Вы — мастер, известный тонким и неординарным анализом недавнего прошлого Китая, его травматического перехода к новым временам. Как вам пришло в голову не ограничиваться недавним прошлым — встречей миллениума — и настоящим, переместив действие третьей новеллы фильма в будущее, да еще и в Австралию, куда эмигрируют главные герои?
«Горы могут уйти» напрямую отражают мой личный опыт. Раньше в моих фильмах я говорил о взаимоотношениях индивидуума и социума или системы. На этот раз я осмелился заговорить об эмоциях и связях между людьми. О любви. Приняв решение, я осознал, что единственный способ затронуть тему чувств людей друг к другу — наблюдать за их изменениями на фоне времени. Необходима дистанция, без которой не разглядишь самого главного. Я стал старше, у меня больше опыта, многое осталось позади… и я чувствую себя вправе размышлять о частных отношениях, расставаниях, предательствах, влюбленностях. Пожалуй, мне самому хотелось разобраться в этом всем, а фильм помог это сделать. И главным инструментом было сопоставление прошлого, настоящего и будущего. Не заглянув в него, я не получил бы полной картины! Путь должен быть пройден от и до. От 1999-го к 2025-му.
Но почему понадобилось уходить так далеко в будущее? Вряд ли кто-то из живущих сейчас планирует свой 2025 год.
Именно, в этом и дело. Мы живем сегодняшним днем и ежедневно принимаем решения. У каждого из них есть серьезные последствия, которые проявятся только в будущем. Особенно это касается эмоциональных решений. Мы никогда не разберемся с тем, что нам несет настоящее, пока не заглянем в будущее и не поймем, о каких именно последствиях идет речь. Знай мы их, наверняка изменили бы свой выбор… Мы встречаем одних и тех же персонажей в молодости, в зрелом возрасте, а потом в старости. Конечно, у меня был огромный соблазн оставить их молодыми, и фильм превратился бы в простую и чистую историю романтической любви. Но я хотел другого. Мне было интересно, что происходит с любовью с ходом времени. Невинность и сладостность первых чувств растворяются с годами. Приходит время прагматизма и горечи. Меняемся не только мы; меняется и эпоха — а мы этого не замечаем. Трансформация и эволюция, вот что меня интересовало больше всего.
Также это фильм о потере китайской идентичности: эмигранты второго поколения даже не знают родного языка — а их родители так толком и не выучили английский.
Вы правильно поняли: языковой аспект тут для меня — самый важный. Потеряна способность говорить на родном диалекте, и потеряна связь поколений. Эта тема — результат моих встреч с китайцами, живущими в заморских странах, той же Австралии или Штатах. Я встречался с целыми семьями, где в лучшем случае один из родителей худо-бедно изъяснялся по-английски, а дети были типичными американскими подростками. Причем единственный представитель старшего поколения, владевший языком, мог умереть или переехать из-за развода, и наступала ситуация полной изоляции друг от друга и от окружающего мира. Проблема коммуникации в таком случае неразрешима. Интимная связь с родителями прерывается, это неизбежно сказывается на судьбах детей. Я видел это своими глазами! Я присутствовал при разговоре отца и сына, когда отец пользовался программой Google Translate, чтобы объясниться с собственным ребенком. Невозможно было сопротивляться искушению вставить это в фильм. Есть и другие проблемы, присущие именно молодому поколению. Если кто-то из них захочет вернуться на историческую родину, как он сможет это сделать? Ведь он, будучи китайцем, не говорит по-китайски!.. Да, сегодня эти случаи могут быть единичными. Но я-то говорю о будущем. Считайте это предупреждением.
Будущее — это еще и мир безудержного и бессовестного потребления. Интересно, как вы постепенно превратились из критика социалистического Китая в критика общества капитализма.
