Экспертный совет: что и зачем смотреть на фестивале Beat-2016

«Весь этот фильм — полуторачасовое признание в любви Daft Punk, а заодно — введение в историю электронной музыки в контексте популярной культуры для чайников на примере одного значительного французского дуэта. Считайте, образовательное кино о том, как работает музыкальная индустрия на Западе. И о том, как легко этим двум скромным ребятам в костюмах роботов удалось сломать ее и переделать под себя.

Daft Punk и правда поменяли правила игры. Не нужно было смотреть фильм, чтобы знать, что они фактически перенесли хаус-музыку из грязных темных подвалов Парижа на стадионы, а на волне их успеха возродилась волна новой французской электроники. Но ведь страшно интересно послушать о том, как Daft Punk это удалось. Особенно, когда среди расказчиков — Найл Роджерс из Chic, Джорджо Мородер, Канье Уэст, безумец Мишель Гондри, Фаррелл Уилльямс, который обязан группе всем. Daft Punk — это серьезный источник вдохновения, и для меня в том числе. Они не только отменили возраст, придумав свои роботические костюмы, эти ребята придумали, как дать новую жизнь отмирающим фанку и соулу, поженив их с бодрым клубным битом и лязгающе-железячным вокалом. Я вообще не думаю, что кто-то другой способен делать подобную музыку. Те, кто пытается, почему-то всегда выглядят смешно».

«Смотреть на Каравайчука интересно уже хотя бы потому, что Олег Николаевич — живая легенда, и он успел лично застать многих наиболее талантливых людей этого века, начиная от балетных премьеров и музыкантов, заканчивая композиторами и учеными. Сам фильм, по-моему, идеально передает то ощущение, когда ты находишься рядом с живым гением, он построен так, что зритель становится словно соучастником этого дня из жизни — ходит по Эрмитажу в понедельник, когда музей открыт только для одного человека, человека по фамилии Каравайчук, попадает на дачу в Переделкино, куда наш герой тоже никого не пускает. Все это дает важное чувство сопричастности. Ведь Каравайчука просто нельзя воспринимать в отрыве от его монологов, которые он выдает в день по 10 штук в отрыве от образа жизни, который он ведет. Этот фильм получился конструкцией, идеально сверстанной для понимания, что такое этот эффект, этот синдром Каравайчука.

Конечно, это одна из граней, и при таком подходе не все попало в фильм. Карвайчук всегда разный, он — многоуровневое явление. Здесь мы за кадром иногда слышим голос близкого помощника, оператора и звукорежиссера Бориса, который кричит: «Олег Николаевич, играйте!» — и вот таких моментов, конечно, немного не хватает. Потому что Каравайчук, конечно, не может быть полностью описан без людей, которые его окружают, — например, того же Пиотровского, который покровительствует ему как может, и других людей, которые поддерживали и окружали его в разные годы. Но для понимания его самого, для знакомства, для встречи с ним на час — это идеальный фильм».

«Фонко» — документальный фильм про связь музыки и политики в Африке. Про то, как политика влияет на музыку: о том, что надо меньше смотреть в сторону Америки и помнить национальные традиции, говорит буквально каждый герой. И про то, как музыка влияет на политику, — за это в фильме отвечает закадровый голос Фелы Кути, нарезка из старых интервью и выступлений. Но как в любом хорошем документальном фильме, картинка здесь выразительнее и интереснее самых важных слов. Дикий танец кудуро на дискотеке в Анголе, который едва не заканчивается дракой, — никакой агрессии, просто забылись в танце. Или юный продюсер из ЮАР, который с восторгом показывает крохотную студию звукозаписи, в которой он живет. А еще очень много самой разной музыки. Это кино не только про попытку преодолеть влияние «старших братьев», сохранить культуру, остаться собой. Это кино про попытку преодолеть политику вообще. «Фонко» — фильм, который, иногда сам того не желая, действуя апофатически, от противного, бесконечно сбиваясь на разговор о политических манифестах, ясно показывает простую вещь: музыка интереснее и больше политики».

«Это будет тот редкий час в кинотеатре, когда вас никто не пробует развлекать, если, конечно, не считать развлечением нарезанную из долларов анимацию. Если для вас капитализм и демократия — это синонимы, а не временный компромисс, то вам стоит посмотреть этот фильм. Знаменитый лингвист и политический философ, Хомски описывает капитализм как систему, достигшую своих исторических пределов и переставшую играть прогрессивную роль. О взаимообратимости денег и власти он рассказывает в десяти заповедях элиты на примерах истории США и собственной жизни. «Америка, которую мы потеряли», от написания Конституции до Обамы. Сейчас в англосаксонском мире мода на мудрых антибуржуазных стариков (Берни Сандерс, Джереми Корбин), и Хомски отлично справляется с этой ролью, наговаривая с экрана свое политическое завещание».

