10 автопортретов Зинаиды Серебряковой — самой важной русской художницы

Иногда Серебрякову представляют как художницу одной работы: ей особенно удался автопортрет перед зеркалом, одна из ее самых ранних работ, которая была куплена Третьяковской галереей непосредственно с выставки. Этот автопортрет, конечно, замечательный и очень зрелый. Он отражает ее первые годы замужества после рождения первого и второго ребенка (в 23 года Зинаида Серебрякова уже была мамой двоих мальчиков. — Прим. ред.)

Многие современники к нему относились поэтически, и первым о нем написал Александр Бенуа (основатель «Мира искусства» приходился художнице дядей. — Прим. ред.): «Есть что-то ребяческое в этом боковом взгляде «лесной нимфы», что-то игривое, веселое… И как само лицо, так и все в этой картине юно и свежо». Еще об этом портрете замечательно написал поэт Чулков, который сравнивал появление этого портрета с линией Леонардо да Винчи в искусстве. Когда появляется такой образ, он уже не принадлежит отдельному художнику, но воплощает мысли и чувства искусства своего времени — живет независимо от художника, который его создал.

Автопортретам этого времени мы посвятили целую стену. Они показывают ее разные состояния: здесь Серебрякова изучает свое лицо и вообще человеческое лицо. Они также воплощают раздумья о личной жизни в тот период, когда замужество сложилось не так гладко.

Среди редких вещей у нас на выставке — автопортрет в синем, где Серебрякова беременна еще своим первым ребенком. Он написан в легкой эскизной манере, когда из-под одного изображения проглядывает другое. Очень хорошо проработано лицо, хорошо отражено состояние предчувствия. Эта вещь впервые показывается в ряду других работ Серебряковой: нам удалось добыть несколько домашних портретов, которые до того не выходили из семьи. Эта работа считается эскизной к портрету «За туалетом» — да, тот знаменитый портрет сделан в другой манере и цветовой гамме, но на нем есть та же самая улыбка, которая его отличает, и она здесь же замечательно изображена.

Портрет в тюрбане был написан в Париже уже после замужества. Как и все ранние ее работы, он носит очень романтический характер: Серебрякова примеряет на себя разные образы. «Автопортрет в костюме Пьеро» тоже впервые показывается на выставке. Это эскиз к портрету, который находится в Одесском музее. Еще два совершенно замечательных и счастливых портрета в восточных тюрбанах. В них воплотилась вся гамма ее чувств и мыслей — эти портреты удивительно женственные, эмоциональные и счастливые. Вообще, портрет счастья — это портрет Серебряковой.

А это уже совершенно изменившийся тип портретов и автопортретов — с одним выражением лица, одинаково расположенными руками. Они как будто более официальные, показывают ее собственный образ как образ художника. На них мы уже не видим Серебрякову как воплощение стихии женской причудливости. Все ее автопортреты 1920-х воплощают либо материнские образы (портреты детей — отдельная тема ее творчества), либо художницы с атрибутами искусства. Это единственный портрет из серии, написанный маслом.

Это пастель 1920-х годов, петербургского периода. До того среди ее картин превалировала темпера, а пастельные работы в синем колорите — это уже четкий петербургский период. Эти портреты могут показаться более печальными. Несмотря на все жизненные обстоятельства, она не оставляет творчества. В той же гамме выполнены и портреты детей, и интерьеры дома Бенуа.

Это уже французский автопортрет. Таких работ у Серебряковой в иммиграции было очень много. Она принадлежит к тому типу художников, которые много работают с натуры, кто не привык строить умозрительные настроения. В последние годы в Париже натуры у нее почти не было, дети оказывались все время заняты, и она много оставалась одна. Серебрякова много писала себя, рисовала вперемешку натюрморты и портреты, и многие из них оставались незаконченными — и они уже не так хороши, все на одно лицо. Она не стремилась показывать свои чувства на портретах, и на многих как будто скрывается за маской улыбки. В письмах Серебрякова писала, что ей надоело смотреть на себя, потому что она видит уже только покорную модель, но не видит человека. И эта маска переходит на портреты ее поздних персонажей.