— Как ты попал в «Кислоту»?
— Ничего необычного. Кастинг-директор знал меня до этого, он со мной работал, поэтому позвал туда. Мы с Горчилиным друг о друге только слышали. Я никогда не был до этого в «Гоголь-центре». Изначально меня хотели взять на маленькую роль, которую Петя Скворцов сыграл. Мне сказали, что нужно будет побегать перекрытым под кислотой и сигануть в окно. Мы начали пробоваться, а потом Саша решил предложить мне другую роль. Все банально и просто, это уже потом в процессе выяснилось, что мы на одной волне и все такое.
— Ты же начинал с театра, а теперь говоришь, что тебе театр не интересен. Почему?
— Думаю, пока что я закончил с театром. Это настолько не мое, что я, как животное, смотрю на это и вообще не понимаю, зачем заниматься этим. То есть театр как концерт и дикая панк-оргия — я могу понять, но театр как театр — для меня это малоэффективная форма, потому что можно пойти и сделать кино, которое будет вечно. То, что увидит весь мир. То, что увидят все поколения. А в театре ты можешь сколько угодно себя тратить, но из-за глупости нескольких человек может разрушиться все. У кого-то будет плохое настроение, и все развалится
. И это не обязательно будет актер — это может быть кто угодно. Ты не убережешь спектакль от этого. В кино же ты можешь добиться результата и зафиксировать его.
— Поскольку ты еще неизвестен широкой публике, можешь рассказать немного о себе — откуда и как ты пришел к этому?
— Я бы в своей жизни постарался избежать рассказов о себе. Я хочу делать дело. Поэтому на самом деле мне с трудом даются мероприятия и интервью о себе. У меня есть фильмы. Я хотел бы после премьер не по фестивалям ездить — представлять фильмы и не за титул «Человека года чего-то там» бороться, а чтобы мне просто за это давали еще 2–3 хорошие роли. И так бы работало вечно. Я готов отказаться от абсолютно всего хайпа, если только хорошо выполненная работа в одном фильме гарантировала бы мне хотя бы одну хорошую роль в следующем.
— Тем не менее читателям было любопытно узнать о тебе.
— И так можно зайти в интернет и узнать, что чувак приехал из Севастополя и ему 26 лет. Я могу рассказать, что родился в семье моряка. В семье конкретных людей, которым проблемы «Кислоты» совершенно чужды. Не знаю, что они скажут, посмотрев этот фильм. Наверное, не поверят, что так бывает. Скажут: «Саш, иди лучше картошку выкопай». Я доволен своим детством, потому что оно было жесткое, без всяких соплей. Я думал сначала пойти в мореходку, потому что я действительно хотел быть капитаном корабля, да и до сих пор хочу, но потом, пораскинув мозгами, понял, что лучше играть капитана корабля в хорошем кино. Эффективность у этого будет выше. Если я стану просто капитаном корабля, то всю романтику я буду себе додумывать, потому что там не до романтики. А в кино я могу срежиссировать эту реальность и сделать ее такой, о какой я мечтаю.
— В «Лето» к Кириллу Серебренникову ты попал после «Кислоты»?
— Да, мы начали снимать «Кислоту», и эти кадры кто-то показал Кириллу. Меня позвали на встречу с ним, мы просто познакомились, не было никаких вообще проб. Опять же, изначально я должен был играть Ишу, но его сыграл Вася Михайлов, который идеально подходил на эту роль, а меня позвали на роль Скептика.
— А не было такого, что эту роль придумали специально под тебя?
— Отчасти да. Я не знаю, в какой последовательности придумывали Скептика, но, наверное, наполовину повлияло то, что у меня такая природа и все такое.
— Как появился документальный фильм «После Лета» полностью со Скептиком?
— «После Лета» — это побочный продукт. Эти сцены должны были быть внутри «Лета». Персонаж Скептик был чисто вспомогательной линией, и мы с Кириллом договорились, что я здесь свое эго должен научиться убирать. Мы открыто обсудили, что я должен быть как бы функцией, которая должна помогать всему фильму. Была прямо задача сдерживать себя внутренне.
— Зачем нужны были эти интервью с реальными прототипами?
— Когда начались нападки на идею снимать «Лето», Кирилл придумал этот ход с самоиронией, чтобы мы первые заявили, что мы дураки и «все было не так»
. Это гениальный ход, хотя очень простой и не новый. Он позвал меня на встречу и сказал: «Саша, значит, ты будешь играть вот такого человека, который непонятно что будет делать. Я написал для тебя места в сценарии вот здесь и вот здесь, но в целом будем решать на площадке. И еще, возможно, возьмешь какие-то интервью у прототипов. Может быть, они будут сидеть в студии, может, ходить по площадке, я еще не знаю». Больше никаких подробностей не было.
