В 1872 году американский военный хирург по имени Уилльям Честер Майнор (Шон Пенн), явственно спятив, бегает по ночному Лондону с пистолетом и серией более или менее метких выстрелов убивает случайного прохожего, приняв его за своего (несуществующего) преследователя, солдата, которому он во время Гражданской войны выжег на щеке клеймо дезертира. Прохожий оставляет безутешную вдову (Натали Дормер) и полдюжины голодных детишек. Майнора признают невменяемым и отправляют в лечебницу строгого режима.
Тем временем британские филологи, договорившись с издательством Оксфорда, предпринимают очередную попытку собрать полный исторический словарь английского языка (сегодня — спойлер! — известный нам как, собственно, Оксфордский словарь). За эту монументальную и, кажется, невыполнимую работу берется шотландский самоучка-полиглот Джеймс Мюррей (Мел Гибсон). Который революционно использует метод краудсорсинга, попросив о помощи в розыске нужных цитат весь англоговорящий мир. Самым активным корреспондентом Мюррея становится шизофреник Майнор.
Драматическую историю про создание Оксфордского словаря раскопал британский журналист Саймон Уинчестер и двадцать лет назад превратил в бестселлер «Хирург из Кроуторна» (Кроуторн — место, где находится знаменитая Бродмурская психушка; для североамериканского рынка книга была переименована в «Профессора и безумца», и так же называется экранизация, которую в Россию пытаются сегодня продать ссылкой на популярную мелодраму с Расселлом Кроу).
Мел Гибсон, любящий все шотландское, уже тогда, в конце 90-х, купил права, но режиссерское кресло в итоге уступил своему бывшему ассистенту и соавтору на «Апокалипсисе» Фархаду Сафинии. Съемки закончились ссорой и судом между Гибсоном и режиссером с одной стороны и производящей компанией с другой, Сафиния снял фамилию с титров (где теперь значится несуществующий П.Б.Шемран), финальный монтаж делал непонятно кто, Гибсон отказался участвовать в рекламной кампании — в общем, этот несчастный фильм, похоже, очень быстро поглотят пески времени.
Что по-своему обидно: это, безусловно, неудача, но не каждый же день Мел Гибсон и Шон Пенн начинают меряться седыми бородами. С сединой, кстати, связан один из самых забавных аспектов фильма, действие которого разворачивается в удивительной временной воронке. Единственный титр с датой отправляет нас в 1872 год, а дальше вроде как проходит какое‑то время, но никто не стареет (за исключением сидящего за решеткой Шона Пенна), и ладно. Когда же в финальной части внезапно появляется Уинстон Черчилль и мы, удивляясь, откуда он взялся в викторианской Англии, лезем в «Википедию», выясняется, что на дворе уже 1910 год, т. е. пробежало 40 лет. За которые почти не изменились ни профессор Мюррей, ни, например, герой Стива Кугана, моложавый филолог (которому в реальности на тот момент исполнилось 85), ни их помощники, враги и жены. А дочь убитого в начале лондонца и вовсе умудрилась несколько десятилетий оставаться юной девушкой.
Шон Пенн и роль душевнобольного — опасное сочетание, конечно: артист с равным энтузиазмом набрасывается на маниакальную и депрессивную фазы, безостановочно работает всем телом, крайне выразительно кривляется и так мучительно выплевывает слова, словно у него полувековой запор. Впрочем, периоды просветления, в которые Майнор затевает противоречивые отношения с привлекательной вдовушкой и устраивает у себя в камере библиотеку, пользуясь добротой надзирателя (приторный Эдди Марсан) и любопытством лечащего врача (обязательные вздохи над викторианской психиатрией), выглядят еще более печально.
Самому себе Мел Гибсон, напротив, выбрал на редкость сдержанную роль и справляется с ней без труда. Все маленькие драмы Мюррея — будь то война с тупыми издателями, легкие трения в семье из‑за того, что он много времени проводит на работе, или моральные терзания на тему «можно ли дружить с сумасшедшим убийцей» — тихонько побулькивают, но так и не доходят до стадии кипения. Ясно, что кабинетному ученому, пусть даже и самоучке, трудно соревноваться с человеком, который в какой‑то момент совершит самооскопление. Единственное, над чем планомерно измывается скромный шотландец, — английский язык, правда, лишь в области произношения: мучаем, кого любим.
Этот амбициозный проект не лишен просветительской ценности, но страдает от внутреннего конфликта: огромные усилия авторов (как теперь — прокатчиков) идут на то, чтобы замаскировать суть фильма, как‑то завуалировать тот факт, что «Игры» — история про создание словаря. Отсюда — страшные тени, нервная музыка, возбужденный монтаж, вращающий глазами Пенн и прочая ерунда. А подлинную страсть следует искать не там, и лучшие (и, увы, слишком редкие) моменты фильма — когда герои обсуждают этимологию очередного глагола, ускользающего, как время у одного из них и рассудок у другого.
Станислава Зельвенского
