— Какова причина, по которой вы согласились принять участие в фильме молодого и, в общем, малоизвестного режиссера из Норвегии? Или важную роль сыграли партнеры — Гэбриел Бирн, Джесси Айзенберг?..
— Йоаким Триер может быть малоизвестным для кого-то из зрителей, но я-то смотрела его предыдущий фильм «Осло, 31 августа», и он меня впечатлил. Он молод, но о нем уже все говорят — по меньшей мере во Франции. Не я оказала ему честь, а он мне. Я не прогадала и очень довольна.
— Вообще, это довольно удивительно, что такая дива и звезда, как вы, с безумным графиком съемок в кино и театральных премьер, находит время и возможность смотреть новые фильмы — причем норвежских режиссеров-дебютантов.
— Да, снимаюсь я что-то многовато. Только что закончила три фильма подряд и уже через пару дней приступаю к четвертому, фактически без перерыва. Последний из них, «Будущее» Миа Хансен-Лев, был опытом исключительно приятным — и все равно хлопотным: приходилось на неделю прерывать съемки, чтобы слетать в Париж и сыграть серию спектаклей по «Ложным признаниям» Мариво в постановке Люка Бонди. А еще этот Верхувен — из-за работы с ним в фильме «Она», где у меня главная роль, я практически перестала следить за премьерами. Вы себе представляете? Катастрофа! Но я исправлюсь, вот увидите.
— Как вас хватает на все?
— Бывают такие периоды. Все совпадает — спектакли, съемки… Я беру себя в руки и не жалуюсь. А в чем-то даже и наслаждаюсь. Знаю, что настанет время и для отдыха. Просто чуть позже. Я еще умудрилась успеть приготовить чтение прозы маркиза де Сада для Авиньонского театрального фестиваля, и это тоже прошло отлично.
— Лучший французский писатель!
— Вы тоже так думаете? Я так рада! Это мой собственный монтаж из фрагментов «Жюстины» и «Жюльетты». Папский дворец в Авиньоне стоял на ушах. Я даже не ожидала такого успеха и потом пожалела, что речь шла только об одном вечере. Теперь думаю, не повторить ли.
— Если представить соединение Жюстины и Жюльетты — сестер, но и противоположностей! — в одной актрисе, а потом вспомнить о вашей героине в фильме «Громче, чем бомбы», военном фотографе… Трудно уловить принцип выбора того или иного персонажа. Кажется, что вы можете сыграть кого угодно и взяться вообще за любую роль.
— Мне, конечно, не безразлично, кого играть. Но если предложение соблазнительное, как отказаться? К тому же кино не театр, оно обладает своими трюками и способно преобразить кого угодно. Впрочем, роль фотографа — да, нечто совершенно особенное. Ведь я актриса, а фотоаппарат ставит меня в неожиданное положение: теперь я не в объективе, а спрятана за ним. В каком-то смысле это необычней, чем водить грузовик или пилотировать самолет. То есть фотограф — нечто противоположное актеру. Однако в «Громче, чем бомбы» я возвращаюсь к сути актерства, поскольку цель фильма — показать человека, скрытого за фотоаппаратом, обнажить его слабости и недостатки. При этом ее интимная жизнь — нечто эфемерное, невозможное: вспомните, что к началу действия моей героини уже нет в живых.
— Вы фотограф, вы и фотография. Образ.
— Именно! Активна и пассивна одновременно, человек — и воображаемая проекция. Любопытный, необычный для меня персонаж. Я играю не личность, поскольку не обладаю на экране автономным, объективным бытием: я — умноженные друг на друга субъективные проекции.
— Участь любой актрисы.
— Разумеется. Собирая эти субъективные взгляды, актриса находит свое я.
