«Мне говорили, что я «не формат»: интервью с актрисой Александрой Черкасовой-Служитель
«Мне говорили, что я «не формат»: интервью с актрисой Александрой Черкасовой-Служитель
Текст и фотографии: Леля Нордик
Александра Черкасова-Служитель входила в нашу десятку перспективных российских актеров и актрис, за которыми мы будет следить. Обещали — выполняем. В августе с ней выходит фильм «Тень звезды» о женщине-телохранителе. Во время карантина мы созвонились с Сашей, чтобы поговорить о работе без каскадеров, сильных женских персонажах и феминизме.
— Скоро выйдет «Тень звезды» с тобой в главной роли. Какие у тебя впечатления о фильме?
— Я еще не видела финальную версию, но то, что успела посмотреть, мне понравилось. Я провела весь карантин на даче, купила себе штатив, чтобы снимать самопробы, сделала даже несколько фешен-съемок, приноровилась использовать для онлайн-съемок лампу и всевозможные подручные средства (смеется). Поэтому уже очень хочется поскорее прийти на премьеру, у меня уже давно подготовлен наряд!
— «Тень звезды» — как будто перевертыш «Телохранителя» с Уитни Хьюстон и Кевином Костнером. Расскажи про работу над своей героиней, ты вдохновлялась какими‑нибудь известными персонажами?
— Забавно, что я впервые в жизни посмотрела «Телохранителя», когда уже полностью был собран каст фильма и назначена первая читка. Когда меня утвердили на роль, я попросила друзей в фейсбуке накидать мне фильмов с женщинами-солдатами. Понятно, что роли подобного формата — это Мила Йовович, от «Пятого элемента» до «Обители зла», Анджелина Джоли в «Мистере и Миссис Смит», «Солте», «Ларе Крофт», Сара Коннор из «Терминатора» и т.д.
Мне нравится, что изначальный сценарий «Тени звезды» поменялся, и моя героиня не получилась стереотипной «девчонкой с пушкой».
— В фильме ты выполняешь все трюки сама. Это было твое принципиальное решение?
— Да, я решила работать без каскадеров. Также занималась со снайпером и училась стрелять. Мы с моим агентом замучали продюсеров и режиссера. Я говорю: «Ребята, ну когда я выучу связки драк?» Мне нашли тренера по тайскому боксу в Петербурге, с которым я снимаюсь в фильме на ринге. Я ездила заниматься к нему в клуб, мы отрабатывали связки, и я все время просила: «А давайте больше жести добавим! Да ладно, не жалей ты меня, долбани как следует!» Это было важно для меня, ведь если мы даем такую героиню и я буду драться как енот — это будет тупо.
Ходила, правда, время от времени синенькая [от синяков], но у нас были классные гримеры, которые все очень быстро замазывали.
В процессе подготовки к съемкам поменялся имидж моей героини. Изначально я должна была быть в худи, кроссовках и трениках, но сценарий изменили — и гардероб поменялся на костюмы и маленькие каблуки. И вот когда ты на этих каблуках залезаешь в середине декабря на питерскую крышу, и пока ждешь мотора, руки примерзают к железяке — в такие моменты думаешь, может, все-таки надо было каскадера попросить? (Смеется.)
— А чем было обусловлено решение поменять имидж главной героини, ведь кажется логичным, когда телохранитель — это кто‑то в удобной одежде, а не на каблуках?
— Ну там были совсем низкие каблуки, но еще я уговорила художников по костюмам на свои любимые мартинсы, которые у меня снимались уже в трех или четырех проектах, во многих сценах я в них. Наш сценарист и одна из продюсеров Аня Курбатова решила сделать образ более женственным, чтобы убрать стереотипный образ «суровая девчонка с пушкой должна быть одета как пацан». Получился такой элегантный стиль. Меня порадовало то, что он не нарочито сексуализированный, как часто можно встретить в кино про супергероинь или воительниц типа Лары Крофт. То есть тут получился некий средний вариант, не слишком маскулинный, но и не слишком сексуализированный.
— Ты также работала с профессиональными телохранителями?
— Это была моя просьба, чтобы на площадке постоянно присутствовал профессиональный телохранитель, но это было сложно в первые дни, потому что его рекомендации часто шли вразрез с режиссерской задумкой и моей задачей. Например, настоящий телохранитель не может держать руки в карманах, не может скрещивать руки, так как он всегда должен быть в полной готовности. Были сцены, когда моя героиня долго болтает с главным героем, а между дублями подходит телохранитель и говорит: «Ты не можешь так долго на него смотреть, потому что ты должна постоянно осматривать территорию, мало ли что?» Вот это иногда было сложно. А потом я после этих рекомендаций вспоминала «Телохранителя», так там Кевин Костнер вообще сидит пиво пьет на работе — и ничего! (Смеется.)
