07/02 23:29
Ну что же, прямо сейчас фильмом датчанки Лоне Шерфиг «Доброта незнакомцев» в Берлине открывается 69 выпуск соответствующего кинофестиваля, с которого мы будем до следующих выходных вести какую‑то в меру прямую трансляцию.
В этом году Берлинале примечательно среди прочего тем, что его покидает после 18 лет службы директор Дитер Косслик. Косслик, если называть вещи своими именами, всем давно надоел; около года назад 80 немецких режиссеров даже написали по этому поводу открытое письмо. Вместо него фестивалем теперь будет руководить дуэт синефила из Локарно и дамы-кинофункционера. Что бы они ни сделали, наверняка будет лучше, хуже особенно некуда.
Голливудских звезд, с которыми любил позировать Косслик, в этом году немного, звезд режиссуры, в общем, тоже не очень, но наверняка что‑то интересное будет. Если нет, мы будем печатать здесь рецепты, анекдоты, стихи русских поэтов.
Зато традиционно много политики: diversity, гендерное равноправие и все остальное хорошее. «Красная дорожка» — из переработанного морского мусора. Семь из семнадцати конкурсных фильмов поставили женщины (в Венеции был один, например), и вообще пресс-центр прислал про гендерные расклады pdf на 50 страниц с графиками и таблицами. Сообщают, что из 400 фильмов фестиваля 45 процентов сделано женщинами, 52 — мужчинами, а про 3 непонятно.
Жюри возглавляет Жюльетт Бинош, ей помогают актриса Хюллер, которую все знают по «Тони Эрдманну», чилийский режиссер Лелио («Фантастическая женщина»), куратор киноотдела MoMA, голливудский кинокритик и, наконец, заслуженный британский деятель искусств Труди Стайлер, которую в ограниченном патриархальном мире некоторые знали как «жену Стинга» и видели в сериале «Друзья». Эта достойная компания, мы верим, ошибиться не может. Ура и гезундхайт.
09/02 02:51
Фестиваль начался за упокой: первый же фильм, «Доброта незнакомцев» Лоне Шерфиг — работа где‑то на грани профнепригодности; при том, что это копродукция, в которой участвовало больше, кажется, стран, чем во Второй мировой. Это как бы романтическая комедия на тему домашнего насилия и бездомных, прискорбное (хотя и часто встречающееся) сочетание громкого голоса и полной глухоты. Зои Казан играет пригородную домохозяйку, которая с двумя сыновьями прячется на Манхэттене от мужа-абьюзера — он их бьет, хранит на компьютере какие‑то ужасные фотографии и вдобавок полицейский. Им приходится воровать тарталетки и ночевать в странных местах, например, под столом. Но зато им помогают местные добрые (но заблудшие) души, которые группируются вокруг терапевтического кружка в маленькой церкви и полумертвого русского ресторана «Зимний дворец», где иногда на семейных торжествах можно услышать песню про Волгоград на мотив «Дома восходящего солнца». Добрые незнакомцы (название — цитата из финала «Трамвая «Желание») — это недавно отсидевший метрдотель (почему‑то француз Тахар Рахим, абсолютно потерянный), его адвокат (наш любимец Джей Барушель, который весь ссутулился, хочется верить, от стыда), молодой человек со странностями, вечно теряющий работу (Калеб Ландри Джонс), а также блондинка (Андреа Райсборо), которая одновременно работает медсестрой, разливает суп бездомным и ведет группу взаимопомощи — никто не видел ее спящей, хотя многие персонажи хотели бы. Ваш корреспондент был уверен, что она окажется ангелом или что‑нибудь такое, но в конкретно это направление безумия Шерфиг не двинулась. Плюс Билл Найи, хозяин «Зимнего дворца» по имени Тимофей с фальшивым русским акцентом — как обычно, ему не хватает только бороды и мешка с подарками. Ни один из героев даже отдаленно не похож на настоящего человека — это престранное комическое собрание дурных клише, которые позируют в разных сочетаниях примерно в трех интерьерах, из которых, судя по всему, состоит Нью-Йорк (право, 50 стран, можно было еще немного раскошелиться). С какого‑то момента от авторской беспомощности начинаешь получать болезненное удовольствие: например, когда стоившая столько слез линия мужа-садиста вдруг уходит в игривую бессловесную нарезку, чтобы не мешать многочисленным положительным героям решать свои проблемы; точнее, в общем-то, единственную проблему. Хочется верить, как‑то так выглядела новелла режиссера Звягинцева, которую злые люди вырезали из «Нью-Йорка, я люблю тебя» (ее можно где‑то посмотреть, но должны же оставаться тайны).
