«Наш фильм можно смотреть всей семьей»: Михаил Сегал — о «Глубже!», порно и запретах

В первом варианте сценария линия [про режиссера, который идет от безденежья снимать порно] была, и продюсеры просили меня дописать ее. Им казалось, что это смешно и что это история для очень популярного кино.

Сказать, что какие‑то ограничения на эротику в кино были разные в 2000-х и 2010-х, нельзя. Нет табуированного секса в кино. В куче фильмов и сериалов есть куча эротических сцен — и снятых от души. У нас же комедия разговорная, она не порно, она про порно: там нет даже эротических сцен, ее можно смотреть всей семьей. Это просто комедия положений, которая потом становится сатирой. Больше опасений по поводу цензуры было из‑за сатирической составляющей, которая касается политики. А про секс все говорили: «Давай больше», — а я отнекивался, потому что мне не нужно было ни больше, ни меньше.

Мы говорим, будто весь мир свободен, а Россия — под пятой цензуры. Но те запреты, гласные и негласные, про расовую и гендерную дискриминацию, которые продиктованы религией новой толерантности, для меня как человека, который занимается кино, страшные и дикие. Я бы не хотел снимать кино там, где они есть.

Когда мне говорят, что я мог или не мог что‑то снять, то надо понимать, что кино — это не просто выйти на площадь. Например архитектура. Для здания вам нужны миллионы и миллиарды денег, разрешение главного архитектора. И приходится идти на компромиссы. Вот ты придумал дом на 500 этажей, а тебе говорят, что максимум — 492, и еще окна у тебя такой формы, которая напоминает местным жителям важный элемент их религиозного культа. То есть форму надо поменять, этажи убрать, а так — вот тебе миллиард долларов. Дальше ты бьешься в истерике: ведь ты должен достать до неба, а форма окон идеальная.

И вроде бы компромисс невозможен, но на одной чаше весов — небоскреб, а на другой — ничего. Кино не стихотворение, которое запретят, но его будут передавать; у него будет сложная судьба. В случае кино или архитектуры, где для создания нужны реальные деньги, [без компромиссов] ты ничего не сделаешь.

Первое мое столкновение с этим видом искусства было в классе шестом или седьмом. Это был год 1987-й, естественно, никаких кассет не было, были фотографии — музыкальных групп (Modern Talking и Kiss) и порно. Они передавались из рук в руки: не было же множительной техники. Чтобы их растиражировать, их фотографировали еще раз. У кого‑то есть фото — непонятно откуда, ужасного качества, дурацкое, зернистое. И берется фотоаппарат с дурацкой советской черно-белой пленкой, и эта фотография перефотографируется. И получается копия менее качественная. То был бесконечный ресурс по ухудшению качества фотографий. Ты смотрел и примерно своим 12-летним мозгом понимал, что это что‑то неприличное.

Когда я говорю «порно», то в силу моей ретроградности появляется стилистический стереотип: стиль диско семидесятых, когда порно на кассетах и обязательно немецкое. И когда ты этой эстетики касаешься, то в твой фильм приходит цитата этой немного трогательной атмосферы. Современное интернет-порно немного другое и у других поколений ассоциируется с чем‑то другим. Порно — одна из красок, которые художник может использовать. Я не консультировался [перед фильмом] по поводу современного порно, хотя, наверное, надо было. Но как есть — так есть.

Нас всегда так учили, что нельзя уходить от реальности. А это не так: мечта — вид медитации и терапии. Эротические фантазии уносят нас к чему-то бесконечно прекрасному. И когда я посмотрел обычное порно, оно меня тем и демотивировало. Это настолько реальность, что она не несет никакого возбуждающего и эмоционального момента. А когда я увидел мультик, где у персонажей свои эротические приключения, момент впечатления был. Видимо, так работает мой мозг.

Я не очень представляю себе ситуацию, когда среди друзей мы бы обсуждали порно. В жизни никогда этого не делали, и я не видел человека, который бы инициировал обсуждение какого‑нибудь ролика. Это говорит не про мое поколение, но про мой круг общения, который, кстати, не очень большой. Это не потому, что порно — главный запретный фетиш, а просто связано с атмосферой общения. Принято считать, что мужчины, когда остаются одни, обсуждают женщин и секс, а женщины — любовь и отношения. У меня в жизни не было, чтобы в компании моих друзей мы хоть раз в жизни подняли вопрос о сексуальных приключениях и победах.

О каких сексуальных проблемах я могу говорить с другом, я не представляю. Эректильная дисфункция — важная проблема, но вряд ли ты придешь к другу и начнешь об этом говорить. [Делиться таким] смешно. Но человек в такой ситуации идет к доктору. Функционал этого общения — сходить к психотерапевту, поделиться душевным переживанием.

Смотрите новый фильм «Глубже!» (16+) в онлайн-кинотеатре Okko.