Зачем? Зачем? Зачем? Спрашивали в целом мире — себя и друг друга. Зачем четыре женщины с Манхэттена, превратившиеся в old gals, устраивают эту встречу выпускников 98-го? Мы стали другими, мы стали старше, у нас больше нет сил и времени искать настоящую любовь. Да многие вроде бы ее уже и нашли. От безысходности — или просто повезло. Кто‑то вышел замуж, а кто‑то переехал навсегда. Как Саманта в Лондон, как Стэнфорд в Токио, а на самом деле — по ту сторону ночи.
Затем, затем, затем, что жизнь после секса продолжается. Испытав «маленькую смерть», надо готовиться к большой. Мы стали старше, а значит, нам есть что оплакивать. Изношенное сердце, изношенные отношения, износившиеся Manolo, закрывшийся Barneys. В конце концов уходящей натуре, которая когда‑то казалась эпохой, а теперь полустанком — на пути в светлое будущее победивших -измов и необозримого множества гендеров, — стоит разобраться: что говорить, что думать, о чем молчать. На прощание.
В конце концов не спешите нас хоронить. Мы еще можем бегать на шпильках, как в кроссовках, пить Cosmo, мастурбировать в присутственных местах, шутить, зацепившись Chanel за крышку гроба, за дверцу этого такси, которое каждый из нас обязательно поймает. Несмотря на повышенный спрос на очень маленьком острове, вместившем, однако, всех наших и чужих мужчин. Один из них все же оказался one of a kind. Никто не остров, а он был больше острова. Его звали Биг. Но и с ним покончено.
Две полнометражные картины, снятые, наверное, от жадности, но скорее от незнания — что делать там, куда привели мечты, — стали кризисом сериального возраста. У женщин он наступает после сорока. Пауза в преддверии менопаузы. Но после пятидесяти, когда цветные принты на платьях Oscar de la Renta обернулись винтажными ягодами, гран-крю твоего гардероба — никогда не выбрасывай то, в чем счастлив был однажды, — мы снова готовы взять мир за яйца и сказать ему: такой же ураган боли, страха, отчаяния обязательно настигнет и тебя, подожди.
А пока посмотри и послушай, как хамят и трахаются за стенкой подросшие дети. Как годами не занимаются сексом их родители. Как они спиваются, сами того не замечая. Как больше не знают, о чем остроумно шутить, чтобы не отдавить чью-то травму. Как не к лицу им больше коллаборации модных брендов. Как глупо смотрится даже ответственный консюмеризм: пандемийную амбразуру им не закроешь. Как подурнел Нью-Йорк — и как на его размытом фоне в развалины превращаются дружбы, уничтоженные мелочной обидой. Как все гибнут, бросая остальных умирать уже в одиночку. Как совсем взрослая Кэрри Брэдшоу глядит на совсем поседевшую Миранду Хоббс — глаза в глаза, и молодости больше нет, — а на заднем плане санитары скорой увозят навсегда Джона.
И сразу все эти искусственно модифицированные шутки, что стремятся угнаться за гением времени и духом места, которое, увы, пусто бывает, все эти аффирмации про свободу, равенство и сестринство, про право быть кем угодно, только не Трампом, все эти горделиво не отретушированные приметы возраста становятся меньше нуля, а драма Кэрри — bigger than life, ведь теперь ее жизнь — ground zero.
И как бы ни была важна дружба, никто до конца не поймет, даже лучшие подруги, что произошло, что она чувствует. Кто не умирал, тому невдомек. И отзывчивость ходит в паре с жестокостью. И всем есть к кому возвращаться домой, а у Кэрри лишь одно занятие — справляться, не думая.
Ну где же он, где? Как его зовут — Гарри или Трей? Ричард или Смит Джаред? Эйдан или Александр Петровский? Кто не был женщиной, тот никогда не сможет так сильно презирать мужчин и в то же время только ими мерить жизнь, постоянно отрезая от себя по кусочку.
Зависимые, не субъектные, воспринимающие свое тело как дело любого мудака, а личное как аполитичное, удивительным образом эти охотницы за призраками сделали больше, чем все девушки в огне, для того чтобы целые поколения попытались если не обрести в борьбе право свое, то хотя бы не сдаться. Потому что писали не портрет, а автопортрет — и не для галереи военной славы или благодарных потомков, а для себя, для своей гардеробной.
Ну и пусть в сиквеле уже прежних ошибок не исправишь, как ни старайся, как ни насыщай кадр мультикультурализмом и бодрым стендапом. Ну и пусть слишком поздно Кэрри & Co проснулись и явно лишние сегодня на празднике идентичностей, робко осмеянных, — нужен ли нам белый спаситель, если каждый сам за себя, а капитализм с ковидом против всех. Ну и пусть в завтрашний день героинь не взяли.
And just like that это случилось. Мы постарели, а не стали старше. Мы путаемся и в юбках, и в идеологиях. Однако новый сезон честно идет на дно, поровну нагруженный и Manolo, и болью, и грустью, а значит, не так уж плох.
Смотреть «И просто так»