Франсуа Озон — какой фестиваль без Озона — привез картину под названием «Слава Богу»; картина не слава богу, понятно. Это такой французский «В центре внимания»: документальное, по самым горячим следам (важный суд — в марте, через несколько недель) расследование о священнике-педофиле в епархии города Лиона. Сорокалетний банковский работник, которого играет Мельвиль Пупо, честный католик, что существенно, вспоминает, что к нему в детстве приставал святой отец, обращается к кардиналу и выясняет, что злодей, нынче 70-летний, по-прежнему работает с детишками. Герой давит, церковь сочувствует, но действовать не спешит, однако находятся другие многочисленные жертвы священника, они в итоге объединяются в ассоциацию, а полиция заводит дело. Озон демонстративно держит себя в руках: деловитая телевизионная картинка, музыка как в прогнозе погоды, полфильма за кадром зачитывают письма. В какой‑то момент «в центре внимания» оказывается другой герой, потом третий. Третий — слегка маргинальный эпилептик, который хвастается высоким IQ, кажется, поколачивает подружку и показывает женщинам фотографии своего члена, навсегда искривленного, как он считает, по вине священника — заметно интереснее первых двух, скучных обеспеченных мужчин с семьями, но режиссер останавливается на полпути, вероятно, по причинам внекинематографического характера. Это честный, ладно сбитый фильм, в меру увлекательный, в меру приторный, в меру (очень в меру) шокирующий, страшно злободневный — историю про заговор молчания можно, понятно, переносить и в другие сферы — но в нем, как ни странно это в данном случае прозвучит, катастрофически не хватает драмы. Травма — не равно драма, о чем нам напоминает каждая из этих 140 минут. А кино без драмы — не более чем инсценировка.
Завсегдатай фестиваля китаец Ван Чуанань, в середине нулевых бравший главный приз Берлинале со «Свадьбой Туи», снова возвращается к своим монгольским корням в картине, которая называется, видимо, «Яйцо». Действие происходит где‑то в монгольских степях, среди героев — юный полицейский (просится скорее слово «милиционер»), которого оставляют сторожить ледяной ночью женский труп, найденный в чистом поле, а также женщина-пастух на верблюде, одиноко живущая там неподалеку, а также ее ухажер. Плюс еще несколько персонажей, которые кажутся такими маленькими на фоне огромного неба и бесконечного горизонта, что к некоторым из них — например, красавице из Улан-Батора — камера даже поленится приближаться. Камера тут тоже важный персонаж, постоянно напоминающий о своем присутствии: она то бесконечно долго не двигается, то начинает качаться качелями, то деликатно уходит в расфокус, когда кому‑то надо переодеться или провести вскрытие, то, наоборот, вглядывается туда, где другие бы зажмурились — при этом в фильме как будто нет нарочитости, причуды формы находятся в полной гармонии с причудами содержания. Которое наивное и как бы попсовое — ну да, монголы, юрта, закат, роды коровы, разрезание овечки — но это, в общем, не мешает скромной, ужасно красивой, смешной и в конечном счете даже трогательной этнозарисовке.
