«Когда я не сплю, я пытаюсь завоевать мир»: отрывок из дневников Яна Фабра

Я трачу много время на подготовку
моей выставки Money Art.
Все должно висеть точно на своем месте.
Я все делаю сам.
Делаю все замеры
и вбиваю в стену каждый гвоздь.
Мне нравится проверять
со строительным уровнем, насколько
точный у меня глазомер. (Поэзия детали.)

Моя жизнь станет жизнью, полной тайн,
(Есть вещи, которые я делаю
или о которых я знаю,
но о которых я никогда не напишу.)

Сегодня я провел акцию на площади Дам.
Я ровно час кричал: «Never trust a hippie!»
Пока меня не побили.
Мне повезло — спотыкаясь и хромая,
я выбрался оттуда живым и убежал.
Я ничего не мог поделать,
потому что десять голландцев
могут запросто убить корову.
Мне разбили нос в кровь,
и челюсть у меня до сих пор болит.
И почки тоже ноют.

Моя задача: я обязан искать
И оберегать право экспериментировать.

Все здесь так здорово,
но «здорово» не имеет
никакого отношения к искусству.
Ночь была короткой и маленькой.
(Сражался ради высокой цели.)

Я много смотрю в зеркало,
чтобы рисовать себя.
И каждый раз я вижу кого-то другого.

Я рисую своих двойников?
У меня не один двойник, как у всех,
у меня их много!
В этом моя оригинальность.

Я теряю время
И уношусь с мечтами, когда рисую.
Как будто я рисую не себя.
Рисунок остается там,
а меня зову я сам.

Мои автопортреты: исследование
раздвоения моей личности.

Я нанял частного детектива,
чтобы он следил за мной.
Его отчеты и фотографии станут частью
концепции новой выставки, которую
я хочу организовать в здании полиции
на улице Клаппейстрат (одно из самых
красивых полицейских управлений
в Антверпене).

Я хотел бы не иметь имени
и не иметь истории.
Быть сиротой и плакать!
(И слезами создавать свое искусство.)

Почему мои акции и перформансы
должны быть ритуалами, в которых боль
и страдания играют большую роль?
Или эти страдания и боль — путь
к моменту счастья?

Я художник
без учителя, без таланта,
который все равно знает,
что должен делать.

Проблема в том, что, когда я не сплю,
Я пытаюсь завоевать мир
И изменить его.

Я зол на все и на всех,
потому что в душе я старик,
а выгляжу слишком юным.
Кто станет воспринимать всерьез
этого тощего Яна с языком без костей
и телом без мяса?

Мне немного грустно,
что выставка почти закончилась.
Два года кропотливой усердной работы
за пару недель сожраны и растащены.
(Публика — голодный жестокий зверь.)

Я — гном в стране великанов
(Ван Эйк, Мемлинг, Ван Дейк, Рубенс…)

Иногда я не понимаю слова,
которые сам написал.
Но тут ничего нового,
я не понимаю большую часть слов
и когда читаю кого-то другого.
Но я как смышленый ребенок,
который любит звуки и тоны. Который
при помощи своих инстинктов дает этим
звукам и тонам проникнуть в самую
глубину его сознания. Чтобы потом
интуитивно загадочным способом
перевести их на свой язык.
Иногда актеры принимают изгибы
моих извилин и кивают мне: «да»,
а иначе я так и буду продолжать
переносить все в свой язык.

Разве мы все не играем веру и неверие,
сопротивление и сомнение?
Мы не живем, мы играем свою жизнь.
Почему эта жизнь отдала предпочтение
именно нам, навсегда останется
неразрешимой загадкой.
Поэтому нам нужен театр,
поэтому мы играем.

Сон — смертельный враг.
Он должен быть уничтожен.

Бедность сна.
Мне не хватает ночей.
Беспокойных и бессонных.
С сегодняшнего дня я больше не покупаю
постельное белье.
А то, что у меня есть, начнет вонять.
Любой вид бедности — провокация.

Мы театрализуем все,
что кажется нам важным.
Мы даем этому важное место
в торжественном мире власть имущих
(режиссеров и диктаторов).

Я все больше открываю для себя,
что менталитет важнее таланта.
Актеры должны захотеть открыть себя.
Выставить себя напоказ, но не бесстыдно.
Они должны снять свою
психологическую броню.
Так, чтобы поставить под вопрос свои
достижения и свою ранимость.
Тогда, возможно, «Театр пишется с той
же буквы, что и Похмелье» станет
спектаклем, где настоящий мотор «страх»
займет важное место.

Мне хотелось бы приумножить себя.
Тогда я мог бы забраться в тела актеров.
Носить их тела, как костюмы.
И самому играть все сцены.
Их внутренности я бы использовал
как реквизит (пищу, музыкальные
инструменты, мешочки, веревки…)
Но я боюсь, что это невозможно.
И я боюсь, что мои актеры будут жить
еще долго и счастливо.

Герда, мой персональный косметолог,
считает, что я ей изменяю.
Она права.
Создавать театр — это форма совместной
жизни и путешествие в чувства
друг друга. Чувства, которые ты не
понимаешь. А это «не понимаешь» дает
всполохи и искры, которые иногда
позволяют увидеть то,
что скрывают актеры.
Я не могу отвести глаз. Это так эротично.

Я чувствую мягкость.
Я расслаблен.
Я не делаю ничего неправильного.
У меня нет чувства вины.
Я не одержим похотью.
Я ловлю себя на том, что не думаю все
время о сексе с другими женщинами.
Я не думаю ни о чем другом, а только
о моем рабочем процессе.
Я хочу доверять моим актерам.
А может быть, и себе самому.

Мысль о провале делает «попытки»
только настойчивее и интенсивнее.
Иногда мне хочется вместе с публикой
смотреть на наши «пробы», чтобы
оценить их. Потому что всегда смотреть
одному слишком опасно.
Слишком много врагов:
чувствительность, влюбленность,
реальное время, театральное время…

Репетиции дают мне достаточно энергии,
чтобы рисовать по ночам.
Это мое самое любимое занятие.
За последние недели я много рисовал.
Потому что на бумаге я могу
реализовывать еще более экстремальные
и сильные конфронтации, чем на
репетициях. На моих рисунках актеры
совершают то, о чем они мечтают,
но не решаются совершить в реальности.

Мне бы хотелось,
чтобы с небес лилась кровь, когда мои
актеры играют сцены насилия.
Мне бы хотелось, чтобы объекты
на сцене становились жидкими,
если актеры их не используют.

А потом еще неделю все ходили
под кайфом.

Разве художник —
такая сложная профессия?
Или я свернул на неправильный путь?
Я отрицаю сам себя? Или из меня
выходит то, что было внутри?
Я ничего не рассказываю актерам
о моих сомнениях, моих скитаниях,
моем отчаянии.
Если ты хочешь быть режиссером,
то должен идти напролом, быть клоуном-
диктатором, лжецом и манипулятором.
Или, может, я трансвестит?
Потому, что я ведь и уборщица,
соцработник, секретарша, ассистентка,
психолог, продавец, организатор
и водитель на этом проекте.

Мои призраки и демоны все время
обманывают меня, но я их раскусил.
Хотя им я этого не скажу.
Я делаю вид, что всему верю.
Я делаю так и когда пишу, рисую
и режиссирую.