— Сейчас кажется, что экранизация Джейн Остин была просто вопросом времени: она всегда некоторым образом присутствовала в ваших фильмах.
— Да, верно. Особенно в «Золотой молодежи», где это прямым текстом. И есть еще косвенная связь с «Последними днями диско» — я тогда взял Кейт Бекинсейл, потому что она понравилась мне в фильме Джона Шлезингера «Неуютная ферма», поставленном по роману, который написан по мотивам «Эммы».
— Как получилось, что вы выбрали «Леди Сьюзан»?
— Я много раз ошибался с писателями: читал какую-нибудь одну книгу, она мне не нравилась, я начинал ненавидеть автора, а потом оказывалось, что он отличный. Так, например, было с Ивлином Во — я прочел один его популярный роман и очень невзлюбил. И такая же история приключилась с Джейн Остин: мне было 18 или 19, я прочел «Нортенгерское аббатство», на самом деле очень нетипичную для нее книгу, и она мне совсем не понравилась, я решил, что она глупая, и рассказывал всем, какая она плохая и переоцененная. Но спустя несколько лет я прочел хорошие романы Остин и полюбил ее. А еще намного позже, когда я уже жил в Париже и безуспешно пытался как-то приткнуться в лондонской киноиндустрии, я сел перечитывать «Аббатство», и в этом издании были еще ее короткие произведения, в том числе «Леди Сьюзан». Она мне ужасно понравилась, мне показалось, что это похоже на моего любимого писателя Оскара Уайльда, и мне захотелось что-то из нее сделать — то ли пьесу, то ли фильм. Я показал книгу молодой театральной продюсерше в Лондоне на предмет, есть ли там какой-то потенциал, и она сказала, что да, есть, но главной героиней должна стать Фредерика, которая там скорее второстепенный персонаж. Я попытался сделать Фредерику важнее, но ничего особенно не получилось, и пришлось вернуться к леди Сьюзан.
— И вам пришлось самому писать диалоги.
— Да, это роман в письмах — так же, как и первые версии «Гордости и предубеждения» и «Чувства и чувствительности»: в конце XVIII века многие еще писали в этом жанре.
— В сущности, это ведь довольно прямолинейная экранизация.
— В целом да. Хотя и сюжет, и ткань повествования у нас немного другие. И мы несколько лучше обошлись с леди Сьюзан, чем Джейн Остин: мы позволили ей одержать победу, в некотором роде. Вообще, чтобы узнать все до конца, вашим читателям придется найти мой роман. После съемок я написал роман, который наконец раскрывает всю правду. Все покровы сорваны!
— Продолжение?
— Это написано от лица ее племянника. Который объясняет, что на самом деле она была довольно хорошая, а вот семейство Де Курси было злобным, завистливым и неприятным. Исторический ревизионизм, одним словом.
— Вроде «Гордости и предубеждения и зомби»?
— Не до такой степени ревизионизм. Вы, кстати, знаете, что режиссер этого фильма играл у меня в «Последних днях диско»? Он был «дверным нацистом», как мы его называли, гнусным типом, который стоял в клубе на фейсконтроле.
— О, я его помню, конечно.
— Ну вот. И он мне тогда сказал, собственно, что играет, для того чтобы увидеть, как снимаются независимые фильмы. А другой наш актер Мэтт Росс — он играл парня в издательстве, который издевается над героинями, пока сам не попадает на дискотеку, — он сейчас снял очень успешный фильм «Капитан Фантастик». В общем, бог знает через что в наши дни приходится проходить режиссерам.
— А вам понравился «Фантастик»?
— Я не видел ни тот фильм, ни другой.
— Вы считаете Джейн Остин писательницей-феминисткой? Это, насколько я понимаю, дискуссионный вопрос.