10/02 05:40
Вот уж кто не претендовал вроде бы на роль возмутителя спокойствия, так это Фатих Акин — казалось, что он давно потух и до конца жизни будет спокойно получать европейские киногранты и снимать в меру проблемное, в меру гуманистическое и в меру этническое кино. Не тут-то было: Акин вдруг дал не Кустурицу, а Триера, и теперь весь фестивальный бомонд ходит выпучив глаза от возмущения. Про акиновский фильм «Золотая перчатка» о серийном убийце в Гамбурге 70-х хочется написать отдельно и немного подробнее, что мы скоро и сделаем.
У норвежского ветерана Ханса Петтера Моланда в конкурсе фильм «Пора уводить коней» — так, во всяком случае, по-русски называется бестселлер Пера Петтерсона, лежащий в его основе. Муза режиссера Стеллан Скарсгорд играет вдовца, на закате, так сказать, жизни вспоминающего послевоенную юность, а именно лето 1948 года, которое он провел с отцом-лесорубом в деревне. У отца любовь с соседкой, сын соседки случайно убивает своего брата-близнеца, всплывают нехорошие истории из времен немецкой оккупации, мальчик стремительно мужает и в конце концов как бы занимает место блудного папы. История вроде знакомая, но снято все чрезвычайно чувственно: такой Тарковский глазами бывшего рекламщика. Ветер гуляет по полю, падают вековые сосны, сова в рапиде машет крыльями, ползет муравьишка, ерзает бретелька на платье. Страшно неестественные, но зато почти библейские отношения отца с сыном напоминают еще о картине «Возвращение» режиссера Звягинцева, которого, да, мы будем просто для порядка упоминать в каждом посте, хотя у него здесь и нет фильма.
Любопытно, что у Моланда одновременно вышел «Снегоуборщик» с Лиамом Нисоном, англоязычный авторемейк черной комедии с тем же Скарсгордом. Но прокат его отравлен тем, что Нисон на днях разоткровенничался в интервью, забыв, какие времена на дворе, и был немедленно объявлен врагом рода человеческого. Даже странно, что его физиономию не забанили на прогрессивном Берлинале.
Невозможно также умолчать о фильме, в котором снялась председатель жюри Жюльетт Бинош — называется «Такая, как вы думаете», режиссер Сафи Неббу, в Берлине просто спецпоказ, в прокате наверняка будет пользоваться популярностью. Бинош играет женщину по имени Клэр, преподавателя литературы лет, соответственно, пятидесяти, разведенную, с двумя детьми, которая рассказывает психоаналитику (ее играет Николь Гарсия) следующую историю. Снято — маленькое отступление — тоже изумительно: Париж весь такой стеклянный, как у нас любят снимать Москву, чтобы было на Нью-Йорк похоже, уроки героини про «Опасные связи» (неспроста!) похожи на лекции TED — сцена, амфитеатр из макбуков, а когда, например, нужно показать, что герои ходят по краю пропасти, они буквально ходят вдоль пропасти — точнее, ездят на велосипедах. Ну так вот. У Клэр был молодой любовник, но такой, вялый. И она из интереса стала читать его фейсбук, подружилась там с его ближайшим приятелем-фотографом, смазливым детиной в стилистике Данилы Козловского, и полайкала там его пошлейшие работы (по типу женский портрет и рядом веточка, называется «диптих»). А зарегистрировалась она в фейсбуке как 24-летняя Клара. Ну и приятель начинает с ней максимально тупо заигрывать, она ему в тон отвечает (гугля при этом молодежные выражения), ну и все — любовь, секс по телефону, бессонные ночи. Кто собирается смотреть — дальше не читайте, потому что нет сил остановиться. В общем, она ему шлет фотографии своей секси племянницы, а встречаться под разными предлогами отказывается. Он еще едет в Гоа и оттуда страдает, а потом вдруг приезжает раньше времени, и она такая — ах! — но все-таки встретиться не решается, потому что ну что он подумает. И в общем в итоге она ему пишет, что у нее есть парень, а потом, что он ей сделал предложение и они уезжают в Бразилию (!), не звони мне больше. А потом она, значит, встречает первоначального любовника, а тот грустный и говорит: «у меня тут братюня на машине разбился из‑за какой‑то психопатки фейсбучной».
