Два года назад мы впервые увидели Николь Кидман совершенно голой — и сразу у себя дома, в телевизоре. Семисерийная «Большая маленькая ложь» застолбила новую веху в сексуальном раскрепощении телевидения: когда суперзвезда-легенда — кто ж круче Кидман? — раздеть которую в кино ни денег, ни уговоров не хватит, легко рассталась с одеждой для домашних экранов. Таков парадокс нашего времени: дома и бесплатно — всегда пожалуйста, в кино и за деньги — ни-ни.
Парадоксом был и сюжет сериала, посреди которого Кидман так регулярно наведывалась в душ. Этот детектив следовал бытовавшему во времена Агаты Кристи канону, что личность убийцы должна быть раскрыта только на последней странице (или в последнюю минуту, если это фильм), но только авторы «Лжи» вознамерились также держать до последнего в тайне от зрителей и личность убитого. Исходно было известно лишь, что произошло убийство. Тот факт, что дело было на тематическом празднике, где все мужчины были одеты Элвисами Пресли, а все женщины — Одри Хепберн, значительно путал и лишал смысла свидетельские показания — поди-разгляди в ночи, у океана, где прибой забивает голоса, какой Элвис с какой Одри что творили. Однако показания свидетелей были использованы авторами как сюжетный ход — в них возникала ретроспекция предшествовавших убийству событий, и, знакомясь с героями, мы узнавали, например, что Кидман с Риз Уизерспун любили на пару посидеть за стаканчиком — и тогда сладу с ними не было, — погружались в жизнь Монтерея и охотно увлекались двойной головоломкой: кто же из них и кого убьет.
В сериале мы видим мир, которым правит фасад. И таким фасадом для персонажей фильма служит элитная школа «Залив выдр», в которую они сдали своих детей, подчеркнув таким образом свой статус. Беда в том, что в школе стали возникать случаи насилия, личность агрессора поначалу не была установлена со стопроцентной точностью (ее раскрытие авторы тоже приберегут для последних серий), и уже оттуда потянулась ниточка за фасады домов, в которых далеко не все оказалось благополучно. Зверское поведение детей, разумеется, отобразило зверство родителей так же, как места детей в «Заливе выдр» — уровень родительских доходов. Так или иначе, на исходе седьмой серии все тайны и секреты были раскрыты — и полностью обнажена картина убийства: не только кто, кого и как, но и со всеми ниточками и запускающими механизмами, которые к нему привели.
Второй сезон является детективом уже не для зрителей, а для одного: единственной, новой героини — зато ее играет Мерил Стрип. В Монтерее она возникает в старомодных очках и плаще из гардероба 70-х, придающих ей невероятное сходство с мисс Марпл, какой та предстала в легендарной советской «Тайне «Черных дроздов». Она и есть Марпл: Стрип играет мать жертвы, которая почуяла нутром, что дело нечисто. Видите ли, в то время, как мы с вами — и еще с полдюжины персонажей «Лжи» — знаем тайну, полицию удалось ввести в заблуждение, что произошел несчастный случай. Но Стрип не проведешь. Она знает, что с ее чадом можно было разделаться только насильственным способом.
Стрип играет такую Марпл, которая при всей собственной внешней беззащитной атрибутике ни в грош не ставит чужую атрибутику и видит других насквозь, причем только дурное. Она с первого взгляда возненавидела героиню Риз Уизерспун и пару раз наговорила ей гадостей на тему того, что скрывается за личинами таких низкорослых активисток, как она. Причем точно как Марпл апеллируя к тому, что внешнее сходство влечет за собой и внутреннее, а Уизерспун внешне схожа с ее давней школьной подругой, садисткой и предательницей. Когда же Кидман взялась укорять Стрип и в защиту Уизерспун сказала, что та спасла жизнь ее сыну, когда он тонул, Стрип, вместо того чтобы размягчиться в отношении Уизерспун, перекинулась уже на саму Кидман: «Да? А где ж были ваши глаза в тот момент, мамаша?»
Больший уклон в трансвеститский балаган — путь, по которому пошли авторы второго сезона. И он очень на руку фильму, где помимо вышеперечисленных актрис снимались также Шейлин Вудли, Лора Дерн и Зои Кравиц. Похоже, на первых съемках они так сдружились, что на вторых в совместных сценах они играют уже как оркестр из «В джазе только девушки». Каждая реагирует на другую, как происходит со старыми знакомыми — все на перемигиваниях и подколках. Наблюдать за этим очень забавно.
Это трансвестизм иного толка. Женщины на грани нервного срыва и на валиуме то и дело встречаются в прибрежных рюмочных и на рассветных шоссе с блуждающими глазами похмельных страдалиц, с на тон перекрашенными патлами, с на миллиметр съехавшим макияжем и мычанием в качестве объяснения своего внешнего вида и местонахождения. Возможно, в пересказе поклонникам первого сезона такой крен в сторону «Отчаянных домохозяек» — а именно туда со всей очевидностью двинулся сериал — может показаться нежелательным исходом, но все меняет класс исполнительниц, занятых во «Лжи». Это не розовый трансвестизм «Домохозяек». Это более величественный и от того только более уморительный трансвестизм Теренса Стампа в «Присцилле — королеве пустыни», а никак не Дастин Хоффман в «Тутси». Это больше в сторону Мины и Далиды, чем Бетт Мидлер и Надежды Кадышевой. А бесподобную оправу, оправдывающую сомнительный исполнительский жанр, обеспечивает постановочный стиль Андреа Арнольд, сменившей во втором сезоне в режиссерском кресле Жан-Марка Валле.
В принципе и Арнольд, и Валле — мастера психологической драмы, растворенной в подробно воссозданной атмосфере. Но если у Валле первую скрипку играет драма, то у Арнольд — атмосфера. Представьте себе сцену диалога в придорожной закусочной. Валле («Далласский клуб покупателей», «Дикая», «Разрушение») покажет персонажа вовлеченным в склоку, в то время как за окном будут проноситься фуры дальнобойщиков, транслируя чувство бесприютности, символизируя социальные корни склоки, ее неизбежность в данной среде. Арнольд («Аквариум», «Грозовой перевал», «Американская милашка») покажет персонажа пялящимся в окно и считающим фуры, пока слова оппонента доносятся до него как из бочки. Он хочет уехать из этой жизни — и это все, что нам достаточно знать, чтобы не вникать в слова и в причины раздора: и так все понятно. Среда и есть драма в ее фильмах.
Вот так же изменился и постановочный ракурс «Большой маленькой лжи». В то время как актрисы с большей беспардонностью предаются постыдному удовольствию трансвестизма, площадной комедии, режиссер чаще панорамирует на беспокойный океан, всматривается в мистический лес — и одно сглаживает другое. Выбран очень верный баланс между начинкой и упаковкой, и есть все основания полагать, что мы проведем в компании этих девушек у телеэкрана еще немало вечеров в грядущем десятилетии — или, уж точно, страстно пожелать этого. Во всяком случае, когда Риз Уизерспун с потекшей тушью толкает речь растрепанной Лоре Дерн и накачанной успокоительным Кидман со школьной трибуны, на которой крупными буквами начертано «Залив выдр», — не остается решительно никакой возможности отказать себе в удовольствии созерцать это снова и снова.
Второй сезон «Большой маленькой лжи» выходит в «Амедиатеке» с 10 июня.