12 самых странных, необычных и фантастических детских площадок со всего мира

«В этом году мы пробуем новый формат арт-эксперимента. Это не только семейный проект для детей и взрослых, готовых побыть детьми, но также серьезное исследование. Его автор — Габриела Буркхальтер, куратор и урбанист из Швейцарии, которая ведет исследование детских площадок уже десять лет. Мы рассказываем всю хронологию развития детских площадок, но больше фокусируемся на 60-х годах — не только из-за того, что они созвучны эпохе нашего здания, но и потому, что за каждым из проектов того времени стояло много историй и экспериментов, связанных с педагогическим назначением площадок, представлением о том, чему может учить архитектура.

Наша выставка называется «Игровая площадка: от Нью-Йорка до Москвы», потому что именно в Нью-Йорке в 1903 году была открыта первая площадка, созданная на муниципальные деньги. Как таковые первые площадки появились в Бостоне еще раньше, но на частные деньги — и даже не для развлечения, а чтобы бороться с детской преступностью. Для меня это стало главным открытием выставки: что детская площадка — отражение определенной социально-экономической реальности, и поэтому мы попросили историка архитектуры Анну Броновицкую взглянуть на отечественные проекты детских площадок именно с этой точки зрения.

Первые детские площадки в основном состояли из гимнастических элементов и, как правило, располагались на территориях между домами — это был стихийный захват территорий в городе, которые оставались незанятыми. К 60-м годам это уже был городской заказ и выделенная территория. Так город мог пригласить, например, Ричарда Даттнера, чтобы он сделал что-то в Центральном парке. С одной стороны, детские площадки отражали социальную ситуацию, но главным их заказчиком был ребенок. Поэтому интересно смотреть, насколько архитекторы учитывают его желания и доверяют ему, — в некоторых проектах архитекторы самоустранялись и давали детям возможность делать все самим».

Главный персонаж истории детских площадок. Он работал в начале 40-х, когда Скандинавия стала серьезно задумываться о качестве жизни в городе. Тогда же зарождалась и детская психология, доказавшая важное значение игры для детей. Серенсен предложил создавать детские площадки из утиля руками самих детей. Это такая естественная детская игра: ребята получали доступ к строительным материалам и полную свободу того, что делать с ними. Это символизировало изменения и призывало предоставить детям больше свободы. На протяжении XX века этот подход претерпевал разные вариации — художник Палле Нильсен, например, считал, что нужно создавать огороженную территорию, внутри которой не будет никаких жестких сценариев, а дети смогут играть с предоставленными материалами так, как захотят. Интересно, что общество становится технологичнее, но люди меньше доверяют детям. Мы на выставке воспроизводим некоторые элементы 60-х годов, но кладем рядом с ними маты. А когда этот проект, например, показывали в Швейцарии в прошлом году, маты не стелили — доверяя детям и считая, что в рискованных ситуациях они как раз учатся безопасности.

Голландский архитектор, работал в бюро городского планирования, и его первым заданием была разработка детских площадок. Альдо ван Эйк придумал ряд моделей, которые можно было адаптировать к разным условиям. Они имели простой дизайн, одновременно выразительный и дешевый в производстве (площадка-песочница с бетонными мостиками крепилась с конструкциями для лазанья). В канун войны многие города были разрушены, и с возникшими пустырями нужно было что-то делать. Детские площадки появлялись в любых карманах городского ландшафта. Ван Эйк стал участником Международного конгресса социальной архитектуры, где спорил о том, как должна быть устроена игровая среда. Именно он сделал первый шаг к утверждению типологии детских площадок.

Постепенно стало появляться понятие об игровой площадке-приключении, где дети смогут придумывать всевозможные игры. Интересно, что ее героями становятся не только художники и архитекторы, но даже бывший боксер Джозеф Браун — в свои площадки он привносит какие-то элементы от ринга, окружает ее веревками и гибкими металлическими пластинами. Главное в его детских площадках — учить детей балансу. Его проект заинтересовал даже великого Вальтера Гропиуса, но, к сожалению, не попал в ассортимент ни модернистского, ни более традиционного оснащения игровых площадок. А занялся этим проектом бывший боксер достаточно случайно: он работал в Принстонском университете тренером по боксу, но, будучи скульптором, преподавал также и скульптуру студентам архитектурного факультета. Его студенты выдавали такие слабые проекты, что он решил подать им пример — и предложил удивительную конструкцию, напоминавшую паука.

Даттнеровские площадки в Центральном парке высоко ценятся до сих пор, хотя были построены больше пятидесяти лет назад. Тогда город переживал кризис, который затронул и парки Нью-Йорка: они постепенно приходили в упадок и стали считаться опасными. Даттнер построил для Центрального парка семь площадок из бетонных конструкций и деревянных брусьев, и пять из них недавно были реконструированы. Чем-то этот проект напоминает японские площадки: он также уходит в пейзаж и имеет горизонтальное развитие. По факту площадка представляет собой лаконичную конструкцию с перепадами высот и мостками, где игровая среда создается совсем простыми средствами. Не обязательно загромождать пространство сложными формами. Главное, что в этой архитектуре учитывается, как работает тело ребенка.