Тут бы уже и закончить, но нет: героиня пишет рассказ (или роман?) о том, как все могло повернуться иначе. А именно: начинается все как было, но потом она с ним знакомится как Клэр, а не Клара, и поскольку она все-таки привлекательная интеллигентная женщина, хоть и постарше, у них начинается роман. А потом она начинает ревновать его к себе самой (Клэр — к Кларе). И она там кое‑что подстраивает, и он все понимает про Клэр и Клару, и идет такой к ней, а она пятится, и раз — ее сбивает машина!
Но и это не конец. А конец в том, что она грустит, конечно, что парня в могилу свела, пьет таблеточки, а психоаналитик, которая к ней прониклась, едет поговорить с не раз упомянутым первоначальным любовником. И выясняется, что он узнал про Клэр и фотографа, и из вредности ей наврал про его самоубийство! А он живет на юге Франции и уже стал молодым папой! Как хорошо, что есть такие фильмы.
Лиам, просто чтобы успокоиться:
11/02 00:58
В конкурсе сегодня день славянских женщин-режиссеров. Непростой день. Польский классик Агнешка Холланд (любого польского кинематографиста почему‑то автоматически хочется записать в классики, хотя она, ну, полуклассик, скажем, или даже четверть-) сняла фильм «Мистер Джонс» про Голодомор. Джеймс Нортон, обычно играющий русских в телесериалах, получает очередную возможность щегольнуть недурным произношением в роли валлийского журналиста Гарета Джонса, выучившего русский в Кембридже. В 1933 году Джонс, несмотря на молодость успевший взять интервью у Гитлера и поработать советником у Ллойд Джорджа, едет в Москву, чтобы расспросить Сталина, откуда у него денежки на новые танки. Со Сталиным не получается, зато он проникает на Украину, видит чудовищный голод и потом рассказывает о нем на Западе. Все это, несомненно, очень интересно, но в журналистском смысле в изложении Холланд преобладают сенсационность и упрощения, которые не пропустил бы ни один редактор, а в художественном это и вовсе никуда не годится. Московская часть фильма — где продавшиеся Сталину иностранные корреспонденты во главе с Питером Сарсгаардом (в роли Уолтера Дюранти, одиозного шефа московского бюро The New York Times) проводят время в разнузданных оргиях, а русские все время демонстративно едят — это такой «Третий человек» в постановке сельского театра. Чем драматичнее падают тени (а уж красиво снимать Холланд умеет), тем виднее, что вокруг все из картона, а реплики написаны человеком с нулевой к этому предрасположенностью (автор сценария — американская украинка Андреа Халупа, журналистка и политический активист). Но по-настоящему страшно — и не в том смысле страшно, как хотелось — становится во время путешествия героя по Украине, где все по-прежнему очень красиво, но при этом большеглазые, аккуратно запачканные детишки на вопрос, что это они едят, отвечают «Колю».
Режиссер из Македонии Теона Стругар Митевска показала фильм с лучшим названием во всем конкурсе: «Бог существует, и ее зовут Петруня». К сожалению, это единственное достоинство картины, которая безобразно придумана и еще хуже сделана. Героиня, у которой никак не получается найти работу в ее македонской глубинке и которая поэтому в 32 года живет с родителями, вытаскивает из воды крест во время какого‑то местного православного ритуала в силу обстоятельств, которые трудно понять и тем более описать, после чего становится героиней новостей и обличает своим поступком ограниченность и мужской шовинизм в церкви, полиции и вообще обществе. Что‑то похожее мог бы снять в 1992 году Юрий Мамин, если бы он был македонской феминистской, ослеп на один глаз и принимал препараты, блокирующие эмоции.