— Нет. Я вообще с большим подозрением отношусь к этому понятию «писательница-феминистка» — Джейн Остин превосходно понимает характеры, она пишет со своей точки зрения, и она женщина, так что пишет с женской точки зрения. Но понимаете… про Остин, если я правильно помню, писали, что у нее нет ни одной сцены, в которой мужчины беседовали бы и при этом не присутствовала бы женщина. В том смысле, что на самом деле она не знает, о чем мужчины говорят между собой. Но вот в «Леди Сьюзан» есть в некотором роде такие диалоги — переписка между Де Курси и его сыном, и они замечательные. Так что я не вижу причин, почему бы ей не писать чисто мужские сцены. И в целом я не верю во все эти внешние факторы, якобы влияющие на душу. Белый человек или черный, гей, гетеросексуал, мужчина, женщина — мне кажется, неправильно делать это главной отличительной особенностью. Ты автор, у тебя есть душа и человеческая позиция, и либо эта позиция увлекает, и смешит, и помогает, либо наоборот. И я не знаю, как в России, но на Западе все аболютно помешались на почве разделения людей по внешним факторам. Лично я не чувствую родства с теми, кто формально на меня похож. Я не чувствую, что кто-то мне близок, потому что у нас похожее воспитание. Почти наоборот, я склонен чаще не соглашаться именно с такими людьми. Мы не начинаем видеть вещи одинаково из-за одинакового происхождения. Джейн Остин — женщина, родившаяся в 1775 году, а я родился два века спустя в другой стране, и мало кто так мне близок, как она.
— Вы, насколько я понимаю, из очень богатой и влиятельной семьи?
— Мой прадедушка был банкиром, которого поливали советские газеты. Это были антисемитские и антибанкирские времена, и они по фамилии определили его в еврейские банкиры, хотя он даже не был евреем. Более того, можно сказать, что большевики его убили. Он не доверял своему сыну — не верил, что тот может стать хорошим банкиром. И передал банк — City Bank, это до сих пор большой банк — другому преемнику, после чего отошел от дел и переехал во Францию. Но потом вернулся. И в день большевистской революции он уволил исполнительного вице-президента, потому что они в его отсутствие вложили треть капиталов банка в Россию. А 15 марта 1918 года он встретился с преемником и уволил и его тоже из-за всех этих потерянных в России денег. И так расстроился, что пришел домой и в тот же вечер умер. Такая вот драматическая история. Убит русской революцией. Не он один, конечно.
— А отец ваш был приятелем Кеннеди?
— Да, он был в его правительстве. Они вместе учились в Гарварде в 1940-м. И они были близки политически: левый центр, либеральные антикоммунисты.
— Я к тому, что вас явно интересует классовое разделение, вот это все. И это, очевидно, личное.
— Да, это так. Видите ли, моя мать была из совсем другой среды, у нее не было надежных тылов, ее отец был профессором. А до этого там было много поколений священнослужителей. Как, кстати, и у Джейн Остин, она была дочкой пастора. В православии священники же могут жениться и иметь детей?
— Да.
— Вот и протестанты тоже. Так вот, мой дедушка-профессор рано умер, а во время Депрессии, в 30-е, пенсионные планы рухнули — и семья матери осталась без гроша. Мой дядя, он был светский лев, очень переживал, как мать сможет влиться в общество без денег. Так что с материнской стороны мне передалась эта социальная неуверенность. Если бы я был из полностью благополучной среды, если бы в моей семье не было этой напряженности, меня вряд ли бы интересовала эта тема и я вряд ли снял бы «Золотую молодежь», например.
— И это скорее британский сюжет, чем американский, правда?
— Да, в Америке в этом смысле помягче, эти вопросы не так важны.
— Ваши фильмы мне всегда казались несколько британскими.
— В «Золотой молодежи», безусловно, есть эта классовая чувствительность. Насчет других фильмов я не так уверен. Хотя кто-то, я помню, ставил мне на вид женский кастинг в «Барселоне». И там действительно нетипичные местные женщины, скорее высший класс.
— «Любовь и дружба» — первый ваш костюмный фильм, при этом все ваши фильмы в каком-то смысле ретро.
— Да, и, как выяснилось, снимать XVIII век гораздо проще, чем эпоху диско. Нет такого жанра — фильмы, которые происходят в 1981 году. А тут мы снимали в Дублине, где снимают миллион костюмных картин, и все, что тебе может понадобиться, либо уже есть, либо можно немедленно достать в Лондоне.
— Любопытны ваши отношения с приметами времени, нарочитые анахронизмы и наоборот. В «Девицах в беде» героини не пользуются мобильниками, например.