Еще до съемок меня познакомили с одной из немногих женщин-телохранителей в России, которая работала с очень важными персонами, в том числе из правительства. Мне было важно понаблюдать за ее пластикой, жестами. Она не выглядела качком или женщиной-бодибилдером, она выглядела очень феминно.
— Вы обсуждали с ней проблему предрассудков, сталкивалась ли она с предвзятым отношением к себе? Ведь, увы, многим людям все еще трудно представить женщин в этой профессии.
— Да, мы вместе читали сценарий, я показывала ей сцены и спрашивала, как бы она отреагировала, как бы ответила в конкретных ситуациях. Она говорила мне, что из‑за глупых предрассудков иногда появляется и преимущество: тебя часто не замечают и просто не воспринимают как угрозу. Конечно, если ты выглядишь как борец, то тебя проще вычислить.
— Твой модельный опыт помогает или, может быть, мешает в профессии?
— Модельный скаут нашел меня в 11 лет, но в первую очередь я актриса. У меня нет желания делать карьеру в моделинге, это не первостепенно для меня. Хотя я обожаю фешен-съемки, например, год назад мне предложили съемку для номера Glamour «Нет фотошопу и ретуши». Я отменила отпуск и тут же согласилась, потому что я помню, как всю жизнь в моделинге замазывали веснушки толстым слоем макияжа, а в институте тоже постоянно говорили: «Ну ты же понимаешь, что ты не типаж для русского кино, у тебя нет губок, щечек. Давай покрасим тебя в блондинку?»
Мне нравится, что в последние несколько лет отношение к внешности меняется что в модной индустрии, что в кино. Например, теперь мне перестали накладывать тон. Я люблю живую фактуру лица. В «Тени звезды» мой грим занимал полчаса максимум, я сушила дома в питерской квартире волосы малюсеньким феном, приезжала на площадку, мне причесывали брови и ресницы, немного контуринга, гигиеническая помада и все. Я визуал и люблю видеть живые лица актеров. Они могут быть не идеальные, не как отретушированные, но это ведь и про другое?
Артист — это не про идеальные фотографии для инстаграма.
— Ведь тут еще важно, как другие женщины, которые не модели и не актрисы, воспринимают персонажей в кино. Когда мы видим бесконечно идеальные лица, без единой морщинки и вообще без пор, это формирует искаженное восприятие зрительницами самих себя.
— Да, я очень хорошо помню себя рыжим подростком с низким голосом, а он у меня с детства такой, это был так себе опыт. Помню, как бесконечно пытаешься похудеть: сначала в гимнастике, потом в моделинге. Когда мне было 12 лет, мы с мамой пришли на какой‑то кастинг, и ей говорят: «Все супер, но она у вас жирная». Мне очень нравится современный бодипозитив, это здорово. Часто хочется про это в инстаграме что‑то сказать, но мне кажется, люди это не воспримут серьезно: «Ну конечно, она нам про бодипозитив будет рассказывать». Но мне так много лет говорили, что я «не формат» для русского кино, отчего для меня это важная тема.
— Ты чувствуешь, что тебя из‑за твоей внешности пытаются заключить в рамки каких‑то типажей?
— Со мной часто такое случалось раньше. Все время играла ведьм, каких‑то странных героинь, наркозависимых или психически нездоровых девчонок. Потому что у нас так: главная героиня может быть либо светленьким ангелом, либо темненькой фарфоровой куколкой, а тут ты, здрасьте.
Часто бывало, что я пробовалась на разные роли, успешно проходила пробы, а потом по непонятным причинам отказывали, а иногда прямо говорили: «Сорян, твою внешность зритель не воспримет».
Когда такое слышала, раньше много рыдала и расстраивалась.
В актерской и модельной профессии тебя постоянно жестко оценивают. На поступлении в театральные вузы преподаватели могут сказать: «Ну иди сюда, женщина с камнем во рту. У тебя тяжелая челюсть», «Ты понимаешь, что тебе нельзя ходить без каблуков, ты попой тормозишь асфальт?», «А почему ты в длинной юбке, у тебя что, ноги кривые?» Это считается нормой, и люди не заботятся о том, что они тебя обижают и ты можешь потом плакать в туалете, пытаться похудеть всеми возможными способами, зарабатывая гастрит.
Я наполовину латышка, и раньше была специфическая мелодика речи. Мне ее очень долго убирали во время обучения на сценической речи, с логопедом. Это все какие‑то основы еще советской школы, что актер должен быть универсальным. Понятно, что тебя должно быть слышно, что ты должен уметь говорить со сцены, но убирать твою индивидуальность — это бред. Ведь твои особенности — это то, что интересно зрителю.
