«Астрид Линдгрен для меня все. Я провела за ее книгами детство и подростковые годы. Книги Линдгрен читала и перечитывала мне вслух мама, потом я вновь перечитывала их сама. Я так любила ее персонажей и атмосферу ее книг, что мне хотелось в них жить. Помню, я даже заставляла друзей на даче играть в Войну Алой и Белой розы, как делали герои «Приключений Калле Блюмквиста». Я воображала себя Евой-Лоттой, когда качалась на качелях, и Червен, когда играла с собакой и ходила по лесу.
Мне кажется, что уже во взрослом возрасте я немножко пыталась подражать самой Астрид Линдгрен, когда писала свою повесть «Крокодил» (она вышла в одном томе с повестью «Чувства, у которых болят зубы»). Словом, Астрид Линдгрен для меня — без преувеличения — самый главный детский писатель всех времен и народов».
«Это было, кажется, в 1987 году, Астрид Линдгрен приехала в Советский Союз. У нее была встреча в Доме дружбы народов, и тогда мне было поручено от детской секции ее поприветствовать, преподнести ей букет. На цветы у Союза денег не было, пришлось на рынке покупать самому какой-то букетик. И я взял с собой своего маленького сына, которому было шесть или семь лет. Линдгрен выступила, что-то рассказала о себе, отвечала на вопросы, потом я дал Мишке этот букетик, он его вручил, я прочитал адрес. Она поцеловала моего маленького сына в щечку, и мы потом уже долго думали, сколько же нам не мыть нашего Мишку после этого поцелуя.
Она вообще была очень приятный, живой, совершенно доступный человек безо всякого гонора, без всякого зазнайства. Конечно, все ее любили, читали в замечательных переводах Лунгиной и Брауде. Так что она приехала в страну, где ее любят и знают. Конечно, без Астрид Линдгрен невозможно представить развитие детской литературы во всем мире, потому что она внесла огромный вклад. Ее герои живые, непосредственные, совершенно земные — и в то же время им хочется подражать, ими хочется любоваться, их хочется любить».
«Дети начинают и выигрывают. Трудно найти писателя, который был бы настолько безоговорочно на стороне детей, всегда. И детям не нужно для этого мыть руки и делать уроки. Даже не обязательно быть добрым, смелым и честным. Достаточно быть ребенком, чтобы тебя любили. Даже если ты съешь все варенье.
Ее герои врываются к нам и выворачивают правила наизнанку. Конечно, наш мир не обязательно ставить с ног на голову, но хорошая встряска ему не помешает.
А ее Карлсон не только про Карлсона, он и про Малыша — меня. Я могу быть, в общем-то, обыкновенным, не самым отважным, не самым сильным. Ведь не только Малышу нужен Карлсон, но и наоборот — Карлсону необходим Малыш, Сванте Свантесон, то есть я. И Пеппи тоже совершенно необходимы Томми и Аника.
Но самая любимая моя книжка Линдгрен все же про Эмиля. Про самую обычную жизнь. Где Эмиль (тоже я) влипает в истории везде, где можно (и где нельзя). А взрослые — это не тот мир, с которым надо бороться, а те люди, которые в трудную минуту вытащат твою голову из супницы».
«Астрид Линдгрен, естественно, не писатель моего детства, поэтому какой-то особенной привязанности к ней я не испытываю. Для меня она просто одна из сильнейших шведских писательниц. Ей удалось то, что сейчас почти никому не удается, — она создала героев. Сейчас у нас в детской литературе безгеройное время, так что Линдгрен воспринимается как уникальный автор».
«Я читаю Астрид Линдгрен всю жизнь, но не в том порядке, как принято. В детстве я обожала «Мы на острове Сальткрока». Я вообще любила книги с трогательной предысторией, вот вроде многодетной семьи с умершей в родах мамой, но где при этом есть героиня с сильным характером, если не пацанка типа Динки, то покрепче многих мальчишек, как Малин или Лелишна из третьего подъезда. А в «Сальткроке» был еще вольный дух, фирменное линдгреновское спокойствие ака веселая устойчивость, и пахло соленым морем. И мне очень нравилось, что хорошие герои не обязательно правильные по всем статьям, они могут быть несуразными и не очень удачливыми чудаками, но обаятельными и всеми любимыми. Когда вышел новый перевод Ольги Мяэотс, я взялась читать его с профессиональным интересом, а зачиталась совершенно как в детстве.
Карлсона я, конечно, тоже очень любила, но скорее как мультик и как спектакль Театра сатиры со Спартаком Мишулиным. А вот с «Пеппи», главной шведской книгой Линдгрен, у нас были ровные дружеские отношения. Но, начав переводить, я перечитала лунгинские переводы и теперь открываю их то и дело, чтобы поймать волну, интонацию в переводе или редактуре.
«Эмиля» и «Братьев Львиное Сердце» я читала уже взрослой с разными детьми, своими — и не только. Особым счастьем было читать «Эмиля» младшему сыну, довольно шустрому, изобретательному мальчику с гиперактивностью, потому что у него всегда было много практических советов, ему все время казалось, что Эмиль чего-то еще не доделал. Я помню, как меня утешала мысль, что из Эмиля вырос мэр Леннеберги, поэтому советую мамам непосед, которых по традиции ругают всю начальную школу, почаще перечитывать «Эмиля». Сама я всегда так делаю, когда нужна лечебная книга, и всегда смеюсь одинаково громко и числю ее одной из своих самых любимых.
«Братьев Львиное Сердце» я тоже часто читаю с разными детьми наравне с «Хрониками Нарнии». Почему-то именно их, как и «Шляпу волшебника» Янссон, я еще очень люблю читать по-шведски. Иногда родители боятся этой книги, считают ее сложной. По-моему, она прекрасная, гармоничная, морально просто безупречная и совершенно детям необходимая. И еще «моя Линдгрен» — это Бюллербю. Книга прошла было мимо меня, но, когда АСТ стало готовить ее к переизданию, Любовь Горлина попросила прочитать свежим взглядом. Какое это было наслаждение! Это удивительное умение присесть на корточки и посмотреть на мир глазами ребенка, увидеть, какую огромную роль может играть событие, вообще не замеченное взрослыми. И, как и в случае с Вестли, остается только удивляться, что детская жизнь сегодня совершенно изменилась, а дети слушают и читают книгу о повседневных заботах и радостях шестидесятилетней давности с тем же вниманием.
И еще одно я хочу сказать, поскольку меня как переводчика Марии Парр непрерывно спрашивают, что общего между ней и Линдгрен. Дело в том, что критики и издатели запустили мем «Парр — новая Линдгрен», а он возьми и приживись. Они скорее разные писатели, общего между ними только сила таланта. Просто обе любят жизнь и умеют писать о ней для детей таким языком, которому нельзя научиться, его можно только получить в дар».