ДелуВ чем суть делаИз материалов дела следует, что 1 февраля 2014 года директор департамента Минкульта Софья Апфельбаум и худрук АНО «Седьмая студия» Серебренников заключили договор, в соответствии с которым организация получила в 2014 году субсидию в размере 66,5 млн р. «на поддержку развития и популяризации современного искусства в рамках проекта «Платформа», утвержденного постановлением правительства РФ в 2011 году. — «Коммерсант» о якобы хищениях «Седьмой студией» бюджетных средств два года. Свидетели по этому делу за два года не раз давали показания. Я не понимаю, с чем связан вчерашний захват ОМОНом «Гоголь-центра», которым руководит Кирилл Серебренников — свидетель по этому делу. И воспринимаю ее как акцию устрашения всех, кто работает в российском театре.
Может быть, вчерашние события — результат случайности: расследование долго тянулось, пора закрывать, решили активизироваться и перестарались. Тогда это просто глупость, которой много в любой отрасли нашей российской жизни. Может быть, спланированный шаг вследствие реализации планов Путина по смене элит, о которой он объявил еще в 2012 году. Серебренников, разумеется, входит в элиту — и проект «Платформа» был чрезвычайно резонансным его проектом. Он был поддержан прежним нашим президентом Медведевым и курировался Владиславом Сурковым, который работал в ту пору в администрации президента. Но, честно говоря, неинтересно, какие планы у властей на Суркова. Возмутительно, что театр и деятели культуры становятся игрушками в руках властей.
Что касается проекта «Платформа», то он был и громким, и содержательным. Он соединил самых интересных художников разных направлений. Например, на «Платформе» я впервые услышала музыку русских композиторов, до которых прежде дело было только в Германии, но не в России. На «Платформе» тестировались люди, идеи, союзы. Перформанс, современный танец, мультимедиа, документ, новая музыка — все эти направления встретились и получили толчок к развитию. Благодаря «Платформе» театр стал интересен новой аудитории. Тьмы людей пробивались в зал на «Винзаводе». «Винзавод» стал модным благодаря «Платформе». Словом, Серебренников и его команда много и умно работали и сделали то, в чем была огромная потребность. Спасибо им за это.
Я не верю в хищения на этом проекте. Воруют в России везде, но не в негосударственном театре, каким являлась «Седьмая студия». Культура вообще малобюджетная отрасль, сюда люди не идут за деньгами. Говорится, что «Платформа» получила 216 миллионов рублей, из них 200 миллионов были прикарманены. Это бред. На 16 миллионов невозможно было осуществить все те проекты, которые я своими глазами видела на «Винзаводе». Я работаю в театре и имею представление что почем. Это первое. А второе, я уверена в честности Софьи Апфельбаум, которая руководила тогда театральным департаментом Минкульта и выделяла «Платформе» средства. В честности Кирилла Серебренникова и его команды. Юрия Итина (бывший директор «Седьмой студии». — Прим. ред.), которого я помню еще проректором ГИТИСа в самую лучшую пору театральной академии.
То, что следствие по делу «Платформы» вчера вывели в публичную сферу, причем таким вызывающим образом, говорит для меня о том, что власти не склонны более церемониться с так называемыми старыми элитами. Кирилла выбрали как символическую фигуру. Его кошмарят и выталкивают из страны, чтобы убедить россиян: старые элиты бегут, значит, действительно виноваты. Желаю в этой ситуации Кириллу самообладания. Это произошло в один день с открытием XXV Чеховского фестиваля. На пресс-конференции были СМИ и тьма иностранных гостей. Людям театра дали возможность между собой кулуарно обсудить, что происходящее в отношении Серебренникова касается их всех. А также убедиться, что менеджеры и художники, работающие в государственных учреждениях, не защищены своими учредителями. Критик Марина Шимадина задала вопрос замминистра культуры Журавскому, какой комментарий он может дать по этому вопросу. Он ответил только то, что не все в этом мире ему ведомо. Такова реакция Минкульта».