— Что ты можешь посоветовать тем, кто только учится актерской профессии и подвергается таким жестким оценкам и давлению?
— Важно, чтобы была поддержка. В идеальном мире — чтобы педагоги-режиссеры молодых артистов не гребли под одну гребенку и под себя, а раскрывали юные актерские личности. И самое главное — это вера в себя, несмотря ни на что.
— Тебя задевают негативные комментарии и то, как хейтеры в интернете высказываются о твоей внешности?
— Конечно нет! Из‑за того, что мне всю жизнь говорили, что я не такая, выработался какой‑то здоровый пофигизм. Осенью вышел наш клип с Хаски [и Маслом Черного Тмина] «Убей меня», там в комментах бесконечно писали: «О, так это ж тот же транс, который у него снимался в другом клипе», «Да она как мужик», «Да посмотрите, у нее кадык» — и так далее. Я периодически выкладываю скриншоты таких комментариев себе в сториз, но часто себя торможу, потому что мама недавно завела инстаграм и ей обидно, когда про меня такое пишут. А у меня этот хейт только смех вызывает. Ну пишет мне кто‑то гадости, ну окей, хочешь так снять стресс, написав мне кучу дряни в директ, ну напиши.
Надеюсь, что ты хотя бы тогда не будешь сегодня орать на свою жену, дорогой подписчик.
Я думаю, для артиста очень важно сохранять самоиронию и учиться не принимать такое близко к сердцу. Ну кажется ему, что я мужик, что у меня кадык, мужская челюсть и усы, ну и ладно. Я, правда, думала, что их не видно, а он считает, что видно. Ну жаль! (Смеется.)
Трейлер «Тени звезды» о женщине-телохранителе, нанятой известным рэп-исполнителем (Павел Прилучный), получающим анонимные угрозы
— Движение #MeToo и его аналоги поспособствовали началу общественной дискуссии об отношении к женщинам в киноиндустрии. Как ты к этому относишься, поддерживаешь ли движения за права женщин?
— Я, конечно же, поддерживаю. Я выросла в полной семье, и были годы, когда, например, работала только мама. Меня воспитывали не как принцессу, а с мыслью, что главное то, что у тебя внутри, а не твоя внешность.
Если говорить на тему проблемы харассмента в киноиндустрии, то я лично не сталкивалась с таким. Я считаю важным, что эта волна обсуждений не замыкается сама на себе, а растет и доходит до зрителя, до широкой аудитории.
Я помню, как много лет назад на театральных гастролях в США мы с нашими артистами встретились в баре с артистами местного театра, болтали, и мне рассказали историю о том, что два молодых актера — два главных героя, равнозначных, условно говоря, Ромео и Джульетта — могут работать на очень разных условиях: у Ромео — перелет бизнес-классом, люкс в отеле и суточные в три раза больше, а Джульетта — у нее эконом и все как у всех. Я слушаю это и говорю: «А как так?» — мне отвечают: «Ну он же парень». Я понимаю, если бы она была из массовки, а он знаменитый артист, но это артисты с одинаковой медийностью. Я говорю: «Ну это же как‑то нечестно, нет?» Помню, что многие мои коллеги тогда совершенно не поняли, в чем проблема.
Мне кажется, что все равно эта повестка пока недостаточно широко транслируется. Нам может казаться, что это из каждого утюга — sisterhood и girl power, — но девчонкам-школьницам откуда‑нибудь из маленьких городов в регионах РФ это не так доступно. Хочется как‑то донести, что не обязательно жить всю жизнь как твои родители в своем городе, что можно хотя бы попробовать переехать, поступить туда, куда самой хочется, хотя бы попробовать быть тем, кем хочется. Я сама бросила Первый мед ради ГИТИСа. Для моих родителей это был шок, я сделала это втихую, но я благодарна, что мне в итоге позволили, а ведь очень многим не позволяют, и это грустно.
— Ты можешь назвать себя феминисткой и как ты себя соотносишь с этим движением?
— Конечно, я могу себя назвать феминисткой, потому что с института я содержу себя, помогаю семье и зарабатываю любимой профессией. Я вправе выглядеть и жить как я хочу. Но если я разговариваю, например, с людьми старшего поколения, я не буду им орать про женские права, тряся их за одежду. У меня есть свое мнение и видение мира, но у меня нет желания его доказывать людям.
— Расскажи про вашу совместную работу с Павлом Прилучным?