«Что случилось с моим видом спорта?!» — вопрошает Гари Мерк, победитель первого Нью-Йоркского марафона. К его негодованию присоединяются остальные герои фильма. Еще бы, ведь сейчас участники марафонов бегают в одежде Санта-Клауса с колокольчиками наперевес, бегают задом наперед, бегают голыми — ну как тут сохранить спокойствие. Особенно тем, кто начинал и задумывал беговое движение совсем другим.

Эволюция и даже скорее революция бега (сексуальная так уж точно) — и есть главная тема этого фильма. Люди, благодаря которым побежал весь мир, благодаря которым побежали женщины (что особенно важно), благодаря которым марафоны стали проводиться чуть ли не во всех крупнейших городах, — «Free to Run» позволяет познакомиться с ними и понять, как бег заполучил многомиллионную аудиторию и породил индустрию, генерирующую многомиллионные продажи.

«Выйти на пробежку — это почти как сгонять на фестиваль в Вудсток: на тебе тоже будет мало одежды, а эндорфинов ты получишь вагон», — так рассуждала маленькая группка беговых фанатов в шестидесятых годах прошлого века. Десятилетиями они боролись за то, чтобы их воспринимали всерьез. «Бег — это свобода» стартует во времена, когда деревья были большими, компания Nike — маленькой, а женщин не допускали к участию в марафонах. История Катрин Швитцер — одна из центральных в фильме. Она первой из женщин официально приняла участие в марафонском забеге (Катрин зарегистрировалась на Бостонский марафон, обманув организаторов и указав в заявочном листе свои инициалы, а не полное имя — только поэтому ее допустили).

Сейчас Катрин пишет книги, выступает по всему миру с вдохновляющими речами — и еще она победила. Стив Префонтейн, следующий герой фильма, — тоже. Удивительная история: он погиб в автомобильной аварии в 24 года, но успел настолько расшевелить американскую общественность, что бегунов тоже стали считать настоящими спортсменами. Фред Лебоу — сделал Нью-Йоркский марафон таким, каким мы его знаем и мечтаем пробежать, то есть самым известным в мире.

Все эти люди боролись за то, во что они верили, — за свободу самовыражения, за то, что спорт делает людей здоровыми и красивыми. Красивыми той красотой, которая свойственна только благородным и уверенным в себе. И то, что фильм Пьера Мората дает возможность познакомиться с ними, — очень и очень круто. Но предупреждаю сразу: после его просмотра вы вряд ли сможете побороть желание выйти на улицу и пробежать хотя бы пару километров. Позвольте себе эту слабость. Ну а я — побежала прямо сейчас».

«Адам Кертис — удивительное явление в современной документалистике. Про него нельзя сказать: снял новый фильм. Он не снимает, он монтирует. «Горькое озеро» — фильм, где большая часть событий происходит в Афганистане, в котором Кертис никогда не был. Тем не менее я не видел более полного и, что особенно важно, более эмоционального рассказа о том, что из себя представляет драматическая история этой страны. Работая с терабайтами архивов Би-би-си, Кертис смог создать одновременно эпические и очень личные документальные полотна о том, каким образом устроены люди и мир, который они построили. Иногда он напоминает мне маленького мальчика, разламывающего игрушку, чтобы посмотреть, как она устроена. Кертис берет какое-нибудь глобальное явление, претендующее на универсальность, — западную демократию, объективистскую философию Рэнд, теорию эгоистичного гена, — смотрит, что там внутри, и, как правило, остается очень разочарован увиденным.

Любой фильм Кертиса можно разделить на две части. В первой, как правило, рассказывается о попытке людей объяснить окружающий мир и установить над ним контроль, во второй — о том, как что-то пошло не так. В «Горьком озере» это история о провале внешней политики США на Ближнем Востоке, закончившейся резким ростом исламского радикализма и всеми теми последствиями, о которых мы слишком хорошо знаем. У меня есть ощущение, что Кертис в своем постоянном исследовании общества, как Фауст, пытается найти смысл и гармонию бытия, но раз за разом натыкается на его несовершенство».

«Это фильм про сильный дух и слабую плоть. Про прекрасное тело, которое только смерть может победить. И про судьбу одного из лучших фотографов ХХ столетия, Роберта Мэпплторпа. Мы понимаем, каким он был, глядя на его фотографии и слушая его современников — брата и сестру, моделей и галеристов, любовников и любовниц. Это судьба мальчика из католической школы, который стал иконой гей-культуры.

Это также фильм-расследование, помогающий нам проникнуть в один из самых темных углов американской культуры — в семидесятые с их порношиком. Зритель видит, как из оргий и нищеты вырастает «Совершенный момент» Мэпплторпа. И это — завораживающее зрелище».