Чтобы здесь было не только нытье: в секции «Панорама» показали южноамериканский санденсовский хит «Monos» Алехандро Ландеса, на редкость эффектное кино, не пропустите при случае. «Монос» (т.е. «Обезьяны») — это боевая ячейка некой Организации, которая ведет партизанскую борьбу в джунглях, видимо, Колумбии, состоящая из восьми тинейджеров. Пять мальчиков, три девочки и строгий, но справедливый инструктор-карлик. Плюс американка-инженер, которую они похитили и держат в заложниках. Плюс (недолго) корова по имени Шакира. В фильме есть пафос, и юмор, но прежде всего — сумасшедшая энергия, опасная и перверсивно привлекательная; местами это похоже на великий фильм Клэр Дени «Хорошая работа». А еще превосходный, как всегда, саундтрек Мики Леви. Некоторое время идет неизбежный, видимо, в контексте детей-солдатов «Повелитель мух», а ближе к концу Ландес выруливает на более примитивный экшн и не очень понимает, чем закончить, но в любом случае — здорово.
11/02 19:36
ЧП в главном конкурсе — фильм Чжана Имоу «Одна секунда», действие которого проиходит во времена культурной революции, был сегодня отозван из программы. Официальная версия — потому что еще не закончен. Неофициальная, но более правдоподобная — потому что он не понравился китайским цензорам. Фестиваль сообщил, что вместо «Секунды» покажет какой‑нибудь старый фильм Имоу. Всячески осуждая цензуру в любых формах, мы не можем не приветствовать это решение, и хотелось бы распространить его на других участников конкурса (возможно, на постоянной основе) — почти у каждого из них в прошлом найдется приличная работа.
11/02 19:58
И еще немного политики: флэшмоб в поддержку заключенного Сенцова на премьере исторического, но, конечно, неспроста снятого именно сейчас «Мистера Джонса» про Голодомор (мы писали о нем чуть выше, точнее, ниже). Уходящий директор Косслик, режиссер Агнешка Холланд, справа можно разглядеть Джеймса Нортона, которому мы больше не позволим играть нашего Болконского.
12/02 20:16
Вроде бы единственный (не считая просроченной «Кислоты») российский участник «Берлинале» — «Мальчик русский» Александра Золотухина, который взяли в секцию «Форум». Золотухин — дебютант, очередной выпускник мастерской Сокурова и пока, возможно, самый талантливый. «Мальчик» — история деревенского Алеши, который отправляется на фронт во время Первой мировой и в первой же газовой атаке лишается зрения. «История» — может быть, слишком сильное слово, это скорее такие обрывки рассказа (фильм идет чуть больше часа), местами смикшированные с репетицией Рахманинова современным молодежным оркестром (что остается без пояснений, но особенно в них не нуждается, наверное). Очень живописно состаренная картинка, максимально русские лица (помимо прекрасно играющего главную роль Владимира Королева хочется отметить способного артиста эпизода Петра Лезникова), интимная армейская душевность бьется о бездушие не только вооруженного, но и, например, сословного конфликта столетней давности. Все это звучит, может быть, напыщенно и с каким‑то славянофильским душком, но «Мальчик» мастерски сбивает рахманиновский пафос жестокими комическими репризами в духе немого кино (например, слепые позируют для группового фотопортрета и вдруг опрокидываются, как костяшки домино). К фильму остаются какие‑то маленькие вопросы: слишком гладко и нарочито, может быть, звучит речь, не идеально работает прием с репетицией, не до конца понятен момент с ксендзом, который пытается охмурить русского мальчонку. Но в целом это страшно симпатичная, сложная и какая‑то нежная работа.
12/02 20:24
По этой ссылке можно почитать обещанную заметку про Фатиха Акина, который, похоже, останется тут нашим безальтернативным фаворитом.
