Елена Макеенко о «Крепости» Петра Алешковского

Главный герой романа археолог Иван Мальцов руководит экспедицией в богатом на старину городе Деревске, пишет книгу о Древней Руси как части монгольской империи и мечтает исследовать древнюю крепость, которая сулит ему значительный вклад в науку. Неожиданно экспедицию сворачивают, археолога увольняют из музея, да еще и жена уходит от него к другому. Мальцов погружается в мрачное отчаяние и не сразу замечает, как его затягивает в центр интриг вокруг деревской недвижимости. Чиновники хотят сдать исторические памятники под туристические нужды, но для этого им необходима помощь ученых, которые снизят культурную ценность объектов. А загнанный в угол Мальцов вроде бы прекрасно для этого подходит.

Но Мальцов не таков, и все, что происходит дальше, указывает на это с упорством, достойным более затейливого сюжета. Мальцов — персонаж идейный и, как говорится, цельный: он согласен жить на пять тысяч рублей в месяц и буквально готов броситься под бульдозер, защищая раскопки. Его нисколько не заботит благополучие тех, кто не памятник: «Все люди остались под землей». Стоит ли говорить, что вместо участия в афере Мальцов встает на тропу войны, где против него — исключительно плохие люди с басенными фамилиями: зловредный директор музея Маничкин, циничный олигарх Бортников, скользкая дамочка из министерства Лисицина, а еще стервозная бывшая жена и безвольные бывшие товарищи по экспедиции.

Повествование в «Крепости» полностью ведется на стороне главного героя, а мир, в котором разворачиваются события романа, начисто лишен полутонов. Из-за этого мы вынуждены наблюдать за Мальцовым, как привязанные к креслу, и повезет тому читателю, который проникнется принципиальной позицией ученого, окруженного предателями. В противном случае — чем усерднее роман пытается убедить, что все, кроме Мальцова, настоящие подлецы, тем больше оправданий находится даже для самых неприятных персонажей. Сам же археолог — типичный Чацкий — неминуемо начинает раздражать. Он не приемлет компромиссов и готов ежеминутно разоблачать коллег, а чуть что сбегает, запирается в избе и тяжело, уныло, до потери сознания пьет.

Кроме людей и денег Мальцов презирает современную городскую жизнь в целом, предпочитая ей деревенскую естественность или красочные картины далекого прошлого. События романтизированной татаро-монгольской эпохи долго, на десятках страниц, снятся ему пьяными ночами. По семейным преданиям, археолог — потомок одного из легендарных монгольских воинов, что должно бы усилить его непокорный романный образ. Однако это усиление дано в многочисленных вставках с такой утомительной избыточностью, что его смысл успевает ускользнуть за топотом копыт, воем ветра и звоном стали. Еще одно значительное отступление от основного сюжета — деревенская жизнь Мальцова в добровольном изгнании. И есть ощущение, что эта почти независимая от остальных часть — рудимент какого-то другого текста. Здесь герой вспоминает всю свою родню, неспешно заготавливает соленья на зиму, спасает соседей от паленой водки и пожаров, ведет долгие беседы со старой теткой и широкой души алкоголиком в рясе. Нравственный императив временно уступает место звездному небу над головой Мальцова, и тут может перевести дух не только герой, но и читатель: обреченность деревенского мира выглядит куда более подлинной, чем все остальные части книги.

В литературном раю Мальцов оказался бы трагическим безумцем наподобие короля Лира, но у Петра Алешковского он так и остается прямым, как шпала, персонажем советского романа, лишенным пространства для психологического маневра и диалога. Незадолго до печальной развязки Мальцов озвучивает свое научное кредо: «Настоящий историк обязан иметь предельно оголенные нервы, постоянно страдать, переживая то, о чем пишет, даже упиваться человеческой болью, из которой соткана история». Археолог этой программе следует неуклонно, а поспорить с ее неортодоксальностью в романе, конечно, совершенно некому. В итоге «Крепость» читается не иначе как апофеоз консервативного тренда, шестисотстраничная обида на современность, щедро декорированное «что хотел сказать автор». И, страшно сказать, именно поэтому у романа есть все шансы попасть в тройку финалистов «Большой книги». Хотя ошибиться в этом прогнозе было бы приятно.