«Эта выставка — попытка разговора об абсолютной необходимости места. Ты не можешь быть субъектом, если у тебя нет места, хотя это не значит, что это место должно быть для тебя предзаданным. Конечно, это может быть место, где ты родился, с которым связаны твои ценности или культурные привычки. Но его можно выбрать или придумать себе самому: казахское село, где ты никогда не был, но куда отправляешься, потому что решил, что это твое место. Каждый имеет право выбрать собственное место и сменить его по ходу жизни.
В разговоре о месте я очень старался избежать банальной тематизации: тема миграции представлена сегодня чуть ли не на каждой биеннале, и всегда в очень похожем ключе. При этом с важностью разговора об этой теме я совершенно согласен: я живу на юге Италии, вижу, как высаживаются бегущие из других стран люди, как им помогают и заботятся о них итальянцы. Я большой сторонник того, чтобы Европа продолжала поддерживать этих людей, которые бегут в том числе и от русских бомб. Но я больше сосредоточился на переживаниях, связанных с потерей места.
Поговорить внутри Еврейского музея о депортации немцев мне тоже казалось идеологически очень важным. А главное, мне хотелось перевести этот разговор в регистр личных судеб: важно, что на выставке мы знакомимся не просто с историей поволжских немцев, а с историей конкретного человека. Мы узнаем не просто о чеченской депортации, но об истории бабушки [художника] Аслана Гайсумова.
Наряду с этим переживание места всегда связано со звуками и запахами. На юге Италии у меня на стоянке перед домом растет руккола, и когда я сажусь в машину, всегда чувствую этот запах, хотя так и не понял, где же она, собственно, растет. Для меня запах — часть этого места. И всегда, когда я готовлю выставки, я стараюсь продумывать звуки. Для меня очень важен момент акустики, и если мы говорим о кураторской выставке как некоем событии, зрелище и спектакле, то как она может быть без звука? Нет никакого спектакля, если ничего не звучит».
Таус Махачева
«Вабабай, вададай!»
Репродуктор транслирует звуки «Вабабай, вададай!» — в этом и состоит работа. Художница говорит, что это некий «возглас вне времени», «какие-то слова, прорывающиеся из прошлого и памяти, но крайне живые слова».
«Это очень остроумная работа: она точно резонирует со всем, что делает Таус. Все, что создает Таус, так или иначе рассказывает про место, часто очень определенное: или Дагестан, или Северный Кавказ, который она хорошо знает, и создает его эпос. Мне очень хотелось, чтобы она приняла участие в выставке, и она предложила вот эту работу, хотя я первоначально представлял, что она сделает перформанс. Но эти странные, нелепые звуки идеально легли в драматургию выставки, в длинный коридор, где совершенно не было понятно, что еще следует выставить».
Юнес Баба-Али
«Без названия (Мегафоны)»
Мегафоны, распределенные по полу выставочного пространства,
воспроизводят звуки уличной торговли, записанные художником в
столице Сенегала Дакаре.
«Совсем не помню, как я нашел работу Баба-Али. Даже сам художник спросил меня — откуда я его взял. Я, признаться, восстановить это в памяти не могу. До собственной выставки я никогда не видел его произведения, это чисто знакомство через интернет. И первоначально для Еврейского музея я хотел выбрать немного другую работу — где через мегафон звучит призыв на намаз, но только азбукой Морзе. Я представил сразу, как на еврейском подворье зазвучат эти звуки — своего рода испытание толерантности Центра толерантности. Впрочем, почувствовав, что для музея эта работа некомфортна, я легко от нее отказался: во мне нет зуда провокации.
А еще у входа в музей есть другая его работа, кстати, не менее провокационная. Это большой придверный коврик, на котором написаны два слова на арабском и на хибру — «салям», и «шалом». Это подтверждение близости двух народов и напоминание об их трагической вражде».
Вадим Фишкин
«Словарь воображаемых мест»
«Словарь воображаемых мест» составили в 1980 году Альберто Мангель и Джанни Гуадалупи. В книге упомянуты Атлантида и Шангри-Ла, страна Оз и Страна чудес — и многие другие. У Фишкина названия этих «воображаемых мест» попеременно произносят два голоса: один прерывистый и глубокий, а другой — высокий и нервозный.
«В моем поколении Вадим Фишкин — один из последних держащих удар художников. Кто-то из его товарищей ушел из искусства, кто-то стал героем фейсбука. А он делает две-три работы в год, невероятно точные и безупречные. Фишкин — продолжатель традиции авангарда, что идет от Матюшина и Хлебникова, всех тех, кто мечтал о космосе и космическом пространстве.
С одной стороны, то, что создает Фишкин — всегда попытка тотального взгляда на действительность. С другой стороны, это всегда и разговор о чем-то очень конкретном, осязаемом. Эта работа объединяет как раз эти два начала: осязаемые голоса называют вещи, которых нет, но ты их знаешь. Сколько клубов в Москве было названо «Шангри-Ла»?..»
Ергин Чавушоглу
«Liminal Crossing»
На экране — дорожный переход, по которому перемещаются машины и люди. Он находится между двумя пограничными пунктами: перейдя дорогу, люди станут гражданами новой страны.
«Ергина нужно себе представлять: он среднего роста, очень спокойный, по-турецки нежный. Болгары более напористы, а он очень корректен, и от личности его исходит некая проникновенность. Мне было очень интересно читать его переписку с музеем — как он твердо настаивал на своих позициях по показу работ, был железобетонно непоколебим, но при этом выражался очень мягко и вкрадчиво. У него очень интересный характер, с этим сочетанием внешней мягкости и стали внутри, и работа действительно отражает это. Она очень пронзительная, но не слишком прямая. Образ рояля, который переносят люди, — это его личное воспоминание. Когда его изгоняли мальчиком из Болгарии, он видел это на границе и смог удержать в памяти осознанность и насыщенность этой метафоры».
Иева Эпнере
«Potom»
Главный герой фильма — отставной советский офицер, присягнувший стране, которой больше нет. Он бродит по пустынному пляжу и опустевшему дому как человек-руина, не вписавшийся в современность рудимент прошлого. Есть у героя фильма и реальный прототип: это отец художницы, советский морской офицер, оставшийся в Литве, где он живет — по словам дочери — «отложенной жизнью».
«В этой работе Иева Эпнере рассказывает реальную историю своего отца, который не появляется в кадре — роль его исполняет актер. Интересно, что название работы, «Potom», — русское слово, которое она попросила оставить написанным латиницей. Она русская, но живет в Латвии, и это странное, какое-то вымороченное слово названия очень точно отражает конфликт двух ее идентичностей.
У этого видео очень сложная звуковая дорожка с криками чаек, гудками, звуком волн. Утренняя зарядка, прогулка вдоль моря, встреча с молодыми офицерами — видео состоит из череды застывших картин, ритм которых образует сложный и очень красивый орнамент. Иева Эпнере показывает нам обыденную жизнь человека, офицера в отставке, который пытается поддержать свою прежнюю форму и состояние — но вместе с тем находится в полной пустоте».
