Что стало с участниками акции на Красной площади в 1968-м: отрывок из «Полдня»

Письма Натальи Горбачевской подготовлены к печати Алесей Кананчук (Архив Научно-исследовательского центра Восточной Европы, Бремен).

18.10.1970


Мамочка моя милая! К тебе в этом письме обращаюсь к последней — не обидься. Наоборот, я хотела написать всем, а тебе писать уже, так сказать, на — не торопясь, вспоминая все, что забыла спросить или сказать на свидании и т. д.

Во-первых, я совершенно забыла спросить, как дела у Мишки. Поступал ли он, и куда, и поступил ли? Напиши мне обязательно.

Кроме того, я, только вернувшись со свидания, сообразила, что не поняла толком, что с дядей Гришей. Ты мне только сказала, что его сбило трамваем, и я так поняла, что его сбило, но он жив, а потом засомневалась. Напиши.

Живу я, как и сказала тебе на свидании, неважно — печально и одиноко. Почти что не с кем слова сказать. Читать тоже почти нечего. В общем, умственной работы никакой, не знаешь, куда себя девать. Если б я была в лагере, я бы вовсю занималась языками. У меня, кстати, очень обширные планы: если я все-таки попаду в эту несчастную Казань, заняться там английским и шведским — так что готовьте учебники (английский-то у меня есть, три оксфордских томика). Еще я хочу снова заняться эстонским — я уже и все, что знала, позабыла. Есть и еще идеи: литовский, грузинский, венгерский. Но во мне теплится надежда, что, может быть, я все-таки дотуда не доеду — и не придется мне стать полиглотом.

Мамочка! Я просила тебя хлопотать о спецнаряде, или индивидуальном наряде. Во-первых, боюсь, что тебе этим трудно заниматься: это ведь надо ходить в какое-то (я даже не знаю, какое) управление МВД. Во-вторых, самое главное — не начинай никаких хлопот о спецнаряде, пока не исчерпаны все возможности добиться освобождения. В Верховный Совет, я надеюсь, ты уже написала. Теперь, наверное, защитник скоро будет подавать надзорную жалобу. У меня есть такое предложение: пусть она направит запрос из консультации сюда, чтобы получить мнение моего лечащего врача, под наблюдением которой я нахожусь полгода с 16 апреля, о моем диагнозе, психическом состоянии, необходимом лечении и т. п.

Мама! Пиши мне, пожалуйста, каждую неделю. Пусть Ясик пишет в субботу или в воскресенье, а ты пиши в понедельник, отправив детей в школу и ясли. Если ты будешь отправлять письмо во вторник, я буду получать его в четверг или пятницу на той же неделе. Постарайся выяснить судьбу моих пропавших писем. Отсюда те письма, которые я отправляла до кассации, должны были идти через суд — через городской или Верховный, я не знаю. Надо выяснить, поступали ли они в суд и, если поступали, то задержаны судом или отправлены. Если отправлены, то надо выяснять на почте и в случае пропажи писать в Прокуратуру. И заодно писать о пропавших деньгах: по какому праву могли быть арестованы заработанные мною деньги, необходимые для моих детей? Жаль, что прошло уже так много времени.

Мамочка, передай от меня приветы Юре с Вероникой и их девчонкам, а их — зятю (?) (никак не могу разобраться в степенях родства и свойства) поздравления, я по радио слыхала, что ему дали премию, и очень рада. Но одновременно всем им скажи, что было бы хорошо, если б они не забывали своего старого друга и писали бы ему. Пусть поймут, как здесь тяжело без писем.

Взяли ли вы наконец энциклопедию? Она ведь так нужна Ясику.

Я пока не кончаю письмо, подумаю, что еще мне надо было написать, а то как взялась писать, так все из головы и вылетело.

19 октября 1970. Ждала до сегодняшнего вечера, все надеялась: может, получу письмо от тебя или хоть еще от кого. Но, видно, сегодня уж ничего не будет, а письмо скоро надо отдавать. Пожалуйста, пиши мне, письма доходят, притом очень быстро, пиши подробно о детях и о себе, пиши обо всяких новостях, и пусть мне все пишут. И пусть пишут посодержательнее — про все, про все. Мне интересно знать, как кто живет, очень хочется узнать, что интересного было в журналах, пока меня нет, что вообще интересного есть почитать. Мамочка! В двух последних письмах я тебя поздравляла с днем рождения, а на свидании и забыла, так была занята Оськой и его выкрутасами. Так что теперь с опозданием поздравляю.

Крепко целую тебя и детей. Будьте здоровы, не забывайте меня. Ваша мама На[таша].

[Приписка сверху на последнем листке:] [Как до]писала письмо и получила от тебя и от Иры Корсунской (вторую, а она пишет, что 4-я или 5-я открытка, та, где вложена от Майки[?]). Еще не прочитала, сейчас прочитаю. Если потребуется ответ, допишу. Нет, не буду.