Его проекты уже не только функциональны, но находятся на стыке дизайна и архитектуры. Он спроектировал ландшафтный холм — игровую гору со впадинами, холмами и пирамидами. Интересно, что свою детскую площадку он не смог реализовать в Нью-Йорке — властям показалось, что проект слишком дорогой. Этот случай не единственный: многие архитекторы с удовольствием брались за разработку детских площадок, но потом оказывалось, что удобнее их штамповать по одному шаблону. Ногути смог построить свою площадку только в 60-х в Иокогаме — хотя начинал проектировать ее еще в Нью-Йорке 30-х.

Это отчаянный человек: мы воспроизводим только часть его элементов. Этот проект называется «модель качественного общества» — он уговорил Музей современного искусства в Стокгольме создать проект из деревянных конструкций, который представлял собой хитро сочиненную детскую площадку с наблюдательными пунктами. Нильсен верил в силу игры и хотел позволить детям построить модель идеального общества, где они бы могли договариваться друг с другом — кто, например, в данный момент прыгает, а кто нет.

Но проект просуществовал всего четыре дня из-за материала: жесткий поролон оказался неподходящим с точки зрения норм пожарной безопасности, поэтому проект убрали. Затем Нильсен задумывал создать площадку в 5 тысяч квадратных метров, где дети могли бы заниматься всеми видами творчества — в том числе работать пилами и стамесками. После выставки Нильсен продал свой проект городу Вестерос под Стокгольмом, но там он тоже продержался недолго — из-за нехватки денег площадка просуществовала всего полгода. Похожим проектом немецкой группы «Кекс» мы завершаем всю нашу выставку.

Треть нашей выставки — экспонаты, по которым можно лазать и ползать. Среди них мы воспроизводим два элемента французской группы Ludic, большие сферы и треугольники 1967–1968 года. Участники группы до сих пор живы. Но у них не сохранилось жесткого комментария по конструктиву, так что мы вместе с ними заново обсуждали, как нам теперь построить этот удивительный космический объект. Состав группы тоже примечателен: дизайнер из Манчестера, фотограф из Варшавы и парижский моряк. Они встретились в Париже в мае 1968 года, когда в городе не только не было детских площадок, но даже нельзя было гулять по траве. Родити, как раз тот самый манчестерский дизайнер, пожаловался в министерство спорта, и ему предложили разработать собственный проект игрового оборудования. В том же году группа построила свою первую детскую площадку — это была «подводная лодка» из вторично переработанных материалов, закопанная в песок.

Наш куратор нашла их совсем недавно и решила обязательно включить. В Братиславе архитектура развивалась в том же духе, что и у нас в хрущевское время — с законом об архитектурных излишествах 1955 года, который во многом сформировал советский модернизм. В Братиславе, в свою очередь, было постановление о том, что 5% площади должны быть заняты паблик-артом, — и здорово, что в этом случае местные власти строили функциональное публичное пространство для детей. Иногда это были более абстрактные формы, иногда менее: как, например, совершенно замечательные верблюды и жирафы, которых можно встретить и на наших детских площадках.

Это художница, знаменитая своими колоритными скульптурами — ярко раскрашенными дородными персонажами, словно соревнующимися в корпулентности и аппетитности с героями Ботеро. Один из ее самых известных проектов был создан для Музея современного искусства в Стокгольме: в 1966 году в его залах появилась монументальная скульптура беременной богини «Она. Собор», внутрь которой посетители попадали через отверстие между ногами и находили молочный бар, кинотеатр и планетарий. Фотография этой работы очень часто публикуется, но некоторые детали ее устройства не знала даже я. Оказалось, что в ноге скульптуры, например, есть лестница и горка с экспозицией. Мы думали, ставить ли здесь «18+», и решили, что не стоит: в конце концов, это собор, чья форма символизирует рождение мира.

А это очень красивый японский проект, в сущности, воссоздающий традиции японского сада. Сенда считал, что игровой процесс должен разворачиваться по кругу, в нем должны быть сложные моменты, потаенные места и переходы. Это целая практика воспитания дизайнерского мышления.

Весь проект отображает, что детские площадки — событие в мире архитектуры такое же равноправное, как строительство зданий или создание ландшафтов. Оно включает в себя основы архитектоники, так что ребенок тренирует глаз и чувство пропорций. Как и в театре, здесь есть логика развития сюжета.

Специалист по советской архитектуре Анна Броновицкая по нашей просьбе облазила ключевые архивы и выбрала знаковые проекты: например, в 1960-х в Черемушках был создан плескательный бассейн. Интересно, что такой должен был быть в каждом микрорайоне, но потом стало понятно, что получится слишком дорого.

У немецкой группы, состоящей в основном из педагогов того, что бы мы сейчас назвали МХК, были продвинутые педагогические идеи. Они хотели, чтобы на занятиях художественной культурой дети не бездумно воспроизводили художественные произведения, а осваивали мир с помощью абстрактного и образного мышления, воплощая его в конкретных действиях. И визуальное искусство должно было стать главным в художественном воспитании — именно оно позволяет детям максимально выразить себя и наглядно исследовать понятие «возможности». Они считали, что нет тем, которых нельзя обсуждать с детьми, — и говорили с ними в том числе и об экологии, устраивали совместные акции, заворачивали машины на перекрестках в полиэтилен, чтобы привлечь внимание к загрязнению воздуха. На 35-ю Венецианскую биеннале группу пригласили, чтобы создать игровую среду в парке Джардини, где перед детьми не ставили никаких конкретных задач (они могли их ставить сами). Они просто реализовывали свои творческие потребности, экспериментируя со всевозможными материалами и инструментами.