Наверное, главной причиной относительно скромного и негромкого существования «Двойки» было то, что до самого конца не очень было понятно, о чем она. Приберечь ответ на такой вопрос для финала — обычно непозволительная роскошь для телесериала, но, видимо, создателю «Прослушки» (регулярно возглавляющей списки лучших сериалов в истории) Дэвиду Саймону уже официально можно все. Три сезона вместе с судьбой многочисленных персонажей он аккуратно уложил в осмысленное высказывание за последние (душераздирающие) десять минут.
Так что это было? Сериал о становлении индустрии порнографии в США? О том, как поменялся за последние пятьдесят лет Нью-Йорк, а точнее, центр Манхэттена? О социально незащищенных слоях населения и о том, как с ними обходится система? О принципах работы капитализма в Америке? Да.
Еще будто бы это было шоу, созданное на спор, — вот, Дэвид, смотри, самая скучная и бездушная улица во всех Соединенных Штатах, сможешь рассказать про нее человечную историю? Оказалось, может.
«Двойка» — это короткий участок 42-й улицы на Манхэттене между Седьмой и Восьмой авеню, совсем недалеко от Таймс-сквер. Участок, который в шестидесятых был как московская Тверская в девяностых — центром проституции. С возникновением рынка порнографии в семидесятых участок вмещал сразу несколько кинотеатров для взрослых, а ближе к восьмидесятым вместе со всем районом вокруг Таймс подвергся джентрификации и уступил место небоскребам.
Сегодня в Нью-Йорке сложнее найти улицу более безжизненную, при всей внешней привлекательности ее фасада и круглосуточной туристической насыщенности. Местный «Хилтон», два гигантских многозальных кинотеатра, несколько едален — вполне сносных, но не из тех, в которые пойдешь прицельно, скорее из‑за отсутствия других более симпатичных вариантов. Если чуть пошастать по району, можно и найти что‑то интересное вроде магазина для взрослых Playpen, одного из последних в городе с индивидуальными кабинками для просмотра и случающимися время от времени живыми шоу (да, ровно такой магазин, как, собственно, в сериале). Но и тот если когда‑то был всамделишной обителью греха, то теперь стал такой же туристической достопримечательностью, что и все вокруг него, — смотрите, я анахронизм, но все еще существую.
Ровно по этим простирающимся по высоте дальше, чем по длине современным улицам в районе Таймс, перегруженным жидкокристаллическими экранами, кишащим туристами и находящимися там исключительно по работе местными жителями, и идет в финале постаревший герой Джеймса Франко. Видит там людей из его прошлой жизни. Реальных людей, которых джентрификация смела с этих тротуаров. Их истории, рассказанные в сериале, и связаны с этими улицами, и развиваются похоже.
Это истории, например, секс-работниц, несчастных провинциалок, подхваченных ушлыми сутенерами и превращенных в товар. Сутенеры — понятно, худшие люди на земле, они и бьют, и эмоционально терроризируют. И тут появляется спаситель в лице всей порноиндустрии: эй, представляете, вам не надо больше спать с незнакомыми людьми, только с актерами на камеру, это в разы безопаснее и есть даже шанс стать звездой! Одна действительно становится, Лори Мэдисон (Эмили Мид) ненадолго переезжает в Лос-Анджелес, снимается в десятках фильмов, даже в клипе рок-группы, ее узнают на улицах, но ее собственная жизнь не очень-то меняется: был сутенер, стал продюсер. Когда история Лори резко заканчивается за пару часов до финала, мы больше не слышим о ней ни слова — часть поклонников сериала посчитали это досадной случайностью, недочетом, но это как раз вполне сознательная тишина, потому что так кончилась история практически каждой второй актрисы золотого века порнографии: нигде, никак, ничем, абсолютной пустотой.
Это история гордой и свободолюбивой Эйлин Меррелл (Мэгги Джилленхол), которая тоже начинала, продавая себя на Сорок второй, и тоже пришла в порнографию — но как режиссерка и, что важнее, как авторка. Эйлин увидела в порнографии свободу, она пыталась передать «женский взгляд» в эротике еще до того, как этот термин оказался в журналах о кино, но, как выяснилось, у ее идей не было хорошей бизнес-модели, и в индустрии у нее может быть только одна роль — ублажать мужчин, что в объективе камеры, что за ним.
Это история предприимчивого гомосексуала Пола Хендриксона (Крис Кой), который почувствовал, что можно больше не прятаться и можно делать бизнес для своих, таких же как он, но эпидемия СПИДа рушит не только его планы, но и веру в ту самую свободу: в глазах властей и общества он теперь лишь разносчик чумы.
Это история двух братьев — Винсента и Фрэнки Мартино (Джеймс Франко), которые пытались на Сорок второй вести бизнес, один честно, насколько это там было возможно, второй нет. И один оставил там тело, второй — душу.
В общем, это истории «нежелательных элементов», статистики, которую с гордостью рассказывают и предъявляют на презентациях о модернизации города. История заблуждения о том, что, привлекая большие деньги, можно что‑то спасти, переродить из пепла. В Нью-Йорке это особенно актуально: до Таймс-сквер подобная судьба постигла Гарлем, после — Уильямсберг; сейчас там всюду дорогие и ухоженные районы, а что с людьми, которые были там раньше, — ну черт знает, куда‑то делись.
О вреде джентрификации в последние годы начали говорить довольно много, но аргументы эти часто звучат неубедительно: ну что может быть плохого в том, что замостили тротуар, на котором стояли секс-работницы, и закрыли кинотеатр для взрослых, бордель и магазин с порнографией? «Двойка» же первая и довольно убедительная попытка объяснить, что нет, конечно, не жалко ни здания, ни сомнительные бизнесы, но жалко людей, которым джентрификация не предлагает других опций, кроме «валите отсюда подальше». И что с системой, которая предлагает только замостить все плиткой и застроить новыми небоскребами, игнорируя реальную жизнь на этих улицах, все-таки явно что‑то не так.
Смотреть