Две тысячи восемнадцатый год Диас встретил одним из главных писателей США. К пятидесяти годам он написал всего один роман — зато такой, о котором говорили все. Единственный роман «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау» принес ему Пулитцеровскую премию и охапку премий поменьше, Time назвал ее книгой года, Стэнфордский университет посвятил Диасу симпозиум по латиноамериканской литературе, а в 2015 году «Оскара Вау» назвали ни много ни мало «лучшим романом XXI века». Наконец, в апреле Диас занял пост председателя жюри Пулитцеровской премии.
Тогда же, в апреле, The New Yorker опубликовал эссе Диаса «Молчание», в котором писатель рассказывал об изнасиловании, которое он пережил в детстве, и последствиях этой травмы для Диаса и его близких. В шесть лет родители перевезли маленького Джуно из Доминиканской республики в Нью-Джерси, а двумя годами позже его несколько раз изнасиловал взрослый мужчина, которому Диас доверял (имени насильника он не называет).
Признание Диаса не было совсем уж неожиданным: отголоски травмы слышались в «Оскаре Вау» отчетливо — и тем не менее это был редкий мужской голос, присоединившийся к движению #MeToo: «Мое изнасилование определило меня больше, чем доминиканское происхождение, больше, чем статус иммигранта, даже больше, чем мои африканские корни».
В эссе Диас размышлял о прошлом. «Нельзя скрываться вечно. Однажды правда вырвется на свободу. У тебя не останется выходов, уловок, удачи. Однажды прошлое настигнет тебя». Прошлое настигло писателя тремя неделями позже.
Во время встречи с Диасом на австралийском литературном фестивале одна из зрительниц задала неудобный вопрос: почему писатель, пишущий о проблеме сексуального насилия, шестью годами раньше домогался ее.
Девушка оказалась писательницей южноамериканского происхождения Зинзи Клеммонс, чей роман «Что мы теряем» Vogue в прошлом году назвал дебютом года. Чуть позже в твиттере она повторила обвинения, рассказав о подробностях происшествия. По словам Клеммонс, в 2012 году она пригласила Диаса на воркшоп, где знаменитый писатель воспользовался возможностью зажать Зинзи в углу и пытался поцеловать ее. Также Клеммонс упомянула, что ей известно и о других случаях неподобающего поведения Диаса.
Более того, Клеммонс высказала подозрение в том, что публикацией эссе в The New Yorker Диас пытался отвлечь внимание от возможных обвинений в свой адрес. Согласно распространенному мнению, нечто подобное пытался провернуть Кевин Спейси, когда в ответ на обвинения в домогательствах совершил каминг-аут. Если это подозрение верно, то, как и Спейси, Диасу это не помогло.
Сам писатель так и не отреагировал на конкретное обвинение, отделавшись расплывчатым заявлением.
Тем временем другие писательницы тоже стали делиться своей историей общения с Диасом. Кармен Мария Мачадо во время встречи с писателем спросила его о том, почему протагонистом своего романа он сделал человека с «нездоровым, патологическим отношением к женщинам»: в ответ Диас разразился двадцатиминутной речью, обвинив девушку в ханжестве и отказавшись отвечать на вопрос. Еще одна писательница рассказала, как во время обеда она попыталась о чем-то поспорить с Диасом, после чего он моментально взбесился и начал кричать на нее. «С тех пор я прислушиваюсь к тому, что о нем рассказывают. Есть много других историй, гораздо хуже», — заключила она.
И эти истории тоже не заставили себя ждать. Писательница Алиса Линн Вальдес рассказала, как Диас склонил ее к сексу; она пыталась привлечь внимание к проблеме раньше, но ее не слушали.
Поэтесса Шриреха также опубликовала свои воспоминания о десятилетних отношениях с Диасом — в тексте его имя ни разу не звучит, но восстановить личность абьюзивного партнера, которого Шриреха саркастично называет Великим Писателем, нетрудно. «Время, которое я провела с Великим Писателем, было ежедневной практикой в искусстве жонглирования любовью и потерей». Колонка Шрирехи — скорее поэтический текст, чем еще одно обвинение, но это важная реплика в разговоре.
«Все в литературном мире знали об этом или подозревали. И тем не менее, когда Джуно Диас опубликовал свое эссе в New Yorker, попытавшись отвлечь внимание, мы ему только аплодировали. Мы сами — часть проблемы. И мы можем добиться большего», — косвенно подтвердила обвинения редактор Menʼs Health.
