Праведник Франц (Аугуст Диль, которого мы в первую очередь помним по важной роли в «Бесславных ублюдках») живет в альпийских горах где‑то в рекламе шоколада «Милка». У него есть любимая работящая жена Фани (сухощавая и волевая Валери Пахнер) и три дочки — одна кудрявее другой. Пара познакомилась на сельском празднике, куда Франц лихо приехал на мотоцикле, — традиционная любовь до гроба с первого взгляда, о которой можно рассказать внукам. Жила бы семья Егерштеттеров сейчас, им бы сразу одобрили кредиты на дом и малый бизнес — таких людей хочется видеть если не друзьями, то хотя бы добрыми соседями, к которым можно постучаться за солью поздним вечером.
Обетованная земля называется Радегунд — поселок, где все знают друг друга с младенчества, вместе вяжут снопы, празднуют свадьбы и нянчат деток. С шума военных самолетов начинаются другие времена, и Франца вызывают на сборы в одну из крепостей: там солдаты тычут штыками в соломенные чучела, еще не догадываясь, что скоро придется тыкать в живых людей. Довольно скоро Франц возвращается домой и видит, как настроения в Радегунде изменились. Городовой, размахивая кружкой пива, вещает про тех, кто ворует австрийский хлеб, сельский священник делает вид, что Бог не против, фашистские отряды настаивают на клятве фюреру и поголовном зиговании.
Франц — верующий и добросердечный человек, далекий от политики — не понимает, почему мир сошел с ума, но только он это заметил, и отказывается присягать, ставя под угрозу судьбу жены, детей и матери. Мать, повидавшая Первую мировую, буквально хлопает ушами, но Фани от Франца не отрекается. Пока Франца тащат по сумасшедшим домам и тюрьмам к смертной казни, обвиняя в гордыне, его семью подвергают трусливому деревенскому остракизму. С Фани перестают здороваться и помогать по хозяйству, осуждающе замолкают и точат серпы, в детей швыряются грязью. Всю войну Фани и Франц обмениваются теплыми письмами о вере и любви и ждут, когда облака над альпийской родиной рассеются и все станет как прежде.
Действительно существовавший Франц был причислен к лику святых в середине 2000-х как символ кроткого христианского сопротивления. Многие тысячи несогласных с фюрером не получили ни канонизации, ни отдельной биографии и анонимно сгорели в газовых камерах. Но Малик снимает о Второй мировой без холокоста и почти без иностранцев: его волнует нападение своих на своего и момент, когда почти родной человек с другим мнением превращается во врага народа.
«Радегунд» — рабочее название фильма об утраченном рае, который возвращается к людям, но уже без тех, кто ради этого пожертвовал собой. По окончании съемок «Радегунд» превратился в «Тайную жизнь»: в послесловии Малик благодарит всех, кто жил тихо и честно, воплощая христианские добродетели. Это масштабное кино мастера о вере и ответственности с большой буквы — молитвенное и воспитательное. Без шуток.
Со стороны мастера было бы честно снять почвеннический байопик только на немецком, но самые проникновенные и важные слова здесь говорят по-английски — что откровенно странно: обнимая жену или разговаривая с судьей перед смертью о свободе совести, не переключишься по щелчку на неродной язык. По-немецки в «Тайной жизни» болтают крестьяне, церберы в тюрьмах и ползучие палачи с зелеными лицами и не удостаиваются даже субтитров. Народная болтовня спящих разумом австрийцев — низкий стиль, для глубоких и личных мыслей есть универсальный для мировых фестивалей английский язык.
«Если вы устали от последних экспериментов Терренса Малика, в «Тайной жизни» он возвращается к старому себе», — писали после Канн довольные критики. Это лукавство: Малик с 2010 года никуда особенно не уходил, потому и возвращаться ему некуда. Визуально мастер окончательно сросся с парящей камерой и до сих пор питает слабость к солнцу, которое сочится на красивых людей через ветки деревьев. Шум родника разбавлен церковными песнопениями — режиссер давно и сильно любит духовную музыку. Большие слова о Боге, истине и любви, произнесенные мягким закадровым голосом, достигают предельной и простительной только для Малика концентрации.
Так как в трехчасовом фильме почти ничего не происходит, очень хочется предъявить претензию оператору. Йорга Видмера (оператор в основном телевизионных проектов, хотя он снял Виму Вендерсу «Пину» и «Клуб «Буэна Виста») больше всего занимает исправное копирование стиля Любецки, который снял позднему Малику его «летающую» тетралогию («Древо жизни», «К чуду», «Рыцарь кубков», «Между нами музыка»). Вся жизнь Радегунда срисована с семейных сцен «Древа жизни», только вместо американского пригорода и сыновей — деревянные избы, дойные коровы и милые дочурки. Нежные прикосновения, трава по колено, карабканье по яблоням, дни жатвы, стрижка овец — не найдется и пары отличий. Кто бы сомневался, что Альпы красивые, трава высокая и зеленая, горная вода чистая, деревенский фартук серый, а в углу распятие. Но за десять лет способ Малика-Любецки так свалялся, что сейчас им снимают все и все: барыг в подворотне, скейтбордистов в рампе и кухню в хрущевке. Теперь еще и камера на айфоне так может: в инстаграме можно выдавать Видмера без всякой подготовки.
«Тайную жизнь» можно без ущерба сократить вдвое до стандартных ста минут экранного времени. Подсобрать сцены церковного лицемерия и тюремного унижения, вырезать семейную мысль. А можно полюбить «Тайную жизнь» безусловной любовью — как одну из историй любимого дедушки в кресле-качалке, хоть он все чаще и разговаривает сам с собой. Лучшая сцена фильма — тоже разговор с самим собой — забавный, ленивый и очень настоящий. Приятель Франца смотрит в окно и бормочет: «Иногда неплохо выпить, иногда — сходить в церковь, а иногда — нет». Иногда неплохо посмотреть Малика, а иногда — нет. Дедушке тем временем 76 лет, дай Бог ему здоровья.
Алисы Таежной
Показ «Тайной жизни» состоится 1 февраля.