Четыре месяца назад мы с ним сидели в кафе у метро «Спортивная», он пил пиво и ругал мою книгу, прочитанную в рукописи.
Он уже перенес тяжелую операцию, но был веселым и спокойным. Он был готов к смерти и прямо смотрел в ее желтые глаза.
Он сказал: жаль, мой сын слишком мал и меня не запомнит.
Я ответил: твой сын прочитает твои книги и будет знать про тебя все.
Звездный час его случился в 2003 году. Писатели Гаррос и Евдокимов получили премию «Национальный бестселлер» за роман «[Голово]ломка».
Тогда были хорошие времена для литературы — как теперь понимаем мы из сегодняшнего дня.
Книги стоили недорого, и люди охотно их покупали. Интернет не был столь развит. Модой управляли качественные журналы.
Эти двое, рижане Гаррос и Евдокимов — обоим не было и тридцати, — идеально вписались в те хорошие новые времена. Красивые, харизматичные, раскованные. Они были героями журналов и воспринимались публикой как настоящие небожители.
«[Голово]ломка» и последующие три романа тандема Гаррос — Евдокимов получились действительно очень свежие и смелые, любопытные, остроумные и обаятельные.
С них пошел «новый реализм». По-моему, само это выражение ими и придумано.
Потом писатель Гаррос влюбился в писателя Анну Старобинец — и любовь победила, а творческий тандем распался. Гаррос переехал из Риги в Москву.
В Москве он немедленно сделался первой величиной, выдавал великолепную журналистику. Он выглядел ярко, крупно. От него шла энергия.
Он отлично знал английский язык и мог отправиться в любую точку мира взять интервью хоть у черта лысого.
Если он не ехал по заданию редакции — он ехал просто так, из любви к путешествиям; обогнул мир по кругу и не собирался останавливаться.
Их с Евдокимовым роман «Фактор фуры» — мой любимый — как раз представляет собой историю путешествия через всю Европу.
Большинство русских писателей — угрюмые аутисты, одиночки достоевского типа. Саша воплощал европейский, западный тип литератора-интеллектуала, он легко шел на контакт, любил общение, и они с Аней держали открытый дом: почти каждый вечер у них сидели и ходили по углам гости, с бокалами и без бокалов, с детьми и без детей, и там, среди бокалов и детей, можно было встретить знаменитого писателя или еще более знаменитого телевизионного журналиста.
Гаррос создавал жизнь, бурление, он действовал, рядом с ним было интересно.
Мы сошлись с ним на любви к книгам братьев Стругацких. Фанаты Стругацких — это секта, члены которой понимают друг друга без слов.
Он верил в свет, в справедливо устроенный мир, в то, что правда существует.
Он, как и все порядочные люди в наше время, был решительным и последовательным идеалистом.
Лев Данилкин: «Это лучший дебют за последние десять лет точно. Я безусловно даю ему самую положительную рекомендацию. У этих рижских людей может быть очень большое будущее».
Лев Данилкин: «Их второй роман — неудача, но не позор; осечка, но простительная; несмотря ни на какие «залепухи» Гарросы располагают к себе тем, что пишут тексты про то, как важно не быть жлобом».
Лев Данилкин: «Россия вырабатывает иррациональность, фактор фуры, хаос, хтонь — называть можно как угодно; это и есть ее функция, и сколько ни бегай от этого фактора, все равно в него упрешься; и вот именно этот путь Гарросы за три романа и проделали».
Лев Данилкин: «Криминальная тема, безусловно, оправдывает использование такого мощного сюжетного инструмента, как бомба или пистолет, но каким инструментом Г.— Е. неплохо было бы обзавестись в первую очередь — так это бритвой Оккама: не следует приумножать сущности без необходимости».
Лев Данилкин: «Он вообще редкий человек, который при желании в сорок лет может горланить «Границы ключ переломлен пополам» — и не выглядеть при этом ни жлобом, ни идиотом, ни постмодернистом».
Он мечтал, что умные люди во всем мире однажды смогут договориться и создать новое общество — без войн, голода и болезней.
Его очень любили: одни за блестящий ум, другие за стиль его статей, третьи за внешность настоящего балтийского викинга.
Я многим ему обязан. В середине нулевых, когда вышли мои первые книги, он опубликовал обо мне несколько рецензий и интервью, хвалил. Тогда это было важным: именно качественные журналы создавали спрос на серьезную, актуальную литературу. Гаррос добавил мне известности.
Впоследствии по странному стечению обстоятельств мы с ним поселились в пяти минутах ходьбы друг от друга и стали видеться часто, каждую неделю.
Он был счастлив, безусловно. Ему везло, он был отмечен Богом для особого пути. Казалось, неприятности и проблемы не пристают к нему, отталкиваются от его добродушия и жизнелюбия, как от брони. Он писал сценарии, мотался по планете, растил детей, тянул на себе семейный быт, ходил на протестные митинги.
Судьба отмерила ему многие годы успеха, любви, свободы, всеобщего восхищения.
Уровень его квалификации был огромен: в нормально созданном обществе он возглавил бы какой-нибудь журнал первого ряда или телевизионный канал. Такие люди могут и должны диктовать собственную моду, определять собственный курс.
Он жил, сообразуясь с моральным кодексом русского интеллигента. Как он сам писал, «другого все равно нет».
Ты должен делать добро из зла.
Ничего не ломать, только строить.
Сейте разумное, доброе, вечное.
Он, конечно, целиком воплотил собой классический тип интеллигента нулевых годов: фрондер, демиург, богатырь, трудолюбивый остроумец, рыцарь.
К счастью, в прошлом году он успел выпустить сборник своих лучших статей. Книга называется «Непереводимая игра слов».
Дыра в пространстве, оставшаяся после его ухода, затянется не сразу.
Мы очень хотим верить в великое будущее нашей страны и нашего народа, но мы знаем: тонок слой настоящих людей, и в какую область ни пойди — в литературу ли, в политику, в управление государством, в кино, в газетное дело, — надежных профессионалов, честных и сильных людей или мало, или недостаточно.
Теперь стало меньше на одного.
Поторопитесь восхищаться человеком, ибо упустите радость.