«На вопрос о том, как следует понимать то, что происходит, я могу ответить только, что не понимаю. Насильное задержание свидетеля и доставка его на допросы — это огромнейшее давление не только на Кирилла, но и на независимых культурных людей. Это дискредитирует и правоохранительную систему, и отношение властей к культурным деятелям. Что касается «Гоголь-центра», претензий у СК к нему нет — все они относятся к работе «Седьмой студии», а есть ли ее вина или нет, определит суд. Да, в 2015 году перед «Гоголь-центром» были пикеты, но это совсем другая история: мы живем в свободной стране, все имеют право высказывать свое мнение в любой форме. Cегодня же претензии к театру высказывают силовая и государственная система, люди при должностях, статусах и удостоверениях».
«Это выглядит по-бандитски. У нас по-прежнему не появилось точных комментариев — ни от задействованных лиц, ни от Кирилла, ни от тех 17 человек, которых обыскивали. В одной из версий звучало, что были какие-то незаконные действия с грантом «Платформы», а сейчас выясняется, что Кирилл и прочие проходят по этому делу как свидетели, но я даже в кино не видела, чтобы со свидетелями так обращались. Это похоже на сюрреалистический фильм.
Я даже не хочу думать о том, что мы можем потерять «Гоголь-центр». Это такое внятное заведение, где невозможно что-то скрывать и утаивать, потому что оно открыто зрителям и всем. Я там работала, хорошо представляла себе команду, знаю самого Кирилла. Нет поводов не доверять ему или сомневаться. Кирилл — буддист, и это просто не в его мировоззрении».
«Внешние факторы заставляют нас действовать и активизироваться, что неплохо. А от себя лично я могу вот что сказать: нужно быть избирательнее этим людям. Нужно думать о том, куда они пытаются засунуться: это не везде можно. Нас все любят, а их нет».
«Гоголь-центр» — это основное культурное событие, которое случилось за последние пять лет. Это данность и абсолютная художественная реальность. «Седьмая студия» возникала в студии МХАТ, мои дети были на первом курсе, и то, как она зарождалась и обретала форму, происходило на наших глазах. Это наши коллеги, друзья и соратники. «Мастерская» дружит со всеми серебренниковцами, мы делали и продолжаем делать совместные проекты.
Кириллу инкриминируют растрату средств, но я абсолютно уверен, что если он и растратил какие-то деньги, то это были его собственные, со спектаклей и гонораров, чтобы удержать этих людей. Когда возникает новый живой организм, то случается много непредвиденных трат, которые приходится покрывать из своего кармана. Более преданного театру и честного человека трудно представить. Я его всячески поддерживаю, но на телефон он, к сожалению, не отвечает. Наверное, находится в шоковом состоянии. Но это, конечно, лишний повод задуматься о том, что происходит у нас в стране».
«Формат обыска дома худрука театра, который в руках деньги не держал, которые проводились через юрлица, кажется просто абсурдным. Понятно, что если бы Кирилл Серебренников хотел зарабатывать деньги, он бы не сидел в России в «Гоголь-центре», а ставил бы оперу и кино для лучших американских и европейских театров.
«Гоголь-центр» — любимый театр московской публики, я ходил на все премьерные показы. А проект «Платформа» на «Винзаводе» очень сильно повлиял на меня, я многое почерпнул из него. Все, что происходит, неправильно. Даже если были определенные подозрения, можно было заранее оповестить и провести проверки цивилизованным образом, но ни в коем случае не устраивать маски-шоу в учреждениях культуры.
Давайте признаемся честно: тут, как и с пятиэтажками, власть призывает людей сплотиться в гражданское общество. Как будто она превратилась в пролиберальную силу и понимает, что гражданское общество инертное, поэтому применяет ему вот такие вот уколы, чтобы все проснулись, — вот вам еще. Театральное общество теперь тоже борется за свободу мысли. Это какая-то череда событий — начиная с Исаакиевского собора».
«Показательный обыск — это психологическое давление. Можно было вызвать его повесткой и попросить дать комментарии. Неужели Кирилл бы убежал и создал преступную группу? Кому была нужна эта показательность? Тем более мы сейчас видим тренд на смягчение, его и администрация президента демонстрирует. Я сначала вчера подумал, что не о том Кирилле Серебренникове идет речь. Кирилл — человек в хорошем смысле не от мира сего, его интересует только театр, а никак не откаты и распилы».