13/02 02:34
Немку Ангелу Шанелек, чей фильм «Я была дома, но» был сегодня в конкурсе, в определенных кругах боготворят. Ваш корреспондент на картинах Шанелек (да и других представителей пресловутой «берлинской школы») чаще всего не может почувствовать ничего, кроме почтительного недоумения (чем совершенно не гордится), поэтому легко допустить, что проблема в нем, а не в фильмах. Это был дисклеймер, так сказать. «Я была дома, но» — картинки из жизни не очень приятной женщины, матери двоих детей, у которой дома случился некий кризис, а мы видим его последствия. Даже по меркам Шанелек, принципиально отрицающей «сюжет», нарратив тут мудреный: в первые минуты, например, на экране показаны приключения собачки, зайчика и ослика, чье отношение к дальнейшим событиям не вполне понятно. Потом начинается то кино, которое кого‑то бесит, а кого‑то делает счастливым: средние планы, естественное — т. е. недостаточное, как правило — освещение, ритмичное биение непостижимой чужой жизни в анонимных интерьерах. Героиня покупает с рук велосипед, катается на нем, возвращает его, долго требует назад деньги, получает деньги. Орет на детей. Ругается на учителей куда‑то убегавшего старшего сына. В длинном монологе сообщает подавленному едва знакомому кинорежиссеру, что его искусство — вранье. Дети репетируют «Гамлета». Кто‑то поет за кадром «Let’s Dance» под гитару. Кто‑то играет в теннис. Кто‑то долго расшнуровывает ботинки. Отрезанные границей кадра головы, причудливая — изредка завораживающая, действительно — геометрия движения, уколы бесстрастного юмора, вопросы без ответов и ответы без вопросов.
Совсем другое лицо сумрачного гения места — «О прекрасная ночь» дебютанта по фамилии Бом, тоже берлинский фильм, спродюсированный Марен Аде (секция «Панорама»). Юный ипохондрик Юрий, которому вечно мерещится ворон, клюющий его сердце, и прочий По, отправляется прогуляться в ночь и в зале игровых автоматов встречает пижона-урку, который представляется Смертью. Они вместе — подхватив еще готическую стриптизершу — колесят по безлюдному городу: сюрреалистические кабаки, подгулявшие бандиты, русская рулетка, корейская ведьма, ядовитые растения, много мадженты, неона, популярной музыки, подросткового романтизма и просмотренных американских кинофильмов. Объективно говоря, это довольно ужасно, но оторваться почему‑то трудно.
Показали на фестивале нашумевший «Сувенир», только что ставший одним из победителей «Санденса»: англичанка Джоанна Хогг реконструирует собственную юность в Британии 80-х. Крайне любопытное кино, к которому трудно подобрать ключ, несмотря на его вроде бы прямолинейность и даже банальность. 20-летняя дочка Тильды Суинтон (чудная) играет студентку киновуза, которая выросла в богатой семье (маму играет Суинтон) и, естественно, хочет снимать фильм про тяжелую жизнь в доках Сандерленда. Меж тем ее собственная богемная жизнь становится менее беззаботной, когда в ней появляется мужчина постарше с саркастическими ремарками и вредными привычками (Том Берк, очень британский, с лицом из эпохи «рассерженных молодых людей», но не рассерженным, а задумчивым). Т.е. это с одной стороны история про класс, как у них там принято, с другой — про духовное развитие девушки, с третьей — про обреченный роман, при этом все это немножко не в фокусе, фильм нарочито сделан не то что вопреки, но параллельно многим киноправилам. Он лирический, грустный, вроде наивный (а вроде и нет) и в чем‑то очень подкупающий, конечно. Хогг забавным образом сразу анонсировала вторую часть, сиквел.
Вне конкурса выступил Андре Тешине, уважаемый 75-летний режиссер, который уже немножко как бы того этого, вне конкурса, если можно так выразиться. Фильм называется «Прощай, ночь», Катрин Денев играет бабушку, у которой любимый внучек стал исламистом и собрался ехать воевать в Сирию. Денев ходит с берданкой по своему вишневому саду (нам раза три напомнят, что он именно вишневый) и разводит лошадей, а внук славит Аллаха в интернете и думает, где найти деньги на калаш. Момент, когда она впервые видит его на коврике для намаза, достоин аналогичного эпизода с женой Броуди (или это была дочка? Ах, дочка Броуди, такая харизма). А потом она его запрет на конюшне, чтобы он не шалил. Еще хорошая сцена с параллельным монтажом: внук с такими же друзьями чего‑то там нудит над ноутбуками, а в это время веселая и дружная арабская семья, которая находится в услужении у Денев, примерно голышом пляшет под «Chandelier», утверждая, видимо, секулярные ценности старой доброй Франции, над скорым концом которой (см. сад) грустит Тешине.
