Написав о Ларсе фон Триере две книги и бесчисленное количество статей, я теряюсь перед очередной: что добавить к сказанному? Хотя пример юбиляра вдохновляет — у него нехватки в идеях не бывает. Иногда, бывает, пожалуется, что завязал с алкоголем и наркотиками, а теперь мстительная муза молчит… Но пройдет полгода, Триер непременно развяжет и примется за старое. Сейчас работает над сериалом, например. «Дом, который построил Джек» — первая телепродукция Триера со времен принесшего ему всеевропейскую славу «Королевства».
Я узнал о Триере ровно двадцать лет назад, посмотрев — совершенно случайно — на большом экране «Рассекая волны» и сразу ошалев. Он косвенно ответственен и за то, что я стал кинокритиком (не планировал!). Редакция «Эха Москвы», где я тогда был корреспондентом службы информации, в 1998-м отправила меня на саммит НАТО в Брюссель. В автобусе я прочитал репортаж с закрытия Каннского фестиваля — там подробно рассказывалось о «Догме-95» и премьере «Идиотов». Выглянув в окно, я увидел афишу с «Идиотами» и тем же вечером побежал в кино. После сеанса меня буквально трясло. Я дал себе зарок в следующем году непременно поехать в Канны, раз там показывают такое, — и действительно добился командировки. Тогда же попробовал впервые писать о кино. Моя первая серьезная статья была о Триере, уже о «Танцующей в темноте». Накануне раздачи призов в Каннах ко мне подошел корреспондент какого-то телеканала и попросил сделать прогноз; я был уверен, что «Золотую пальмовую ветвь» получит Триер. И ведь не ошибся.
Казалось, иначе быть не может: он лучший режиссер на Земле. Однако прошло несколько лет, и из лидера датский скандалист опять превратился в парию. Обещавший больше не ездить в Канны (но нарушивший обещание) после фестивальной премьеры освистанного «Антихриста» Триер отбивался от свиста и негодования. Как отбивался? Разумеется, объявляя во всеуслышание себя лучшим режиссером на Земле. То, что раньше было для многих самоочевидным, превратилось в возмутительный парадокс. Куда ему в гении! Он вообще персона нон грата.
Я спрашивал Триера, что значит заявление про «лучшего в мире»: шутка в духе Карлсона? «Я считаю это инструментом, — мягко ответил Триер. — Чем выше планка, тем лучше ты работаешь». Объяснил — и вовсе принял обет молчания. Очевидно, лучший режиссер — молчаливый режиссер.
Триер долго стремился стать первым в мире, безнадежно гоняясь за тенями своих кумиров — Тарковского, Бергмана и Дрейера. Получилось. О нем говорили и писали все, открывали не только фан-клубы, но и клубы ненавистников (как у Ди Каприо в молодости или Джастина Бибера сейчас). Называли самозванцем, благо, «фон» он к своей фамилии приписал, а еще долго выдавал себя то за еврея, то за католика. Кричали, что он манипулятор, спекулянт, провокатор. А он и был всего-то невротик. Триер в самом деле боится летать и ездить, да и вообще, как справедливо замечал он сам, боится всего. Кроме одного: снимать кино.
Труднее всего заставить кого-то поверить, что Триер — чудесный человек, хотя даже актеры об этом беспрестанно твердят. Мизантроп, но компанейский. Тиран, но либеральный. Психопат, но рассудительный. Однажды я приехал к нему на интервью и привез скромные дары — альбом с фотографиями Тарковского и бутылку горилки с перцем и медом. Книгу он пролистал, бутылку мы тут же почали. Тут Триер сообразил, что необходимо срочно отдариться, но чем? Он начал шарить по полкам своего спартанского бунгало (письменный стол, приставка и пинбольный автомат), нашел только сценарий «Идиотов» на датском. Примете в дар? Разумеется. Но надо же подписать! Он кинулся искать карандаш, руки тряслись; уронил фотографию своих детей в рамке, стекло разбилось, порезал руку до крови. И тут же успокоился. Мы начали интервью.
С годами я понял, что Ларс фон Триер больше не стремится стать лучшим режиссером в мире: по сути, победив в Каннах, он этого добился. Теперь у него другая задача: стать худшим, самым неправильным и невыносимым. Так покоряет «Антихрист», от противного: в каком-то смысле идеально чудовищный фильм, и именно этим — прекрасный. Помню забавный случай: вскоре после каннского провала (даже невозмутимое экуменическое жюри не выдержало и присудило Триеру первый за всю историю антиприз за женоненавистничество) «Антихрист» выходил в российский прокат. Камеры какого-то федерального канала подстерегали зрителей на выходе с первых сеансов, ожидая встретить их оскорбленными в лучших чувствах. Но те шли глубоко растроганные и задумчивые. Каждый второй комментарий был кратким: «Это фильм обо мне». Надо помнить, в России к Триеру — особое отношение.
Раньше он пытался одолеть фестивали и прокат, взять зрителя приступом — и добился своего. Противостоять формалистическому совершенству «Европы», эмоциональной силе «Рассекая волны», интеллектуальной мощи «Догвиля» почти невозможно. Сегодня его задача амбициозней: повергнуть кинематограф как таковой. Испытать его, высмеять, вывернуть наизнанку. Лишить привычного смысла и формы, создав новые, раздражающе непривычные. Актеры больше не должны играть как актеры. Оператор не должен снимать как оператор (к слову, в комедии «Самый главный босс» его должность вообще отдали компьютерной программе). А режиссура обязана превратиться в чистой воды черную магию — которую, если на вас она не действует, проще всего обозвать шарлатанством. Ну да Триеру не привыкать.
Да, его кинематограф в прямом смысле слова интерактивный: если ты не достроишь в своей голове архитектуру Догвиля, он так и не оживет. И все-таки не стоит преувеличивать значения зрителя для режиссера. Давным-давно он обозвал себя мастурбатором экрана — и в недавней «Нимфоманке» самую личную главку назвал (вновь в память о Тарковском, надо думать) «Зеркалом»: там помешанная на сексе героиня пытается удалить из своего жилища все объекты возможного соблазна — но в итоге влюбляется в собственную руку. Кино для Триера еще и способ самопознания и, уж конечно, самоублажения. Во всех его персонажах любого пола нетрудно обнаружить черты автора.
Мода на Триера за последние десять лет прошла. 60 лет давно уже не молодость, хотя не совсем почтенная старость. Он умудряется оставаться проклятым поэтом и в статусе классика, но самое главное — находит внутренние стимулы, чтобы продолжать работать. Новый его сериал, как выяснилось недавно, история маньяка. Можно не сомневаться, в чем-то она окажется автобиографической. И от этого на душе теплее.