«У меня возникло ощущение, что явление людей в масках в театр было фактически перформансом, как ни дико это может звучать. Здешние сильные начинают действовать с определенным замахом на замысел, на творчество — являются в масках в театр, принимают на себя миссию лицедейства, разыгрывают хеппенинг у стен намоленного места, как бы говоря: мы знаем ваши правила, ваши приметы — и вот, смотрите, наш вам ответ. Их балаклавы — это практический постпостмодернизм, но обрамленный в грубую ухмылку, в оскал расслабленного силовика.
Вся эта ситуация на самом деле, конечно, какая-то высокая властная история — что-то там со средствами, которые когда-то, годы назад, современные Константин Сергеич с Владимир Иванычем не до конца между собой обсудили, а сейчас почему-то стало уместно об этом вспомнить. В итоге пришли к Кириллу, художнику сильнейшей энергии, мощному создателю смыслов, которому, конечно, этим самым оказали особое внимание, передали конверт с сообщением. Есть некоторое количество руководителей современной культуры в России, подобных Кириллу, — это управляющие федеральными и городскими музеями, театрами, библиотеками. Некоторые неприкосновенны по причине ветеранства и легендарности, а прочим, возможно, скоро передадут похожий месседж, и это плохо — в первую очередь, для тех, кто отсюда не уедет. Ведь Кирилла и некоторых других по правде ждут в разных краях света и будут там носить на руках. Здесь же, может быть, останутся музыка и балет — им не настолько важна погода. А за театр и перфоманс могут остаться отвечать те, у кого это так блестяще получилось вчера».
«Гоголь-центр» — это лучший институт современного искусства страны, это напряжение самих основ бытия с позиций задавания последних вопросов — очень честных, но неудобных и травматических для общества и личности. Эти вопросы воплощают попытку личности построить себя в окружающем мире, где, как говорит герой Никиты Кукушкина в «Овидии», есть только одна чаша добра, а остальные — чаши зла. За театр мы еще поборемся: вчера на митинге было так много людей — член совета по культуре и искусству при президенте Евгений Миронов, Чулпан Хаматова, Федор Бондарчук. Странно, конечно, что к экономической ситуации 2014 года стали апеллировать именно сейчас. И почему эти претензии нужно было разворачивать в такой спешке и в таком оскорбительном для культуры виде?
Интересно, что неделю назад Кирилл Серебренников посетил наш проект «Готика Просвещения». Мне показалось, что его театр, в котором объединяется много стилей, преодолевающих собственные штампы, — это очень готическая тема. Интересно, что он как раз работает над спектаклем «Маленькие трагедии» по Пушкину, который наследует жанр готической новеллы романтизма. Преодоление границ ради прозрачности смыслов, сочетание высокого и низкого, ирония — эти темы близки новому методу искусства «метамодернизм» и оппозиционны циничному постмодернизму, который наша власть взяла себе на повестку в ситуации с «Гоголь-центром» и ГЦСИ».
«В силу своего уже преклонного, скажем так, возраста и ситуации, в которой в советское время жили мои родители, я могу сравнивать и хочу сказать вот что: даже при Советском Союзе в его застойной и поздней стадии обыски не были столь обычным делом, как в последнее время, и не затрагивали такой широкий круг людей. Вчера, кроме обыска у Кирилла и Софьи Апфельбаум в Москве, насколько я знаю, было еще 16 обысков. Или, скажем, недавние обыски у Зои Световой и Саши Гаврилова, людей, у которых абсолютно понятно, что ничего найти невозможно. Совершенно ясно, что это метод устрашения не только конкретных людей, но и всего круга, всего слоя. К проектам, по поводу которых шмонают всех этих людей, тем или иным образом причастны очень многие. Так что теперь звонок может раздасться в дверь любого интеллигента: это кажется данностью, обыск, задержание человека на целый день просто так, за то, что умничал, — примета сегодняшнего дня.
«Гоголь-центр» всегда был местом абсолютной свободы, именно творческой — политическая повестка была для него вторична. Там же не только играли спектакли — там показывали фильмы, читали лекции, занимались с детьми. И все это делалось как будто в таком мире, где достигнута полная свобода самовыражения. Если предположить, что Серебренников уедет, а театр перейдет под другое начало, по слухам — довольно смехотворное, то произойдет потеря портала свободы в городе. Вот что произойдет».