Как я уже сказал, эмоции здесь были важнее всего, но критика консюмеризма для меня — принципиальная составляющая фильма. Я и в предыдущей картине «Прикосновение греха» показывал прямую связь между идеологией потребления и тем, как страдают от этого отношения между людьми. И вновь — интересна не только тенденция, но ее последствия. Семья разделяется, а ребенок разлучается с матерью только потому, что отец считает выгодным переезд из Китая в Австралию. Он и имя такое дал сыну: назвал его Долларом. Из самых добрых побуждений отец определяет судьбу мальчика. Мы переносимся в 2025-й и понимаем, какую ошибку он совершил. Да, это тоже предупреждение, которое я выношу самому себе. Я все время боюсь, что через десять лет буду горько сожалеть о том, что делаю и говорю сейчас. Все мы должны помнить, что древние китайские философы делили жизнь человека на четыре стадии: рождение, взросление, болезнь и смерть. Деньги не помогут избежать этих этапов. Надо принимать решения, помня об этом.
С чем связано ваше решение снять три части картины в трех разных форматах — в каждой следующей главе изображение меняется, а экран будто расширяется?
Съемки этого фильма заняли около пятнадцати лет, и началось все с того, что я придумал название — «Горы могут уйти» — и заполучил чудесную игрушку, камеру MiniDV. Как раз тогда Китай, как и весь мир, отмечал наступление 2000 года. Я ходил повсюду с камерой, снимал людей и объяснял им, что работаю над фильмом «Горы могут уйти», хотя тогда у меня не было ни сценария, ни даже приблизительного представления, о чем будет эта картина. Просто снимал документальный материал рубежа столетий. С тех пор каждый год я наблюдал за тем, как интернет или смартфоны меняют пейзаж современной жизни, как трансформируются взаимоотношения в зависимости от новых гаджетов. Когда я наконец засел за сценарий, то стал просматривать отснятый в тот Новый год материал, и он растрогал меня едва ли не до слез. Формат съемки для первого фрагмента я выбрал именно таким, чтобы старый документальный материал встроился туда органично, без швов. Стиль надо блюсти тщательно. Схожим образом обстояло дело в 2014-м, когда я собирал уже вторую новеллу фильма, снимая на более современную видеокамеру закрывающиеся и разоряющиеся шахты. Эти кадры тоже вошли в финальный монтаж. Когда я начал думать о будущем, то понял, что ширина экрана — маркер времени, и мне необходимо придумать, как будут выглядеть австралийские эпизоды: еще шире, что добавляет сюрреалистический аспект.
Почему, кстати, вообще вы выбрали именно Австралию?
Я долго выбирал место — Нью-Йорк, Вашингтон, Торонто, Ванкувер подошли бы мне не меньше, чем Мельбурн. Но потом я подумал, что для любого китайца именно Австралия — край земли, самое далекое место, которое можно себе вообразить. Когда там лето, в Китае — разгар снежной зимы! Чем дальше, тем лучше. А дальше Австралии убежать просто невозможно. Между прочим, когда я нашел тот маленький городок на западном побережье Австралии, где мы в итоге и снимали, там обнаружилось около пятисот эмигрантов из Китая.
Вы сказали о сюрреализме, хотя вас принято записывать в реалисты. Думаю, многие помнят, как в «Натюрморте» неожиданно в небе появляется НЛО, а в другой сцене многоэтажка оказывается космическим кораблем, который взлетает на наших глазах. В «Горы могут уйти» тоже есть такие эпизоды — взять хотя бы неожиданное крушение самолета. Это откуда пришло? И к чему?
Вернемся к четырем стадиям — рождению, взрослению, болезни и смерти. Мы знаем, что это нас ждет в любом случае. Однако жизнь состоит из колоссального количества случайностей, выпадающих из этой схемы; любовь тоже входит в их число. У меня в фильме есть крушение самолета, а потом вдруг заходит речь об исчезнувшем боинге Malaysia Airlines. Это — указание на те самые неожиданности, без которых мы не можем существовать. Они тоже влияют на наши отношения и чувства. Кстати, в детстве родители многих моих друзей были авиаторами, и каждый год я слышал таинственные истории из их жизни. Наверное, память об этом отражается в моих фильмах. А дальше… Нечто необычное случается, и вы не всегда даже запоминаете это. Поэтому я не хочу тратить время на рациональные объяснения.