14/02 19:09
Не в пример (точнее, в пример) Андре Тешине 90-летняя Аньес Варда сохраняет совершенно кристальную ясность рассудка. Ее (внеконкурсный, конечно) фильм с несколько парфюмерным названием «Varda par Agnès» — далеко не первый, но, кажется, последний автопортрет: в финале она прямым, в общем-то, текстом прощается со зрителем, даже тут, впрочем, не меняя своей фирменной легкой интонации. Это не подведение итогов, но все же некий отчет о проделанной работе: фильм выстроен как мастер-класс или творческая встреча — Варда натурально сидит на сцене театра — которая начинает трансформироваться во что‑то другое, обрастая словами, образами, отрывками из фильмов, другими людьми. За два часа режиссер коротко, конечно, перебирает свою карьеру от первой короткометражки до «Лиц, деревень»: кино игровое и документальное, фотография, инсталляции. Много смешного, масса интересных деталей — о чем думала тогда‑то, почему там‑то выбрала такую структуру или цветовую схему — но главное, еще одно свидетельство ее фантастически привлекательного взгляда на мир, любопытного, ироничного и при этом неизменно доброжелательного.
Социально ответственный режиссер из Каталонии Изабель Койшет смотрит на мир строго. «Элиза и Марсела» — конкурсный фильм, сделанный для «Нетфликс» — рассказывает про двух девушек, которые любят друг друга на рубеже XX века в испанской глубинке. Они знакомятся в школе при монастыре, потом обе становятся учительницами, а потом одна из них стрижется и рисует себе усы, и вопреки окружающему ханжеству они, обхитрив священника, заключают первый однополый брак в Испании (это все по мотивам реальных событий). Фильм снят в довольно пошлом, очень красивом ч/б, а в драматургическом плане смехотворен, как у Койшет принято. Зато он подтверждает информацию, что лесбиянки, едва оставшись одни, художественно выставляют свет, сбрасывают одежку и начинают обливать друг друга молоком.
«До свиданья, сынок» китайского режиссера по имени Ван Сяошуай — очень уверенно сделанная трехчасовая драма, легко перескакивающая взад-вперед между разными годами и десятилетиями, про рабочую семью и ее беду с сыновьями. Считывать китайские коды довольно сложно, но кажется, что фильм выполняет госзаказ по критике отдельных перегибов в политике партии в 1980-е, особенно (но не только) в области планирования семьи: история напрямую касается правила «одна семья — один ребенок», недавно отмененного.
Из примечательного еще был франко-израильский фильм «Синонимы», о котором мы постараемся написать отдельно, а вообще юмор в том, что фестиваль-то фактически кончился. Конкурс легко уложился в неделю — после изъятия Имоу там осталось всего 16 фильмов (для сравнения, в последних Каннах и Венеции было по 21). Впрочем, в данном случае и 16 многовато. Ну да ладно. В параллельных программах что‑то показывают, так что мы не отключаемся. Сегодня ваш корреспондент, например, смотрел звездный южнокорейский триллер «Идол» и спустя два часа был вынужден, несмотря на опыт в этом жанре, признать свое поражение перед причудами азиатского нарратива: за какие‑то двадцать минут до конца в кадре появилась коробка предположительно с отрезанной головой, но корреспондент понял, что он, как Брэд Питт, не готов туда заглянуть (потому что давно перестал понимать, что происходит на экране). А вчера был, допустим, чудесный документальный фильм про Полин Кейл («What She Said: The Art of Pauline Kael»), очень вдохновляющий, после которого хочется схватить перо и оскорблять, оскорблять.
15/02 19:49
По ссылке обещанные подробности о фильме «Синонимы» — не то чтобы великом, но на фоне общего уныния выглядящем очень выигрышно. Про еврея в Париже. Берлин сегодня тоже попытался ненадолго стать Парижем: бастовал общественный транспорт.