— Там появляется мобильный телефон. И ноутбук тоже… хотя я вырезал эту сцену. Я не слишком люблю гаджеты в кадре — из-за этого фильмы быстро стареют. А вообще «Девицы» — интересный случай, мы пытались сделать картину, которая как бы происходит сегодня, но по духу — на 45–50 лет раньше. Это такое утопическое видение 1950-х, ранних 1960-х.
— Вы довольны тем, как приняли «Девиц»? Это было ваше большое возвращение — при этом фильм прошел, кажется, не очень хорошо.
— У меня двойственное чувство, смешанное. С одной стороны, у нас были потрясающие рецензии из Венеции. И мы были в Венеции — первый раз я оказался на фестивале класса «А», не в конкурсе, но все равно приятно. Потом фильм встретил большое сопротивление в Америке. В Лондоне получше. В Париже еще лучше — что меня особенно порадовало, поскольку я долго жил в Париже. Но в целом, конечно, фильм приняли так себе. И я надеюсь, со временем его полюбят больше. Потому что «Последние дни», например, тоже много ругали, когда они вышли, но теперь о них отзываются с гораздо большей нежностью.
— Это ведь был ваш самый большой фильм в коммерческом смысле?
— Самый дорогой. И единственный, на котором я потерял деньги. Что было отчасти моей виной, отчасти нет, поскольку мне пришлось снимать его с Warner Bros., отсюда студийные расходы и так далее. Но все остальные фильмы приносили прибыль, чем я горжусь. Впрочем, это не помогает мне находить финансирование. Безумие, конечно. В том секторе киноиндустрии, где я работаю, принимается очень много внеэкономических решений. Так много режиссеров — я им всем завидую! — которым дают снимать один фильм за другим, хотя я точно знаю, что эти фильмы убыточны. Я не понимаю, почему. И почему мне не дают снимать. Хотя я надеюсь, что сейчас все изменится. «Любовь и дружба» очень хорошо идет. Вы слышали? Я никогда не был в топ-10, ни в одной стране. А этот фильм, кажется, попадает в топ-10 везде, где выходит.
— Ничего себе, поздравляю.
— Фантастика, да? Это самый успешный инди-фильм лета, и с лучшими рецензиями!
— А как вы это себе объясняете?
— Джейн Остин. Очень приятно работать с Джейн Остин. У нее много смешного и отличные истории.
— А что происходит с сериалом «The Cosmopolitans», он будет продолжен? (Два года назад Стиллман снял для Amazon пилот сериала про экспатов в Париже, но дальше дело не пошло. — Прим. ред.)
— Он вроде бы движется на Восток. В вашу сторону, то есть. Я бы хотел перенести действие в Восточную Европу. Чтобы это было романтично и смешно, но при этом были какие-то приключения. Сложная задача. Я должен написать шесть получасовых сценариев, но пока даже первый не закончил. И остается вопрос, захочет ли Amazon это делать. Я теперь надеюсь использовать там смешного актера из «Любви», Тома Беннетта, хочу написать для него какую-то роль.
— Вам же нравится такая, скажем, незамысловатая комедия?
— Со временем стала нравиться, да. В первых трех фильмах этого не было. А вот в «Девицах» да. Вообще, мне хотелось поставить фильм с Уиллом Ферреллом, но меня не брали. Поэтому в «Девицах» у нас собственный маленький фильм с Уиллом Ферреллом, студенческое братство и так далее. И здесь с сэром Джеймсом все довольно незамысловато. Так что да, нравится. Но это трудно — нужно все держать под контролем, чтобы это не становилось монотонным. Скажите, а вы были на нашей ретроспективе в Москве в 2013 году?
— Нет, к сожалению. Я вообще в Петербурге живу.
— Понимаю. Это был фестиваль «Амфест», я великолепно провел время, прекрасные люди. В Петербурге я тоже был однажды, в 1983-м. Он тогда назывался Ленинград, конечно. Люди были со мной чрезвычайно милы. Они приглашали нас к себе домой и делились с нами вареньем.
— Вареньем?
— Да-да, своим вареньем!
