На этой неделе вы увидите лучший фильм года. Во всяком случае, по версии жюри «Золотого глобуса» (а значит, в перспективе, с высокой вероятностью, и «Оскара»). «Ла-Ла Ленд» Дэмиена Шазелла впервые в истории «глобусов» выиграл во всех семи номинациях, где был представлен: режиссура, сценарий, актер, актриса, музыка, песня. И фильм, «комедия или мюзикл».
«Ла-Ла Ленд», бесспорно, превосходно написан, снят, смонтирован и сыгран. Сделан, от и до. От открывающей фильм танцевально-вокальной сцены, разыгранной прямо в узнаваемой лос-анджелесской пробке, до феерического и при этом интимного финала — ни одной фальшивой ноты и ненавязчивая виртуозность в каждом аспекте. Но обсуждать это скучно: само по себе техническое совершенство — недостаточная причина для сокрушительной победы над остальными фильмами года.
Первая подлинная причина такого единодушия лежит на поверхности. Комедии в Штатах снимают постоянно, а мюзикл переживает явно не лучшие свои годы: приходится довольствоваться суррогатами вроде «Отверженных». Собственно, последний прорыв пришелся на 2002 год, когда состоялся триумф «Чикаго». Но «Ла-Ла Ленд» не основан на бродвейском шоу, здесь совершенно оригинальная история — и музыка. Краеугольный жанр американского кино оживлен командой молодых людей, которые нашли в нем свою неповторимую интонацию. Написавшему сценарий Шазеллу всего 31 год. Композитор Джастин Гурвиц, с которым они вместе делали и нашумевшую «Одержимость», — его университетский друг, они делили комнату в общаге. Такие же свежие лица и голоса — уже известные, но предстающие здесь в неожиданно романтических амплуа Райан Гослинг и Эмма Стоун. Сегодня даже странно читать, что студия пыталась позвать на эти роли каких-то других актеров.
Второй, более важный, тезис в пользу «Ла-Ла Ленда». Мюзиклы или джаз могут нравиться не всем, но этот фильм — мощное напоминание о том, что такое настоящий Голливуд. Это отнюдь не двухсотмиллионные блокбастеры про супергероев, роботов или опереточных пиратов, а фильмы, в которых развлечение и шоу сосуществуют с тонкой психологией и социальной аналитикой, а ориентация на массового зрителя никак не противоречит интимному авторскому высказыванию. Безусловно, «Ла-Ла Ленд» — авторский фильм Шазелла (недаром его позвали открывать Венецианский фестиваль). В этом не усомнится никто, видевший его предыдущие малобюджетные картины.
Третье, самое существенное. «Ла-Ла Ленд» построен на контрапункте консерватизма и новизны («Как ты хочешь совершить революцию, если ты такой традиционалист?» — спрашивает старый друг главного героя, помешанного на фетишах классического джаза). С одной стороны, вся стилистика, да и тема, отсылает к Винсенту Миннелли и другим мюзиклам «золотого» голливудского стандарта. Себастьян, безработный пианист-неудачник, мечтает открыть клуб — как в старые времена. Миа — бариста в кофейне на территории одной из крупных студий — не только начинающая актриса, но и драматург-экспериментатор, готовящая свой сценический дебют. Им дискомфортно в сегодняшнем дне. Два идеалиста-романтика прилепляются друг к другу, чтобы мечтать о несбыточном вместе. Ностальгия — беспроигрышный козырь для мюзикла. Шазелл милосердно подыгрывает своим героям (и, надо думать, единомышленникам). Современный Лос-Анджелес в его фильме опознается лишь по маркам машин и интерьерам сетевых кофеен. В остальном фильм, если не присматриваться, выглядит так, что действие его могло бы разворачиваться и в 1930-х, и в 1950-х, и в 1980-х. Кому что больше нравится.
Но, с другой стороны, неоромантизм Шазелла и Гурвица — позиция композитора не менее важна — далек от постмодернистских перепевок и цитат из забронзовевшей классики. «Ла-Ла Ленд» будет понятен и близок даже тем, кто никогда не слышал словосочетания «Телониус Монк» и не видел вообще ни одного мюзикла. Наверное, поэтому музыкальные номера здесь так органично встроены в общий «реалистический» контекст. Герои осмеливаются верить в свои фантомы и всерьез пытаются их осуществить, проживая жизни набело, без оглядки на первоисточники. И поют по-настоящему: трогательное несовершенство вокала — важный компонент уникальной интонации фильма.
В ключевом для фильма номере — на судьбоносном прослушивании — героиня Эммы Стоун поет о своей мечте, о Париже (само собой, Шазелл не стесняется трюизмов), в припеве поднимая тост «за тех, кто грезит». «Ла-Ла Ленд», вольно или нет, меняет главный тренд американского кино последних лет. Сюжеты из реальности, основанные на фактах, жесткие и правдивые, на заре эры Трампа сменяются эскапистским манифестом, любой реализм отрицающим. Похоже, в яблочко: этого сладостного забытья сейчас всем очень не хватает. Вне зависимости от того, за кого они голосовали на последних президентских выборах.
Кажется, будто «Ла-Ла Ленд» говорит о трех китах американской цивилизации: джазе, кинематографе и карьере. Но это только кажется. Начавшись как вариация какой-нибудь «Светской жизни» Вуди Аллена (и сотни таких картин), к финалу фильм вдруг обретает интимные интонации «Шербурских зонтиков» — самого неголливудского из всех мюзиклов. Мнимое простодушие и линейность картины ведут героев и зрителей к мастерски выстроенной ловушке. Преследуя свои мечты, Себастьян и Миа не идут ни на какие уступки и в какой-то момент опасно приближаются к желаемому. Тогда вдруг оказывается, что у максимализма есть оборотная сторона: выбирая единственную дорогу, которую решил считать правильной, ты с высокой долей вероятности окажешься на ней в одиночестве. Кто-то обязательно должен чем-то пожертвовать, и если ты будешь всегда верен себе, то, вероятней всего, причинишь боль близким. Потому что любовь априори компромисс.
Эту тонкую, непростую мысль, радикально противоречащую расхожему мифу об «американской мечте», Шазелл умудряется донести до зрителя одним невероятным финальным эпизодом, который, никак не меняя сюжетной канвы фильма, поднимает его на новую высоту. Представьте, в этой сцене нет вообще никаких слов: только музыка. Вот она, чистая кинематографическая магия, которая пробивается через ожидания, традиции и клише и которой так не хватает в реальной жизни.