке, несмотря на то что ты давно уже можешь себе позволить не только «Пушкин», но и многое другое.
— Во всех ваших фильмах всегда появляются новые актерские лица. Это сознательный выбор или из-за отсутствия бюджета приходится так выкручиваться?
— Всегда приятно иметь свежие лица. Потому что кино с плеядой знакомых лиц тебе говорит: «Эй, ты не смотришь особенный фильм! Ты смотришь фильм с участием того-то и того-то и со всем шлейфом впечатлений от их предыдущих ролей». Вот это «с участием» я не люблю. Когда кто-то выбивается.
— В «Гуляй, Вася!» есть и известные актеры. Любовь Аксенова много где играла.
— Да, Рома Курцын тоже в сериалах снимался. Но их я использую в нестандартных для них ролях. И, конечно же, их личные, человеческие качества меня подкупили, с обоими очень хотелось поработать. Как-то на «Кинотавре» муж Любы, Паша Аксенов, мне говорит: «Слушай, а чего ты Любу не снимаешь?» Я тут же позвал ее на кастинг и сразу объявил, что никаких поблажек не будет, но она даже не повела бровью. Являлась на каждую репетицию, билась на каждом туре кастинга за эту роль… Было ощущение, что она очень хочет сыграть эту роль и сделает для этого все возможное. Притом что мы, помимо нее, приглашали на пробы еще и других звезд. Например, пришла Юлия Снигирь и всем своим видом дала понять, что ей наплевать и на проект, и на нас. Пришла [Александра] Бортич, взяла сценарий и вслух перед всеми (а на пробах был я и соавтор сценария в том числе) начала в открытую насмехаться над сценарием: «Ха-ха-ха! Где вы видели, чтобы это так было? Чего это вообще за сценарий?» И я подумал: «Окей. Значит — не надо». Люба пока самая профессиональная и милая актриса, с которой я когда-либо работал. Всем рекомендую ее.
— А вторая актриса — Софья Райзман — откуда взялась?
— Соня с самого начала была на примете. Я роль (официантки в провинциальном баре, которая помогает главному герою. — Прим. ред.) писал практически под нее. Она участвовала в одной театральной постановке, которую обнаружили мои волонтеры. Как увидел, так сразу и влюбился в ее типаж — живая, искренняя, добрая. Она идеально подходила на роль положительной героини.
— В результате ваша способность открывать молодых актеров навела вас на мысль создать собственное актерское агентство.
— В процессе основной деятельности мне удается находить интересных ребят. В свое время открыл и Ингрид Олеринскую, Сашу Паля, Юлию Хлынину, Ирину Старшенбаум — многие из состоявшихся актеров прошли через меня. Я подумал — почему бы не превратить это в систему? Пока все это на волонтерских началах, среди моих друзей, но может преобразоваться во что-то действительно существенное, когда я, например, начну проводить серьезный скаутинг.
— Что вы имеете в виду, когда говорите «мои волонтеры»?
— Это бывает на всех наших проектах. Я делаю объявление: тот, кто хочет принять участие в создании фильма, тот, кто хочет научиться делать кино и не тратить время на специализированный вуз, есть такая возможность. Затем мы путем собеседования выбираем из условных ста человек двадцать, которые горят энтузиазмом и адекватно оценивают свои силы. Чтобы они нам помогали делать фильм, при этом сами учились, пытались найти себе место в кино. И потом, если у человека это хорошо получается, мы эту позицию закрепляем за человеком на время продакшена, платим ему деньги. Дальше, если он продолжает прикладывать усилия, обрастает связями и начинает свой путь в индустрии. Например, один из моих помощников, Вадим Валиуллин, в прошлом году взял главный приз «Кинотавра» в коротком метре.
— Вы несколько лет назад говорили в интервью, что подумываете снова уехать за границу.
— Я думал раньше об отъезде. Это было связано с тем, что я хорошо знаю английский, проблем реализовываться творчески, расширять возможности на Западе нет. Но я скорректировал свою позицию — в России гораздо больше возможностей. Уже есть имя, аудитория, налаженные связи и какое-то понимание системы работы. Плюс у меня был такой экспириенс: мне давали миллион долларов на независимый проект в Америке, но, что бы я ни придумывал с чистого листа для Америки, все мои идеи, которые вокруг этого роились, не перекрыли потенциала тех идей, которые можно было реализовать здесь. Я понял, что «Все и сразу» или «Гуляй, Вася!» мне ближе и роднее, чем ехать куда-то в Америку снимать. Возможно, это связано со страхом: если там один раз обжечься, то дальше дорога уже будет заказана. Здесь я могу рисковать. Сделать один проект хороший, другой — экспериментальный, могу пробовать так, сяк, пока не перепрыгиваю за рамки определенного бюджета. В России, как это ни забавно звучит, для меня гораздо больше свободы.
— Вы же любите артхаус, братьев Дарденн, росли на коллекции «Кино без границ». Есть вероятность того, что вы перестанете снимать комедии и сделаете серьезный фильм, как, например, Резо Гигинеишвили, который после нескольких коммерческих фильмов снял серьезную историческую драму?
— Я думал об этом. На самом деле у меня есть несколько сценариев, которые многим нравятся… Например, политическая драма. Алексей Герман-мл. через моего питерского звукорежиссера спросил, нет ли у меня проектов, чтобы запустить на «Ленфильме». Я ему выслал этот сценарий. Алексей почитал и сказал: «Это прекрасный сценарий, но нам никогда не дадут это поставить. Никогда не дадут на такое деньги». Если человек с таким именем, с таким реноме и возможностями говорит о том, что сценарий настолько острый, что его невозможно сделать, то ничего не остается, как засунуть этот сценарий в стол и забыть о нем.
— Вы как-то очень спокойно об этом говорите. Не получается по политическим причинам — ну и ладно.
— У меня безопасная позиция человека, который не является гением, но является системным мыслителем. Могу снимать комедии, могу драму, могу экшен — все зависит от методики, которая с каждым днем у меня совершенствуется. Да, снять эту драму было бы прикольно. Но если я ее не реализую, это не подорвет мою карьеру. Запретят мне делать кино (как в Иране запрещают), уйду в преподавание актерского мастерства. Важно чувствовать тренды, веяния, подрывать их изнутри и не пытаться биться сильно головой о стену. Иными словами, когда я придумаю схему заработка, при которой мне не нужно будет думать о деньгах, тогда и возьмусь за авторское кино. Буду снимать про то, какое у нас хищническое общество и как элита подавляет простой народ.