Мне уже прямо на съемках говорили: «Саш, у тебя завтра интервью с Наташей [Науменко]». Это в лучшем случае. А в худшем мне говорили: «А, сейчас же Наташа придет через 20 минут!» Эти интервью — наполовину экспромт. Сначала они задумывались внутри монтажа основного «Лета». Это не должно было быть никаким отдельным фильмом. Всем нравилось, как соединялись документальные кадры и игровые, но быстро стало ясно, что это не будет никому понятно, кроме российской аудитории. Было жалко выкидывать эти кадры, получился отдельный фильм «После Лета».
— Как-то так все сгруппировалось, что за последнее время я посмотрел столько проектов с участием Александра Кузнецова, что пришлось даже включить тебя в список самых перспективных актеров.
— Спасибо огромное. Это громко сказано, но тем не менее я очень благодарен за поддержку. Мне просто повезло — за последние 2 года случилось достаточно много интересных проектов. Это удача, но не значит, что так будет всегда. За последние пару месяцев, например, мне пришлось достаточно часто отказываться.
— А почему?
— Ну вот такие проекты потому что! Например, Гослинг (и ничего страшного в том, что мы равняемся на Райана Гослинга, потому что на кого еще равняться) имеет такой вкус на выбор проектов, что у него каждый год выходят культовые вещи: «Драйв», «Ла-Ла Ленд», «Блейдраннер», «Человек на Луне» того же Шазелла. Он не занимается ерундой. У нас же здесь не так часто появляются такие сценарии. В нашей стране главный герой пока что не может быть уж сильно неоднозначным. Никто просто не даст деньги на странных, сложных героев, которых играет Хоакин Феникс или Гослинг. Никогда у нас не дадут денег на условный «Бойцовский клуб». Никогда. Пока система распределения денег не уйдет из рук государства. Поэтому в ожидании и поиске хороших сценариев иногда нужно скрепя сердце отсиживаться, откидывая ненужные проекты и рискуя быть неправильно понятым. Я действительно думаю, что в этой стране актеру пока что нельзя работать так, как это можно делать в Америке, где есть тысячи вариантов, где можно ломать кости, добиваясь какой-то роли, стремиться попасть в какие-то проекты. Здесь, к сожалению, актер вынужден пользоваться другой логикой — лишь бы была работа.
— Правильно ли я понимаю, что у тебя есть планы на англоязычный проект?
— Да, есть. Надо понимать, что время уходит, нужно становиться актером, который может работать в любом кино любой страны.
— Константин Хабенский не раз снимался в мировом кино и у него был шанс продолжить это, но он отказался от роли в голливудском кино, потому что в это время он выбрал стать режиссером «Собибора». Якобы ему интереснее не менять себя, чтобы применить себя где-то там, а своим применением здесь попытаться изменить среду. Тебе такой путь не интересен?
— Интересен. Я и так стараюсь это делать — одно другого не исключает. Чтобы расширить круг своих возможностей, не обязательно все остальное бросать. Более того — нельзя ничего бросать. Ты изначально русский актер. И от того, что ты получишь право работать в хороших англоязычных проектах, российская киноиндустрия не проиграет.
— Вот ты говоришь о Райане Гослинге, Хоакине Фениксе, и, наверное, Том Харди тоже в твоем списке. И судя по ролям, у тебя есть пунктик насчет такого же физического актерства, когда нужно что-то вытворять со своим телом. Приходилось самому делать трюки?
— Я с радостью это делал. Почему-то большинство актеров считают, что каскадер и актер — это совершенно разные вещи. Я очень уважаю Тома Круза за то, что он сам делает трюки, и не ради того, чтобы потом рассказать об этом в интервью, а потому что ему так интересно. Я выбираю такое кино, потому что меня не напрягает полдня драться, а потом сыграть драматическую сцену. Я считаю, что это здорово и это должно вызывать интерес у нормального мужчины-актера. Полеты на тросах, на вертолетах, драки никак не мешают тебе быть драматическим актером. Но в русской киноиндустрии, к сожалению, каскадерское и драматическое кино сильно разделяют, а предложения сделать трюк самому и сыграть тут же в одном кадре драматический кусок воспринимается режиссерами и продюсерами так, как будто мы больные студенты, предлагающие какую-то херь. Очень сложно обьяснить, что имеет драматургический смысл снять одним кадром, как актер кидает нож, падает, встает, получает по лицу, выплевывает кровь и после этого еще играет. Потому что в этот момент зрители сосредотачиваются не на искусстве монтажа, а на животной энергии прямо здесь и сейчас. Поэтому «Папа, сдохни» и «Скиф» были большой редкостью и удачей.