16/02 14:42
«Медведей» раздадут уже сегодня вечером. Кому достанется главный приз, честно говоря, совершенно непонятно. Есть критический любимчик «Синонимы», но критические любимчики почти никогда на фестивалях не побеждают. Кажется, правда, что фильм мог понравиться Жюльетт Бинош — Париж, хулиганство, нувель ваг — но во-первых, это чистая спекуляция, во-вторых, она в жюри все-таки не одна.
Ну и есть масса других более или менее неудачных вариантов (Акин, конечно, слишком радикален). Чистая политика — Озон, например. Или Агнешка Холланд (вряд ли). Некоторые прочат победу даже македонской «Петрунье», которая вообще не кино, а полуграмотный пост в фейсбуке.
Или популярная фестивальная опция «неплохой фильм из экзотической страны, который никто никогда не посмотрит». Тут явно лидирует монгольское «Яйцо», действительно хорошая вещь, но в этом случае китаец Ван Чуанань станет вторым в истории (после Энга Ли почему‑то) режиссером, дважды бравшим золото, что понижает его шансы, наверное. Также есть его тезка и коллега по «шестому поколению» Ван Сяошуай с фильмом про сыновей («До свиданья, сынок»). Или турок Альпер, мини-Джейлан, с фильмом про дочерей («Сказка о трех сестрах»).
Или, наконец, что‑то совсем неожиданное. Написав все это, ваш корреспондент стал, пожалуй, склоняться к варианту с Озоном. Ну, скоро увидим.
16/02 22:25
И все же главный приз прямо сейчас получают «Синонимы»! Ну что же, браво.
Обе актерские награды получили актеры из китайского «До свиданья, сынок», где они действительно замечательно играют несчастных родителей, к тому же в разных возрастах. Все поплакали.
«Медведя» за режиссуру вручили Ангеле Шанелек, вау. Шанелек, иронически улыбаясь, кивнула в сторону жюри: «that’s nice, thank you».
Озон получил второй приз — гран-при.
17/02 04:43
Осталось, очевидно, подвести итоги. Жюри в тяжелой ситуации повело себя максимально разумно, честь ему и хвала. Однако чуда не случилось: Берлинале по-прежнему производит довольно угнетающее впечатление, что бы ни говорили любители — искренние или не очень — найти во всем светлую сторону. Фестиваль такого уровня судят по конкурсу, и когда в нем три с половиной интересных фильма, это не дело. Да и в параллельных программах, на которые все любят ссылаться, самые яркие работы сейчас — объедки со стола «Санденса». Разумеется, при подобном масштабе мероприятия отдельно взятому человеку всегда есть чем себя занять — можно сходить на Вуди Аллена 1980 года (история, взятая из жизни) или какую‑нибудь диковинную документалку, но речь-то не об этом. Что же — будем ждать, что при новой администрации положение вещей как‑то изменится; пространство для маневра несомненно есть.
Находясь в Берлине, трудно проигнорировать известии о смерти Бруно Ганца. Автор этих заметок видел его дважды: когда‑то как раз на Берлинале, где он представлял отреставрированный «В белом городе» своего соотечественника Алена Таннера (замечательный, кстати, фильм), и совсем недавно на пресс-мероприятиях «Дома, который построил Джек». Ганц производил ужасно приятное впечатление: он был неожиданно компактным, маленького роста, выглядел очень усталым (что свойственно людям ближе к 80), но великодушно скрывал свое несомненное раздражение происходящим (что было особенно важно во втором случае), а когда говорил, подолгу, тщательно подбирал каждое слово, демонстрируя очень живой и оригинальный ум — который, в принципе, совершенно не обязателен, когда ты великий европейский артист.
Но что поделать. Как говорил Бастиан Швайнштайгер, жизнь — это дорога с двусторонним движением. Мы заканчиваем трансляцию, до новых встреч. Будьте счастливы, играйте в кино.