[без даты, ноябрь 1970]


Мамочка! Продолжаю несколькими днями позже, когда уже стало известно, что П. вот-вот уедет. Я твои письма все получаю, а ты, видно, не получила и того, которое я послала на Верин адрес. Продолжаю начатое. Надо послать сюда запрос, чтобы лечащий врач сообщил свое мнение о моем заболевании, состоянии, необходимости лечения и т. п. Дело в том, что она считает меня абсолютно здоровой, но, пока ее мнения никто не спрашивает, она и не имеет возможности его высказать. Я нахожусь здесь в больнице, во 2-м отделении, с 16 апреля. В твоем письме я не поняла фразы: «Говорят, что есть основания надеяться на лучшее, если не очень скоро». Что значит «если не очень скоро»? 5-го я буду писать сразу в несколько адресов — оказывается, можно писать не одно письмо. Может, хоть кому-то дойдет. Главная подлость, что пропадает все, что я пишу Ясику. Не дошло мое поздравление к дню рожденья (и к твоему, кстати, тоже). Наверное, не дойдет и поздравление к вступлению в пионеры. Сегодня ночью мне снился Ясик, а вчера — вы все трое. У меня в последнее время появилась какая-то бешеная уверенность, что не может быть, чтобы я поехала в Казань, что я непременно выйду. Не знаю как, но выйду. Не может быть, чтобы я и дети так долго жили отдельно друг от друга. Я почти физически представляю (не воображаю, а представляю) свое возвращение. Указ от 15 октября ничего не дал бы мне, даже если бы я была «вменяемой» — статья наша не идет. Но я и так все время чувствую, что моя свобода будет результатом какого-то особого, индивидуального акта — и не столько милостью, мне оказанной, сколько моей победой. Несмотря на моменты отчаяния, у меня достает выдержки и терпения. Слава Богу, что у вас дома все в порядке. Главное, чтобы ты была здорова. Насчет пятого-десятого я подумаю и напишу в письме. Вообще я должна успокоить тебя: этот акт, производимый не бессрочно и не долгосрочно, а на 6 дней, не влечет никаких опасных последствий даже в больнице. Если я все-таки буду делать, то со след. формулировкой: «в знак солидарности с н/з Пот. л-рей и Влад, т-мы, Леф. и Бут. т-м, Л-дской, Каз., Чернях., Днепропетр. спецбольниц и др. мест заключения в знак протеста против незак. полит пресл., в нашей стране и, в частности, против моего ареста, осуждения и заведомо ложного признания меня невменяемой…» Эту формулировку и мою идею (именно эти 6 дней) сообщи Арине, чтобы она на этот счет связалась с ребятами. Не волнуйся. Целую тебя и детей. Твоя Н.

1 февраля 1971 г.

Дорогая моя мамочка!
 Получила твое первое письмо примерно неделю назад, сейчас жду, пока ты пришлешь мне письма, не заставшие меня в Бутырках, и напишешь новое. Но начинаю отвечать сейчас, продолжу ближе к отправке. Отправка у нас так же, как и в Бутырках, 5-го и 20-го.

Для меня отъезд оказался тоже неожиданностью, я никак не ждала его раньше мая-июня. Но, видимо, либо суд, либо изолятор добились для меня наряда. Не знаю уж, кого и благодарить за это. Слава Богу, что не вас. Вначале у меня было предположение, что это хлопоты с воли. Но по письмам я поняла, что нет, и облегченно вздохнула. Конечно, ты права, что перемена обстановки не может не сказаться, но меня спасают выработавшиеся за год умение приспосабливаться к любым условиям, переносить почти любое общество, отключаться от всего, что мне неприятно, и, конечно, терпение. В моменты, когда мое терпение, кажется, готово истощиться, я вспоминаю тебя, и мое терпение снова становится неистощимым. Не знаю, какие перспективы у меня впереди, какие надежды можно питать. Комиссия будет летом, с первой комиссии люди уходят редко, но, быть может, мое идеально спокойное поведение и моя твердая решимость не продолжать своей прежней деятельности сыграют свою роль. Мамочка, ты пишешь, что мне покажется слишком далеким свидание в весенние каникулы. Отнюдь. Я сама, еще до твоего письма, придумала то же самое. Как я выяснила, детей на свидание пускают. Конечно, Осю пока возить не стоит, да ты вроде и не собираешься. Приезжайте (а еще лучше — прилетайте) с Ясиком в весенние каникулы. Выбирайтесь сюда на несколько дней. Во-первых, можно взять свидание два дня подряд по часу каждое. Во-вторых, пусть для Ясика это будет не только поездка ко мне, а еще и путешествие в незнакомый город. Походите по городу, по музеям, посмотрите Волгу. В общем, пусть его каникулы будут действительно интересным отдыхом. Мама! Конечно, желательно, чтобы кто-нибудь вас проводил. Тем более что практика такова, что свидание дают не только близким родственникам и вообще не только родственникам. Кроме того, на свидание придется везти передачу, особенно такие продукты, которые не выдержат длительного путешествия в посылке. Да еще я хочу отдать вам часть вещей, это разрешается, за некоторое время до свидания я подам заявление и получу разрешение. А то иначе у меня скопится слишком много всего. Я ведь сейчас Вере заказала ряд вещей, а я и то, что у меня было, еле дотащила сюда в двух мешках.

