«Преисподняя»: адский вестерн с Дакотой Фэннинг и звездами «Игры престолов»

16 января 2017 в 16:01
В российском прокате с суровостью «Викинга 18+» может посоревноваться новый вестерн с Дакотой Фэннинг, Гаем Пирсом и звездами «Игры престолов». Станислав Зельвенский рассказывает о фильме.

Где-то на Диком Западе живет молодая женщина Лиз (Дакота Фэннинг). Она замужем за добродушным фермером (Уилльям Хьюстон). Они воспитывают двух детей — маленькую дочь (ее) и сына постарше (его). Фермер занимается овцами, Лиз принимает роды. Она нема — но не глуха, что объяснится со временем.

Однажды в их поселении появляется новый проповедник (Гай Пирс), суровый мужчина со шрамом на лице. Он обещает прихожанам адские муки, однако ужас, в который приходит Лиз при виде него, поначалу кажется преувеличенным. Но это только поначалу.

Русский трейлер фильма «Преисподняя»

Фильм начинается с титра «Преисподняя» Колховена» — с авторским апломбом, который позволяют себе немногие. Международную аудиторию это может позабавить; впрочем, 47-летний Мартин Колховен — один из самых успешных режиссеров Голландии, и этот фильм, на который он угрохал лет семь, — пока самый амбициозный его проект: со звездами, солидным бюджетом, раскиданным между европейскими компаниями, и на английском языке.

В оригинале картина называется «Сера», а «Преисподняя» — название (не слишком правдоподобное, кажется, зато красноречивое) борделя в шахтерском городке, где происходит часть действия. Впрочем, этот фильм настолько перегружен христианской символикой, что слагаемые можно беспрепятственно менять местами. Чем, собственно, сам Колховен и занимается: фильм поделен на четыре главы, и первые три идут в обратном хронологическом порядке, хотя особого смысла в этом нет. На мелочи автор не разменивается: главы называются «Откровение», «Исход», «Бытие» — и, немного в сторону, «Возмездие».

Несмотря на декорации вестерна, в сущности, это очень голландская работа, и по содержанию (главные герои — включая Лиз — оказываются голландскими переселенцами), и по мысли: яростный антирелигиозный памфлет, который уравнивает религию с подавлением, в первую очередь сексуальным. Жанр «Преисподней» можно определить как хождение по мукам: героиня проходит через нечеловеческие страдания только потому, что родилась женщиной в мужском мире, лицемерном и безжалостном.

Все это замечательно, и, наверное, в таких случаях позволительно немного сгущать краски, но Колховен оперирует исключительно иссиня-черным и кроваво-красным. Что, конечно, чисто рефлекторно производит определенное впечатление: три-четыре сцены не стоит смотреть слабонервным (хотя ничего такого уж невероятного), а еще пара — с участием детей — способна вызвать (и уже вызвала) вопросы этического характера. Но шоковые эффекты — это лишь часть проблемы. Важнее, что режиссер настолько серьезен — невозможно поверить, что у него за плечами пара хитовых комедий, — и при этом настолько неглубок, что не замечает, как его материал неумолимо движется в сторону самопародии.

Концентрация зла и низости здесь такова, что граничит с карикатурой. Особенно это касается, конечно, персонажа Гая Пирса, протестантского проповедника, который оказывается дьяволом во плоти и под конец ведет себя уже как герой хоррора. Пирс прекрасный актер, но, учитывая возможности роли, скорее разочаровывает — местами он даже выглядит скучно. Фэннинг, у которой роль почти без слов, очень выразительно смотрит, но она тоже персонаж одномерный, жанровый, просто на другом полюсе.

Удушение кишками, отрезание языков, забой свиней (важная, кстати, тема в творчестве Колховена), повешения на любой вкус, Карис ван Хаутен в наморднике, Кит Харингтон в образе ангела, флагелляция, изнасилования, педофилия, инцест — чтобы оправдать два с половиной часа такого зрелища, нужно предъявить для баланса что-то по-настоящему весомое. Но голландец не справляется ни как художник — не помогают ни многозначительные планы сверху, ни усредненно-голливудская сентиментальная музыка, — ни как сценарист. «Это женская участь». — «Почему?» — «В Библии так сказано». На несчастную героиню периодически пытается залезть какое-то очередное чудовище, приговаривающее: «Я буду нежен», — и режиссер, несмотря на свои лучшие намерения, слишком часто по ходу фильма оказывается примерно в такой же роли.