Почему «Баудолино» — лучший роман Умберто Эко: объясняет критик Михаил Визель

Я не знаю, чья это инициатива и как так получилось, но я очень рад, что этот курс открывается именно Умберто Эко. Этот писатель оказался каким-то краеугольным камнем литературы XXI века, и неслучайно, что мы начинаем с романа 2000 года, с рубежа эпох.

Предвижу ваш вопрос: почему я говорю именно о «Баудолино», а не о знаменитом «Имени розы» — не о первом романе, и не о «Нулевом номере» — последнем, который вышел не далее как осенью 2015 года, меньше чем за год до смерти автора. Я убежден, что именно «Баудолино» — его самый гармоничный, самый увлекательный и самый показательный роман, позволяющий проследить те приемы, благодаря которым состоялся феномен Умберто Эко как писателя. Я сам перевел три его книжки и неровно дышу к этому автору — надеюсь, что это передастся и вам.

«Баудолино» — четвертый роман Умберто Эко. На момент публикации книги ему было 68 лет. Как мы знаем, прежде чем стать успешнейшим прозаиком, он сделал прекрасную академическую карьеру: первый роман Эко вышел, когда ему было под 50. Он охотно отзывался на всякие насущные вопросы современности в своей ироничной манере, связывая вещи, казавшиеся совершенно несвязываемыми. Он получал удовольствие от такого сближения дорогих ему тем. И, когда в середине 1970-х издатели предложили ему: «Напишите какой-нибудь кратенький роман, а мы его издадим», он сказал: «Нет, если писать, то только толстенные, здоровенные романы». И написал «Имя розы». Но мы сейчас не о нем, мы о «Баудолино».

Мне кажется важным, что этот роман сочинил 68-летний автор и что Эко был прекрасным академическим ученым, медиевистом и семиотиком. В первой его большой работе — «Открытом произведении» — провозглашалось, что роль читателя текста гораздо важнее, чем роль автора. На ту же тему писал еще Ницше, а Эко облек это в язык изощренной гуманитарной науки. Я почему об этом говорю: сама идея о том, что читатель важнее писателя, увлекла Умберто Эко как романиста, и это проявилось именно в его четвертом романе.

О ком эта книга? Главный герой — Баудолино, крестьянский паренек 1141 года рождения, который появился на свет в местах самого Эко, в итальянской Ломбардии. Баудолино наделен редкой особенностью — он схватывает с ходу иностранные языки, которых тогда было в достатке: самого итальянского еще не существовало и в каждой области пользовались своими наречиями. Более того, в то время Барбаросса вел ожесточенные войны с итальянскими государствами и коммунами, и поэтому через Ломбардию постоянно прокатывались волны разноязыких войск. Баудолино было достаточно послушать, как два человека общаются на каком-то языке, и он уже сам начинал на нем говорить. Как сказали бы сейчас, Баудолино — чистый гуманитарий: на протяжении всей книги он не берет в руки оружие и вообще совершенно не желает уметь с ним обращаться. Его оружие — острый язык.

Второй герой — Никита Хониат, лицо историческое, один из сановников Византийской империи. Он выступает контрпартнером, собеседником Баудолино: именно ему он рассказывает историю своей жизни. Третий персонаж — Поэт, благодаря которому Баудолино реализует черты своего характера. Это полуреальный-полувымышленный герой. Он восходит к реально существовавшему человеку, известному под именем Архипииты Кельнского.

Есть еще два персонажа, которые как бы обрамляют Баудолино, — его отцы: биологический — крестьянин Гальяудо и приемный — Фридрих Барбаросса. Так вышло, что Барбаросса заплутал в тумане и повстречал Баудолино, который вывел его к своей хижине, накормил, напоил и спать уложил — и, самое главное, напророчил, что в завтрашней битве Барбаросса победит. Баудолино сказал это, не зная, что перед ним Барбаросса: он думал, что это немецкий барон, который даст ему монету за хорошее предсказание. А тот не только дал монету, но и взял в свой лагерь и издал приказ о том, что Баудолино теперь его сын, — и всю свою оставшуюся жизнь он провел при дворе Барбароссы.

О чем эта книга? Как я уже сказал, «Баудолино» является самой гармоничной из всех вещей Эко, потому что в ней, в частности, есть большая история и есть малая. Большая история — о рыцарских подвигах Барбароссы, который, не щадя живота своего, ведет войны с итальянскими городами-коммунами. Барбаросса, убежденный, что вся Италия должна ему подчиняться, мечется: не успел подчинить себе один город — взбунтовался другой. Но надо учитывать и то, что Умберто Эко всю жизнь был женат на немке, и для него история отношений итальянцев с немцами личная. Подобно тому как сочетается судьба Баудолино и Барбароссы, сплетается в романе судьба итальянская и европейская.