Редактор Current Affairs Лита Голд показывает, как женоненавистнические взгляды Диаса перестают быть неожиданными, если вспомнить о вполне мизогинистичном поведении рассказчика «Оскара Вау» Джуниора, которого Диас во многом списал с себя. Приводя цитаты из романа и интервью с писателем, Голд утверждает: создавая персонажа-сексиста, он не критикует сексизм и мачизм, а пестует его.
Издатель Игорь Алюков к попыткам отыскать улики против писателя в его романе относится с недоумением.
Журналистка Карина Мария Кабреха вывела проблему на новый уровень, не только рассказав о своем опыте общения с Диасом, но и попытавшись понять, что эта история говорит о проблеме мачизма в Доминиканской Республике (где домашнее насилие карается тюремным заключением, но только если оно привело к гибели или тяжелым длительным травмам) и в мире.
Вспомнили и о других авторах: так, Мэри Карр выразила поддержку женщинам, рассказывающим о Диасе, и посетовала на то, что ее свидетельства об отношениях с Дэвидом Фостером Уоллесом не привлекли такого внимания, и намекнула на то, что разница может заключаться в цвете кожи: «…но ДФУ был белым».
Тучи сгущались, сиднейский фестиваль немедленно отменил все события с участием Диаса. Несколько дней спустя Диас должен был представлять в Бостонском музее детства свою первую детскую книгу — это мероприятие тоже исчезло из расписания. Через пару дней Кембриджская библиотека отменила встречу с Диасом — и при помощи Селесты Инг организовала вместо него встречу с молодыми писательницами. Британское издательство не стало убирать из планов новую книгу Диаса, но передвинуло ее на осень.
К бойкоту присоединились и книготорговцы: книги Диаса начали исчезать с полок независимых книжных магазинов. Наконец, Диас лишился и кресла председателя жюри Пулитцеровской премии, в котором просидел всего месяц.
Были и голоса в поддержку писателя. Так, Джулия Сего из The Sydney Morning Herald выпустила колонку, в которой сравнивала обвинения в адрес Диаса с травмой, о которой он рассказал в эссе, — разумеется, в пользу последнего — и высмеивала Клеммонс за то, что в твите та назвала себя «двадцатишестилетней большеглазой девушкой».
Более взвешенным оказалось открытое письмо группы преподавателей, которые критиковали кампанию против Диаса за поспешность и некритичность. Не отрицая предъявленных писателю обвинений, авторы письма (среди них — авторитетная феминистка Ребекка Уокер) призвали участников конфликта к «открытому, вдумчивому и конструктивному диалогу». Одна из авторов письма, философ Линда Мартин Алькоф, автор книги «Насилие и сопротивление», также написала колонку для The New York Times с призывом найти более взвешенный подход к таким темам, как сексизм, насилие и растление.
Среди немногих постов, которых Диас не лишился, — позиция редактора художественного отдела Boston Review, которую он занимает уже пятнадцать лет. В специальном обращении главные редакторы заявили, что никогда не получали от коллег и авторов жалоб на поведение Диаса, а предъявленных обвинений недостаточно, чтобы говорить о прекращении сотрудничества с писателем. Редакторы отметили, что не все их коллеги согласны с позицией издания, — и действительно, в тот же вечер сразу три редактора поэзии Boston Review подали в отставку в знак протеста.
Судьба Диаса сейчас выглядит неясной. Обвинения против него, по крайней мере, отчасти кажутся справедливыми: их не отрицает даже сам Диас, в своем эссе признающий, что ранил других людей. Что бы ни произошло дальше, это пятно останется с писателем навсегда. История литературной славы Диаса, похоже, оказалась такой же короткой и фантастической, как жизнь его героя.
С другой стороны, история Диаса сильно отличается от историй Вайнштейна и Спейси. И дело не только в серьезности обвинений, но и в контексте. Во-первых, доминиканец Диас — не стереотипный «белый мужчина, облеченный властью», во-вторых, нельзя игнорировать и историю его собственной травмы. Наконец, никуда не девается и главный вопрос: как отделить творца от его творений, нужно ли судить о романе по личным качествам его автора — и наоборот?
«Мы это уже проходили, — цитирует The Guardian британского биографа, пожелавшего остаться неназванным. — Да, я боюсь, что замечательные писатели, которые были ужасными людьми, могут быть исключены из литературного канона за свое ужасное поведение. Пуританство для понимания литературы не очень полезно».