— Мы с Пашей не были знакомы лично до съемок, хотя он учился на пару курсов старше меня в ГИТИСе. И смешно, что я его совсем не помню, хотя он уже был популярный и у меня было несколько однокурсниц, которые были в него влюблены. Помню его маму, с которой мы пересекались в столовой и болтали. Я пробовалась с многими артистами, и у меня не было такого отношения к Паше типа «Ах, Паша…». Во время съемок на улице восторженные женщины прорывались через охрану, чтобы с ним сфотографироваться. А если мы куда‑то в перерывах заезжали за кофе, то его сразу окружало много людей. Для меня это было неожиданно. До этого я даже до конца не осознавала, насколько он популярный. На съемках он много мне рассказывал про свою семью, про маму, про детей, все время болтал с ними по видео.
— Как ты относишься к ситуации о том, что бывшая жена Прилучного, актриса Агата Муцениеце, заявляла о пережитом домашнем насилии?
— Я не могу, мне кажется, никак комментировать эту ситуацию. Все это произошло уже после съемок нашего фильма. Я не психолог.
Мои друзья-политологи пытаются очень активно продвигать закон о домашнем насилии. Я считаю, что этот закон обязательно надо принять. Я знаю очень много историй домашнего насилия — даже про людей, про которых никогда не подумаешь.
Вопрос в том, как поднимать это повестку, чтобы достучаться до широкой аудитории. Я много путешествую по стране и вижу, что Москва и Петербург живут по отдельным законам. В России нужен не только закон против домашнего насилия, но и надо снимать какие‑то видеоролики, социальную рекламу, приглашать молодых ребят, талантливых режиссеров, сценаристов, чтобы это был простой, доступный каждому язык. Чтобы это не было вымученно.
— Но вот, например, ты была бы готова принять участие или сняться в проекте против домашнего насилия?
— Да, безусловно. Более того, моя первая главная роль была в фильме, который мы два года назад ездили представлять на фестиваль «Окно в Европу». Фильм назывался «Значит любит», и там я играла героиню, у которой начинаются ментальные расстройства, из‑за того что ее бьет парень. И потом мне знакомые говорили: «Ну это же все придумано, так не бывает». Нет, не придумано. И если вы разуете свои глаза, то увидите, что это происходит недалеко от вас, а прямо за соседней дверью. Мне кажется, надо, чтобы эта тема не вызывала отторжения у большинства людей. Найти какой‑то ключ и язык, чтобы люди услышали и поняли. Я понимаю, почему женщины боятся, почему не говорят, особенно в маленьких городах, где каждый знает друг друга с рождения до гробовой доски. Конечно, ты будешь молчать. Если у нас есть какие‑то рычаги сейчас попробовать повлиять на принятие этого закона, то надо это делать.
— Ты принимала участие в уличной акции в поддержку актера и фигуранта «московского дела» Павла Устинова. Насколько для тебя важно участие в таких акциях и чувствуешь ли ты потребность публично высказываться на социальные и политические темы — например в инстаграме?
— Я ходила на митинги еще со времен Болотной с 2012 года. Сейчас хожу, когда считаю нужным, но в соцсетях особенно никого не агитирую, потому что не считаю, что у меня есть право призывать людей выходить на улицы. Я могу просто запостить, что вот, смотрите, я здесь. Но не хочу брать на себя ответственность за безопасность других людей.
Когда были одиночные пикеты «Свободу Павлу Устинову», технической организацией митинга занимались мои друзья из ГИТИСа и «Гоголь-центра»: Саша Паль, Кукушкин, Добрыгин и другие. И я не знаю почему, но почему‑то именно мое фото с плакатом у аппарата президента опубликовали многие СМИ, хотя там были гораздо более известные артисты. У меня тогда ужасно волновались родители, а когда вышли эти публикации в новостях, начал просто разрываться телефон с сообщениями от агента, друзей и близких.
— Какие есть типажи или персонажи, которых тебе бы хотелось сыграть в ближайшем будущем?
— Я очень жадная до своей работы. Когда я пашу, не сплю, когда все тело в синяках — я счастлива в такие моменты. Мне очень хочется новых навыков, например, мотоцикл поводить, еще что‑то. Хочется что‑то эпичное, историческое. Хотя вот даже в противовес моей героине в «Тени звезды», в жизни я очень неуклюжая. В кадре я бегаю, стреляю, все нормально. А в жизни вот лежит коряга — все мимо пройдут, а я споткнусь, обдерусь. В жизни я — Тоторо! Мне бы очень хотелось комедию попробовать, потому что я такого пока не играла, хочется немного посмеяться над собой.
Еще я нахожу плюсы в том, что если ищут персонажа с необычной внешностью, то конкуренция меньше — и таких персонажей всегда интересней играть. Потому что часто главная героиня в русских фильмах: она сложила лапки и ходит молчаливо, такой пупсик, волосы развеваются романтично на ветру — все! То есть в кадре ты не проживаешь и не рассказываешь какую‑то историю полноценно. Сейчас круто, что все меняется.