— А зачем актеру становиться режиссером?
— Незачем. Как «правило» это не работает.
— Сейчас вот целый тренд в русском кино: Хабенский, Козловский, Горчилин и даже ты.
— Я знаю, но это не правило или закон. Это просто гребаный тренд. Он мне очень не нравится. Сейчас это ничего не стоит, снимать кино может вообще кто угодно — любой блогер, человек с улицы на телефон. Это исключительно тренд, а не вскрытая истина, что, оказывается, все актеры могут снимать кино. У каких-то актеров получилось вдруг снять классный фильм, и все решили, что это такой закон природы. Я не говорю, что не стоит пробовать, если ты этого очень хочешь. Но считать, что это норма, — ни в коем случае нельзя. Это разрушит профессию.
— Тем не менее ты сам это делаешь. Какие ты для себя выделяешь «за», чтобы стать режиссером?
— Я не имею отношения к этому тренду — я начал организовывать реальность вокруг себя, включая театр, кино и музыку, давно. Когда это еще было не модно, за это ругали и серьезно к этому не относились. Просто так сложилось, в этом не было цели. И я не собираюсь становиться режиссером, просто какие-то вещи, о которых я мечтаю, я могу сделать только сам. Можно бесконечно ждать проект мечты, но гораздо быстрее собрать все что можно в кулак и сделать его самому.
— В «Кислоте» есть тема непонимания между родителями и детьми. Ты когда играл эту роль, то как-то формулировал внутри себя эту проблему?
— Ты знаешь, когда я снимался в этом кино, то думал о чем-то другом, я просто находился в определенном состоянии. Я вообще редко думаю о предлагаемых обстоятельствах персонажа. Я изучаю роль, обговариваю с режиссером, а потом играю только манки, совершенно свои вещи. Они могут вообще никаким образом не быть связаны с сюжетом. Но выглядеть это будет так, будто мы играем сюжет. Поэтому вся эта история с героем «Кислоты», который потерян, замкнут, не общается с родителями и не знает, что делать со своей жизнь, не имеет ничего общего с моей.
Отсутствие связи между ними и родителями, они чувствуют себя брошенными, они становятся озлобленными, им некому рассказать о своих переживаниях, они не знают, как себя вести и что делать, и становятся этим гребаным «потерянным поколением». Я понял, что это актуальная проблема, теперь я над этим не шучу, но по-прежнему никакой связи с моей жизнью это не имеет. У меня нет этой пропасти между мной и родителями. Есть разница в матрице, сознании и ментальности, поэтому я не могу с ними обсудить свои наполеоновские планы. Я не могу сказать родителям, что хочу быть как Райан Гослинг, потому что они не знают, кто это такой. Но они настолько честнейшие и добрейшие люди, которые вкладываются в своих детей, что у меня никогда бы не могла повториться та ситуация, как у кислотных парней.
Я думаю, что «Кислота» не про то, что родители и дети должны слушать одну музыку и быть на одной волне, а про то, что они должны просто по старинке любить и быть семьей. Как в мультике «Лило и Стич» — это же анти-«Кислота», где они все такие разные, но помогают друг другу. Потому что если ты любишь ребенка, то ты будешь знать, чем он живет и что ему нужно, — не обязательно для этого чисто технически садиться и вместе слушать Федука.
— Как тебе кажется, в «Кислоте» два главных героя или один? Твой герой и герой Филиппа Авдеева — они равноценны?
— Думаю, не равноценны, и Филипп главный.
— Можно воспринимать твоего героя как такую тень персонажа Филиппа, потому что они постоянно зеркалят друг друга. В какой-то момент Петя становится отцовской фигурой для Саши с этим монологом про зарядку и уже немножко выглядит тенью отца Гамлета, но в конце их дорожки расходятся и каждый для себя делает свои выводы.
— Да, по-моему, изначально была идея сделать двух равнозначных героев. Только один был попроще, он не загонялся так сильно, как другой, но, наверное, в чем-то из-за меня им пришлось смонтировать по-другому. Все это уже на этапе съемок выглядело как кино, где один главный герой, а второй — полумистический персонаж.
— При этом символично, что на постере «Кислоты» все равно именно твой персонаж.
— Интересно, что ты видишь в этом смысл! Потому что кино как раз и складывается из таких вот косяков и случайностей. Из-за того, что у нас не было
специально снятого постера, они выбрали самый нормальный кадр со съемок, который соответствует настроению фильма, и поставили его на афишу. Там мог быть кто угодно, но оказался я.