Так что не беспокойся! Наши планы полностью совпали, жду вас на весенних каникулах. Пока не прощаюсь, жду еще твоих писем, чтобы ответить на все, что в них. Целую тебя и детей, вы мне все снитесь, особенно часто — Ясик.

В тот же день. Получила от тебя письмо: новое и два бутырских. Сейчас на все по порядку отвечу. Спасибо тебе большое за все Осины словечки, которые ты мне посылаешь. Я рада, что он уже так много говорит. После двух свиданий и по всем письмам я его сейчас очень хорошо представляю. А передо мной стоит его фотография, которую мне отдали (та, что Нина сфотографировала). Он на ней такой веселый, такой храбрый, сидит на качелях и не боится. Мамочка! Скажи Ире огромное спасибо за энциклопедию — это именно та, о которой мы все время мечтали. А заметила ли ты меня в списке авторов? Заметил ли Ясик? Я там написала статьи «Чехов» и «Швамбрания». И ты детям сделала очень хорошие подарки — представляю, как они оба довольны. И Нине тоже спасибо. Ты меня очень обрадовала известием о детском саде. Это именно то, о чем мы когда-то мечтали для Ясика, только в том саду, куда он начал ходить после ясель, не было круглосуточной группы. Значит, он будет в таком саду, который тоже гуляет в роще? Как это хорошо, но интересно, что и как там будет с дачей.

Очень рада, что тетя Лида так подружилась с детьми. Ясика-то она и всегда любила. Да и я из всех родных тетю Лиду люблю больше всех — ну, пожалуй, еще Галю и Митю так же. (Я не говорю о Мишке, которого, конечно, люблю с детства — с его детства, разумеется. Надеюсь, что мы с ним когда-нибудь еще сможем видеться.) (Не говорю я и о Вере, т. к. речь только о родне с твоей стороны.) Ося, как я понимаю, сегодня пошел в ясли после болезни. Конечно, этих простудных болезней, тем более в слякоть, не избежишь. А как Ося поет песни? Меня очень заинтересовало это.

Мамочка! В числе просьб к Вере я прошу ее прислать мне мои желтые замшевые ботинки. Но их прежде надо починить: у одного из них протекает подошва. Вере я пишу отдельно, на ее адрес. Надеюсь, что тогдашняя пропажа письма была случайной. Изредка я, наверно, смогу писать и еще кому-нибудь, кроме вас с Верой. А получать и письма, и посылки, и бандероли я могу не только от родных, а от кого угодно.

Если до отправки получу еще письмо от тебя, припишу. Пока же на всякий случай прощаюсь.

Целую крепко тебя и детей.
Будьте все здоровы.
Надеюсь на встречу в марте.
Целую, целую,
Мама Наташа.


P. S. Мама, перед адресом моим ставь почтовый индекс: 42082.

17/IV–71. Милая мамочка! Получила оба твоих письма, жду бандероль с карточками. Спасибо, что так подробно пишешь о малыше, я все время его представляю, как он все это говорит, как он смотрит мою карточку. О себе мне писать нечего, все то же. Работаю, шью только самое простое: подшиваю полотняные перчатки, шью лямки. Более сложное у меня не получается, даже простыни не могу сшивать, не умею шить ровно. Но на работе время идет быстрее, а время — главный враг, тянется медленно. Три месяца, что я здесь, показались мне в целую вечность. Еще столько же до комиссии, на которую надежд мало. А следующая будет уже в феврале или марте 72-го. Мамочка! Ты мне не пишешь, написала ли ты письмо главврачу, я тебя давно об этом просила. И снова напоминаю писать прошение о помиловании. Можешь в нем смело написать, что я сожалею обо всем содеянном. Как поживает Софья Васильевна? Как бы мне хотелось с ней повидаться! Чувствую я себя то лучше, то хуже. То и читаю, и лежу, то опять хожу и хожу — беспокойство от галоперидола. Занимаюсь я мало, читаю тоже не очень много, с большими перерывами. Сейчас читаю Лескова, которого очень люблю. Перечитала «Убить пересмешника».

Мамочка! В летнее свидание не надо привозить столько продуктов, а то все испортится. А сейчас мне еще хватит надолго. Я еще консервы не все съела, а до колбасы и не дотрагивалась. Кроме того, Вера прислала мне чудесные бульонные кубики. Я пока только пару раз их использовала, буду пользоваться, когда кончатся консервы.

Мама! Если тебе будет очень трудно ехать в начале лета на свидание, не спеши, лучше отдохни, а ко мне можешь приехать и позже. Я очень беспокоюсь за твое здоровье. Лучше, может, вам поехать в Таганрог и там как следует отдохнуть.

Мамочка! У меня дома должны быть босоножки. Почини их и пришли вместо тапочек. И еще пришли купальник (тоже есть дома — отдельный, т. е. лифчик и трусы), летом на прогулке я смогу загорать. Это все не к спеху.

Вот, кажется, и все.

Целую тебя и детей крепко-крепко.
Всем привет.

Наташа