— Похоже, так и происходит с вами — особенно в тех фильмах, где на вас как на таинственную француженку смотрят режиссеры-иностранцы: Йоаким Триер, Михаэль Ханеке, Хон Сан Су, Брильянте Мендоса…
— «Француженка». Да, это я. Ну по меньшей мере так комфортнее, чем если бы меня попросили сыграть кореянку. Понимаете, я для каждого из них иностранка — и это помогает мне стать центром конфликта, носительницей инаковости, контрастности. Конечно, странно постоянно играть иностранку, зато можно путешествовать по всему миру. С другой стороны, я всю жизнь себя так чувствую — иностранкой! Что попишешь. Я не могу сказать, что это делает меня несчастливой, отнюдь. Просто я чужая везде, даже во Франции, где я продолжаю оставаться маргиналом, считаясь популярной актрисой. Хотя многие и популярней, с другой стороны…
— Это что-то из Камю, быть «посторонней» — очень французское чувство.
— Судя по всему, так и есть.
— Но работе это не мешает?
— Даже наоборот, дает своеобразную свободу. Я легко совершаю выбор. Вспоминаю «Пианистку». Разумеется, фильм потрясающий, и роль редкая, и Ханеке — выдающийся режиссер. Но история-то рискованная, заранее успеха никто предсказать не мог. А я не сомневалась даже секунды, когда Михаэль мне предложил у него сыграть. Моментально выпалила «да».
— Похоже, с возрастом вы все уверенней в себе и том, чем занимаетесь.
— Я уверена не в себе, а в тех, с кем работаю и в кого верю! Я умею выбирать людей, с которыми сотрудничаю, и ошибаюсь крайне редко.
— Смотря, как вы играете возлюбленную персонажа Луи Гарреля в «Ложных признаниях» на сцене, я не мог не вспомнить, что десятью годами раньше вы так же естественно играли в картине «Моя мать» его мать. Все-таки это удивительно.
— Вот она — сила театра! И кино. С другой стороны, у Мариво героиня — вдова, за которой ухлестывает молодой человек беднее ее самой. Даже там разница в возрасте не имеет значения, и это в XVIII веке! А сейчас она и подавно неважна. Да, жаль, что Мариво так мало знают и редко ставят в наши дни — особенно за пределами Франции. Не то что Мольер. При этом лично для меня Мариво — чемпион в вопросах психологических нюансов и тонкостей, скрытых смыслов. Ни с каким больше драматургом не сравнить.
— Чувствуете себя «посланницей французской культуры», когда привозите куда-нибудь в Москву того же Мариво?
— Ну не «посланницей»… Я все-таки актриса, ответственность на режиссере, а не на мне. И на Мариво, конечно, а за него я спокойна. Автор формирует язык, режиссер берет на себя смелость его передать зрителям, а я только инструмент.
— Со стороны вы кажетесь идеальной актрисой, переходящей к режиссуре, — однако в отличие от многих коллег так и не попробовали себя в этом качестве. Боитесь чего-то? Или нет желания?
— Однажды обязательно попробую. Еще не знаю, в театре или в кино. Но сейчас я полностью удовлетворена своей актерской профессией. Для меня она несложна и приятна, а работа режиссера — это принимать решения… Огромная ответственность, и я не уверена, что готова на себя ее принять.
— Расскажите хотя бы что-то про фильм Верхувена «Она», только без спойлеров, пожалуйста.
— Это экранизация предпоследнего романа Филиппа Джиана, который очень известен во Франции. Довольно-таки провокационная книга о взаимоотношениях женщины с мужчиной, который ее изнасиловал. А фильм… Это будет чистый Верхувен!
— Для многих вы — воплощение провокации в кино.
— Не намеренно, поверьте! Одни фильмы дают зрителю ощущение комфорта, другие — лишают этого ощущения. Без них тоже не обойтись, и я стараюсь не обходить их стороной. И не бояться, разумеется. Если роль пугает, то она даст тебе многое. «Она» — довольно пугающая роль. Да и Верхувен бывает страшным. Хотя вместе с тем человек он очаровательный.
— Вы работали с режиссерами всего мира. Не было бы желания поработать с кем-то из россиян?
— Со Звягинцевым, конечно. Я видела все его фильмы, огромная его поклонница. Была бы счастлива когда-нибудь у него сняться.
—А что скажете о современном французском кино? Многих из тех, с кем вы работали — Клод Шаброль, Патрис Шеро, — уже нет в живых…
— Французское кино живо, у нас есть немало выдающихся режиссеров, совершенно разных — от Арно Деплешена до Франсуа Озона. Я верю во французский кинематограф.