«Барабанщик, пианист и лидер группы X Japan Йосики сидит в отеле посреди Манхэттена и с отстраненным видом готического вампира рассказывает две истории — свою и своей группы. В детстве показывавший невиданные способности в деле классической игры на пианино, Йосики в подростковом возрасте сначала пережил самоубийство отца, потом открыл для себя группу Kiss, затем принялся рубить на барабанах — и дорубился до создания X Japan, главнейшей и популярнейшей группы Японии. Смерть, правда, не оставила Йосики, преследуя его близких и родных всю последующую историю X Japan. Собственно, «We Are X» — это не столько, как можно подумать, документальный фильм о японских глэм-рокерах, сколько впечатляющее кинополотно о том, как смерть соседствует с искусством, как она на него влияет и что отделить их друг от друга бывает невозможно».

«Орхан Памук очень любит кинематограф. Как зритель. Вечером, устав от работы, он любит включить телевизор и, побегав какое-то время по каналам, поставить диск с хорошим фильмом — обычно у него на столе лежит некоторое количество тех самых дисков, что продаются на автобусных остановках Стамбула за лиру.

До вручения Нобелевской премии и после него немало режиссеров из США и стран Европы обращались к нему с предложением об экранизации того или иного романа. Оба раза, когда Памук был в России, я и сама лелеяла надежду уговорить его на съемки фильм совместно с кем-то из наших режиссеров: уж больно «русским» воспринимается у нас, в России, этот великий турецкий прозаик. Но Памук всякий раз отказывался. Он объяснял, что не желает ни одного фильма по своим книгам потому, что считает кинематограф в данном случае инструментом вторжения в воображаемый мир читателя.

Впрочем, иногда писатель все же делал исключения. Таким успешным исключением стал фильм «Скрытое лицо», для которого Памук превратил в сценарий одну из глав знаменитой «Черной книги». Исключением стал фильм, снятый нашим каналом «Культура», «Потерянный город Орхана Памука», в котором немалую роль играет история героев «Музея невинности», таким же исключением стал и фильм Гранта Джи.

Стамбул, город миллионов и миллионов людей, всегда шумный, веселый, торговый, вечный город, в фильме предстает в образе элемента постмодернистского замысла. В образе музейной витрины. Мы видим Стамбул-декорацию и Стамбул — органичное продолжение «Музея невинности», романа и прекрасного музея, герои которого, кажется, давно живут в реальности.
Памук, в молодости любивший как несостоявшийся художник эксперименты с композицией и цветом, в зрелом возрасте предпочитает роль ученого-этнографа, откровенно увлекаясь историей и антропологией родных мест. Проект давно удался. Памук давно превратил Стамбул в бренд, а его историю — в модное увлечение просвещенного европейца. В романе «Музей невинности», а также в последующих книгах, в самом музее, расположенном недалеко от проспекта Истикляль — главной улицы Стамбула, город играет роль музея времени. Экспонаты этого музея — все мы. Хотя дома и в душе каждого из нас, объясняет Памук, всегда скрывается свой собственный маленький музей».

«Кинодебют культовой певицы и художницы Лори Андерсон не имеет никакого отношения к сатирической повести Булгакова: речь идет о собственной собаке автора, которую та оплакивает не менее горько, чем своего мужа Лу Рида. Это микробюджетное поэтическое эссе — о переживании и принятии смерти, и крошечные детали повседневной нью-йоркской жизни становятся здесь отражением национальной трагедии терактов 11 сентября. Однако «Собачье сердце» парадоксальным образом лишено горечи: в этом нежном, светлом, забавном кино любви все-таки больше, чем переживания утраты».

«Тем, кто смотрит футбол, не надо объяснять, чем хорош Златан Ибрагимович: только два футболиста в мире, Лионель Месси и Криштиану Роналду, обгоняют его по количеству забитых голов и суммарному доходу в ведомости Forbes. Тем, кто не смотрит, надо знать, что ни о Месси, ни о Роналду никогда не смогут снять фильм, который не вращался бы исключительно вокруг их достижений на поле. Со Златаном наоборот: хроника первых лет его взрослой карьеры показывает, как он с чувством ругает чемпионат Англии, выбирает себе розовую рубашку, дерется с братом из-за джойстика и решает, носить ли на спине свое имя или фамилию отца, с которым у него всегда были непростые отношения. Кроме того, этот фильм прыгает намного выше планки стандартной документальной ленты о футболе: тут и невероятная, прямо-таки интимная архивная съемка крупными планами и небанальные, как и сам Ибрагимович, персонажи для интервью. Это портрет человека — задолго до того, как он превратился в футболиста».