Осенью 1962 года у италоамериканца Тони Валлелонги (Вигго Мортенсен), бывшего водителя мусоровозов, нынче служащего вышибалой в моднейшем нью-йоркском клубе Copacabana (том, который «самое горячее местечко к северу от Гаваны», если верить песне), образуются каникулы до нового года. И тут он получает предложение за хорошие деньги поработать личным водителем у знаменитого пианиста Дона Ширли (Махершала Али) на время двухмесячного турне его трио. У путешествия есть нюансы: Дон (или Доктор, как его все называют) Ширли — черный, а турне будет проходить по расистским штатам Глубокого Юга.
Один из главных фаворитов грядущего «Оскара» — полусерьезный, полукомедийный роуд-муви Питера Фаррелли — «вдохновлен», как написано в начале, реальной историей, хотя степень ее реальности остается предметом дискуссий: сын Валлелонги — соавтор сценария, родственники Ширли заявляют, что все было не так. Обычное дело для популярных картин, но в данном случае обвинения в вольном обращении с фактами звучат особенно нелепо: речь идет об откровенно сказочном фильме, в котором добро побеждает зло при каждом удобное случае, под Рождество случаются маленькие чудеса, а вышибала из Бронкса, засыпая, может обронить: «Мир полон одиноких людей, которые боятся сделать первый шаг».
Вышибала, впрочем, действительно был непрост и не зря гордился умением вешать лапшу на уши: работу в ночном клубе он конвертировал в полезные знакомства, начал сниматься в кино (много позже описанных тут событий) сперва в массовке, а потом и не только, и, в общем, к моменту смерти в 2013 году наработал себе фильмографию покруче, чем у Вигго Мортенсена: от «Крестного отца», «Бешеного быка» и «Славных парней» до «Клана Сопрано».
Мортенсен — набравший для роли жизнелюбивого итальянца двадцать кило и сбросивший столько же лет (Валлелонге в 1962-м вообще было 32) — играет его как раз в манере усредненного героя второго плана из старого фильма с Де Ниро, слегка утрируя — впрочем, чрезвычайно обаятельно — соответствующий выговор и манеры. Горячий нрав, любовь к семье, любовь к еде (в какой-то момент Тони походя пожирает целую пиццу, свернув ее как блинчик), слабость к темным костюмам. Герой очень быстро, правда, превращается в славного парня уже без всяких кавычек.
Махершала Али, который по HBO сейчас ищет детей в Арканзасе, играет тоже утрированно, но в другую сторону. Доктор Ширли — несколько женственный интеллектуал с профессионально прямой спиной, одиноко живущий в апартаментах под крышей Карнеги-холла с индусом-дворецким и горой антиквариата; он принимает посетителей, невозмутимо восседая на настоящем троне. С его лица не сходит печальная задумчивость (некоторые ее поводы будут расшифрованы). Среди его чудачеств — владение русским языком, на котором он иногда общается со своим русским виолончелистом: Ширли учился в Ленинградской консерватории.
Не то чтобы не сложно, а невозможно не догадаться, что совместно перенесенные трудности сблизят этих непохожих и сперва не доверяющих друг другу мужчин, и они всячески обогатят внутренний мир друг друга. И конечно, центральная тема фильма — расизм. «Законы Джима Кроу», «закатные города», отдельные кафе и туалеты и прочие прелести сегрегации; собственно, «Зеленая книга» — это издававшийся до 1966 года гид для чернокожих путешественников, помогающий им выжить в родной стране. Но сообщить в 2018 году, что расизм это плохо — не единственная задача Фаррелли и даже, страшно сказать, не главная, хотя в его благих намерениях не усомниться.
Чем уродливее общество, тем красивее на этом фоне отдельные люди, и «Книга» — прямолинейный, превосходно сделанный, в лучшем смысле попсовый гимн человеческому достоинству и человеческой эмпатии. Фильм, конечно, никого всерьез не обличает: он льстит нам как виду — и так умело, что ему невозможно, не хочется сопротивляться. «Книга» неспроста напоминает о лучшей работе Фаррелли, «Тупом и еще тупее» — тоже дорожной комедии, в которой мужская солидарность и открытость миру торжествовали над ограниченностью и предрассудками, а если и проигрывали, то не обидно.
Тогда, в 90-е, простое, но безотказное духоподъемное кино считалось фирменным блюдом Голливуда в его, скажем так, призовом сегменте, и от него подташнивало. Двадцать лет спустя выясняется, что делать его, в общем, разучились, и редкие удачные попытки теперь вызывают какое-то невероятное умиление — как вот этот фильм Фаррелли. Вдобавок он еще и оказывается почти дословным ремейком «Самолетом, поездом, машиной». Гоните ваши «Оскары».
Станислава Зельвенского