Но зачем пожилому профессору Умберто Эко все это? Я думаю, это роман о поправлении реальности: ровно этим и занимается Баудолино всю свою жизнь. По мысли Умберто Эко, именно он является закулисным создателем дошедших до нас текстов того периода — от стихов до бестиария. В зрелые годы Баудолино работает «политтехнологом» — он организует вбросы нужной информации, сливы, черный пиар — все, чтобы доказать: Барбаросса — духовный лидер Западной Европы. Но есть одно существенное отличие Баудолино от современных маркетологов и черных пиарщиков. На своих публичных лекциях Эко любил повторять, что средневековый кафедральный собор с его витражами, ставнями и фресками выполнял роль постоянно идущей просветительской телепередачи — с той лишь разницей, что продюсеры того времени были по большей части людьми образованными, нравственными, искренне желающими добра для тогдашних телезрителей, то есть прихожан. Таков и Баудолино: он управляет реальностью ради создания единой империи.

Что делает «Баудолино» постмодернистским романом? Вадим Руднев в своей замечательной книге «Словарь культуры XX века» говорит о том, что в прошлом веке оппозицию фикшн/нон-фикшн заменила другая иерархия. Стало бессмысленно утверждать, что вот это правда, а это вымысел: следует говорить о слоях реальности — как у луковицы или капусты. «Баудолино» как раз и демонстрирует смену этой парадигмы. Сколько я ни анализировал книгу, до сих пор не могу понять — то ли Эко издевается над читателями, то ли Баудолино — над Никитой Хониатом.

В «Заметках на полях «Имени розы» Эко писал: «Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей: «Люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы — прерогатива ЛиалаПсевдоним итальянской писательницы Лианы Негретти (1897–1995), популярной в 30–40-е годы. . Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиала — люблю тебя безумно». При этом он избегает деланой простоты и прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить по-простому; и тем не менее он доводит до ее сведения то, что собирался довести, — то есть что он любит ее, но что его любовь живет в эпоху утраченной простоты. Если женщина готова играть в ту же игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением в любви. Ни одному из собеседников простота не дается, оба выдерживают натиск прошлого, натиск всего до них сказанного, от которого уже никуда не денешься, оба сознательно и охотно вступают в игру иронии… И все-таки им удалось еще раз поговорить о любви».

В этом, мне кажется, вся суть постмодернистского романа: мы по-прежнему обращаемся к вымыслу и обману, но облекаем его в одежды учености, иронии, дополненной реальности, и уже непонятно, где кончается одно и начинается другое. Конечно же, у Эко игра в цитатность, в аллюзийность доведена до чудовищного уровня. При переводе приходится постоянно шевелить мозгами, решать его ребусы и головоломки — поначалу это восхитительно, но довольно здорово утомляет. Вот что по этому поводу писал сам автор: «Иногда я задаюсь вопросом: не пишу ли я романы только для того, чтобы позволить себе эти отсылки, понятные лишь мне самому? Но при этом я чувствую себя художником, который расписывает узорчатую камчатную ткань и среди завитков, цветов и щитков помещает едва заметные начальные буквы имени своей возлюбленной. Если их не различит даже она, это неважно: ведь поступки, вдохновленные любовью, совершаются бескорыстно».

За это я и люблю Умберто Эко — он перся от своей учености и от того, какой он умный. Если применительно к Кафке пишут о поэтике бюрократии, то в связи Эко можно говорить о поэтике сноски, каталогов, списков. Он обожал, он купался в этом: неслучайно у него получился такой страшный образ слепого злодея — преподобного Хорхе из «Имени розы». И несмотря на то что во времена «Википедии» все эти аллюзии себя исчерпали, а цитаты находятся щелчком мыши, упоение библиографией перекочевало в XXI век и, я надеюсь, останется надолго. Пусть постмодернизм в том виде, в каком он представлен в работах Умберто Эко, кончился вместе с концом «конца истории» по Фукуяме, он еще живет и приносит неожиданные плоды — и я с нетерпением жду, что будет дальше.

Полное расписание лекций курса «История новейшей литературы: 10 главных романов конца XX — начала XXI века» — на сайте Дирекции образовательных программ Департамента культуры Москвы.