В одной из программ Венецианского кинофестиваля-2018 показали «Почему мы креативны?» (Why Are We Creative: The Centipedeʼs Dilemma), который выйдет в российский прокат 13 декабря. Документалист по имени Герман Васке, кажется, не очень креативный человек. Все, что ему удалось придумать в качестве концепции для своего opus magnum, — это ездить по всему миру тридцать лет и задавать разного рода знаменитостям один и тот же банальный вопрос, вынесенный в название, пытаясь дешифровать природу креативности и изобретательности, чтобы, видимо, вынести выводы и самому тоже стать как-то получше.
В фильме очень много спикеров — от Дэвида Линча до Далай-ламы. Там Мэрилин Мэнсон обстоятельно и умно рассказывает о том, как он приручает ураган в своей голове, там Тарантино пытается придумать связный ответ, при этом стараясь убежать на какое-то мероприятие, там известная акционистка Марина Абрамович рассказывает неприличные политические анекдоты (да, это тоже к вопросу о креативности).
Единственные россияне, которые попали в этот фильм, — это участницы панк-группы Pussy Riot Мария Алехина Надежда Толоконникова и Саша Клокова. В Венецию Васке пригласил вместе с собой представлять фильм Алехину и еще одну всемирно известную акционистку Марину Абрамович (к сожалению, заболела и поговорить со мной не смогла).
Мы сидим с Марией на открытой террасе, где собираются участники конкурсной кинопрограммы Venice Days (Giornate degli Autori). Вообще удивительно, что эта встреча в принципе произошла: Алехину отказались выпускать из России, так как она не ходила на общественные работы, к которым суд приговорил ее за последние акции. На вопрос о том, каким же чудом она выбралась из страны, акционистка отвечает заготовленным: «На пони». Уже скоро она собирается вернуться в Россию из Лондона.
«Ты сейчас говоришь со мной на Венецианском фестивале, — говорит Алехина, — и достаточно просто представить себе ситуацию, когда тот же самый разговор со мной, Мариной Абрамович, режиссером этого фильма происходит где-то в Москве. В двери, которые здесь отсутствуют, немедленно стучит полиция. Если не задерживают, то, по крайней мере, досматривают, и так далее».
Я честно признаюсь Марии, что не понимаю, как можно было взять и придумать панк-молебен. Кажется, что идея была в голове у каждого, кто следил в 2011–2012 годах за новостями и ситуацией в стране, но почему-то превратить обоснованное гражданское возмущение в событие мирового масштаба пришло в голову именно Pussy Riot, а не кому-то другому.
Алехина скромничает: «Что у нас получилось? У нас получилось начать, не то что начать, возможно, обозначить тот разговор, который уже существовал в нашей стране. Мы не придумали ничего нового. Мы просто читали новости».
Я пробую снова спросить Марию на манер Германа Васке, в чем же главный двигатель ее творчества, искусства, протеста. Она почти сразу отвечает: «Тяга к справедливости».
«Я считаю, в таком пространстве сейчас как раз важно продолжать говорить правду. В тот момент, когда мы сделали панк-молебен, патриарх Кирилл напрямую агитировал за Путина, и, собственно, храм Христа Спасителя использовался как символ политической власти Путина. Тот же январь 2012 года, когда привезли пояс Богородицы, и все видели — огромное количество людей писало об этом, — как подъезжают на «майбахах», как продают VIP-пропуска и так далее — разве так должно существовать христианство? На мой взгляд, это все — суета. И мы просто пришли туда и сказали об этом».
Говоря об искусстве, творчестве, креативе и прочих эфемерностях, Мария сразу переходит от общих слов к современной политической ситуации. У ее искусства, ее борьбы — четкая повестка.
«По сути, наступает новая холодная война, когда приостанавливают или полностью прекращают выдачу виз и в страны Европы, и в Соединенные Штаты для россиян, занимающихся искусством, — это те самые платформы, которые являются мостами между людьми. Мы просто родились в России, но это не значит, что мы боремся за какие-то вещи, которые не существуют больше нигде в мире.
Ситуация в той же Италии абсолютно далека от идеала. Например, вчера Марина Абрамович говорила, что у нее здесь, в Италии, в октябре будет презентация следующего проекта, и она сделала плакат We are all in the same boat — «Мы все в одной лодке», который, разумеется, отсылает к ситуации с беженцами. Этот плакат в стране запретили. То есть далеко ходить не нужно — это происходит много где, поэтому важно, чтобы люди объединялись. Для меня неудивительно, что в Италии такая ситуация: у власти столько времени находился Берлускони, один из ближайших корешей Путина».
С другой стороны, по мнению Алехиной, для искусства важно, чтобы оно задавало вопросы, причем строго и заранее определенные.
«Художник — это не лидер политической партии, понимаешь? И Pussy Riot — это не партия с членскими билетами. Мы задаем вопросы, и чаще всего это неудобные вопросы. Это не только про Россию. Только так мы можем что-то понять. Мне кажется, это очень детская штука, потому что дети все время спрашивают — почему что-то вот так устроено? И знаешь, в советском образовании часто ответ был простой: так надо. А почему так надо? Почему девочки в пятом классе должны прихватки шить, никто никому не объясняет».
Но вопрос необходимо задавать не себе, этот вопрос не может быть риторическим, и ты сам должен знать на него ответ.
«Я считаю, что акция — это манифестация, это как раз противоположность рефлексии. [В случае панк-молебна] вопрос является политическим. Вопрос в том, почему церковь используется для обслуживания путинского режима. По сути, это большая трагедия для России. В стране, где священников расстреливали, верующих людей отправляли в лагеря на двадцать лет в течение века практически, патриарх говорит о том, что агент КГБ исправил колесо истории. Как это может происходить и должно ли это происходить — вот вопрос, который задали мы. Это не риторический вопрос — все умрут рано ими поздно, кончится вся риторика. Это вопрос подавления политических свобод, этим регулярно занимаются наши власти, вот и все».
Главный же противник акционистского креатива, как говорит Алехина, — это культ безопасности. Для тех, кто не собирается делать политические акции, эту идею можно обобщить как «выходите за пределы своего культа безопасности, своей зоны комфорта»:
«Очень многие вещи, которые впоследствии становятся репрессивными, изначально позиционируются как меры безопасности. То есть та же ситуация с Telegram, например. Это банальная цензура, которую навязывает ФСБ, лишая людей конституционного права локальной переписки. Как это объясняется? Telegram якобы используют террористы. Более тупого и кондового ответа в стиле брежневских времен и не придумать. Но люди верят, по крайней мере, так говорят.
Но не существует никакой безопасности! Это фантом, который, если мы говорим про российский контекст, был создан спецслужбами для того, чтобы прекратить протесты. Люди, которые пришли к власти законными методами, не живут в регулярном перманентном страхе ее потерять и не закручивают гайки, не боятся услышать критику в свой адрес.
И мне кажется, наши небольшие действия служат как раз альтернативой, противопоставлением. Потому что сейчас они, может быть, и небольшие, но история — она запоминает всех».
Герман Васке снимал свой фильм тридцать лет. Pussy Riot готовились месяц и потом забрались на амвон всего на сорок секунд. В итоге фильм Васке попал на Венецианский фестиваль, а Надежда Толоконникова и Мария Алехина отсидели в тюрьме почти по два года. Впрочем, теперь Мария после всей этой мировой славы, съемок в сериале «Карточный домик» и распада, скажем так, старого состава Pussy Riot тоже доехала до Венеции.