Журналист, писатель, автор романа «(Не)свобода»
На второй день моего пребывания в Ереване я заметил белую бродячую собаку. Она лежала в тени липы на площади Республики и дремала. Я бы не запомнил это, если бы та же собака потом не появилась в парке у оперы и не улеглась метрах в двадцати от меня, пока я сидел на траве и читал только что изданный на русском сборник эссе Филипа К.Дика «Блуждающая реальность». Это тоже была бы сущая фигня, но потом собака встретилась мне еще дважды: один раз на блошином рынке, когда я разглядывал уставленный шахматными досками прилавок, второй — у гостиницы, где я остановился. У обочины стоял мужчина и предлагал желающим за небольшую сумму узнать свою массу, встав на электронные весы. Собака лежала напротив него и внимательно на меня смотрела.
Филип Дик бы ответил: «Да».
Тема совпадений — точнее, синхронных событий, которые выявляют скрытую структуру вселенной, — сопровождала Дика с детства: его сестра-близнец Джейн умерла, не прожив и нескольких недель, и Филип много размышлял, что было бы, если бы она продолжала жить или выжила бы вместо него. Годы спустя Дик пришел к убеждению, что наша реальность — фальшивка, игрушка Бога, вышедшая из‑под контроля, а к истинной реальности еще предстоит прорваться. Каждый из нас — набоковский Цинциннат Ц., которому нужно выбраться из темницы в Железной Черной Тюрьме и найти истину. «Где бы я ни оказался, я должен верить в то, что на самом деле нахожусь в кинозале», — наставлял Дик обескураженных зрителей конвента в Меце в 1977 году. Как раз после него стали говорить, мол, Дик окончательно двинулся умом.
И так, в общем, про Дика и принято писать. Был такой замечательный фантаст, «наш доморощенный Борхес», как аттестовала его Урсула Ле Гуин, а потом в феврале–марте 1974 года насмотрелся видений, уверовал в вечную Римскую империю и гностический миропорядок с добрыми и злым богами — и сошел с ума. Бедный Фил, нужно поосторожнее с амфетаминами.
Но сборник «Блуждающая реальность» (в оригинале книга издана в 1995 году, на русском впервые вышла сейчас) эту картину несколько усложняет. Уже в предисловии составитель Лоуренс Сутин предупреждает: «Сосредоточиваться на жестком бинарном разграничении „нормальности“ и „безумия“ применительно к Дику и его трудам — значит, мыслить поверхностно и упрощенно». Да, в детстве врачи подозревали у Дика шизофрению, а сам он регулярно обнаруживал у себя все новые психические заболевания — но ложные диагнозы в психиатрии случаются часто, а уж с ипохондрией у Дика все было в порядке. Нет, Дик мыслил ясно и ясно писал. С 1974 года и по 1982-й, пока не умер, он составлял монструозный «Экзегезис» — 8000-страничный трактат по космологии, который так никому и не показал. И одновременно посмеивался над собственными идеями. В полуавтобиографическом романе «Валис» 1981 года Дик выводит себя в образе мистика-любителя по прозвищу Жирный Лошадник (имя Филип в переводе с греческого — «любитель лошадей», Дик с немецкого — «толстый»).
С самоиронией у Дика тоже было все в порядке. В «Блуждающую реальность» вошли выдержки из автобиографий, которые писатель составлял для журналов, радио или рекламных проспектов в разные годы жизни. Дик неизменно описывает себя как любителя «котов, девиц и фантастических журналов», периодически жалуется на бедность и нет-нет да корит себя за то, что не выплачивает бывшим женам (Дик был женат пять раз) алименты.
Короче говоря, Филипов Диков было столько же, сколько и придуманных им альтернативных миров. Так что даже не знаешь, о каком из них рассказать сейчас.
Может, о Дике-предсказателе? Некоторые так и делают, особенно в 2022 году, сорок лет спустя после его смерти: «Мы живем в мире Филипа Дика» — и так далее. И действительно — мир таргетированной рекламы, слежки с помощью повсеместных камер и уникальных идентификационных номеров телефонов, метавселенных и биткоина звучит как еще одна, последняя выдумка чудака из Беркли. Есть в сборнике и буквальная запись — «Предсказания». Они бьют в яблочко: Дик предвидит Чернобыль (с погрешностью в один год), пророчит глобальное распространение интернета (думая, что пассивных телезрителей он превратит в «специалистов по обработке информации… с ясным умом», наивный). А на 2010 год предрекает такое:
Ну с лагом в четыре года угадал, в принципе.
Может, о Дике-эрудите? Да, он серьезно изучал древнегреческую философию, штудировал книги о Третьем рейхе на немецком языке и скрупулезно воссоздавал мир победившего нацизма в продолжении «Человека в высоком замке», пока не бросил. Но обо всем этом и так сказано достаточно.
Может, о Дике, который постоянно противоречил сам себе? В статье 1966 года он пишет, что никогда не вставляет знакомых в свои тексты, но уже тринадцать лет спустя радостно вспоминает: «Умершие друзья — вот они, в моих рассказах и романах. Даже названия улиц! Одному персонажу я дал реальный адрес — адрес моего агента». И так во всем. Дик не любит современный кинематограф — а потом советует киностудии актеров для экранизации «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Высоко ценит Лема — а потом вписывает его в ряд фантастов, слишком испорченных мейнстримом.
Много миров у Филипа Дика, много лиц , но для эссе нужно выбрать одно. Мне хочется поговорить вот о каком.
Дик был, что называется, писателем рефлексирующим — он не просто создавал фантастические миры, он еще и хотел объяснить, как и почему он это делает. Вот и научной фантастике он давал определение. По Дику, научная фантастика — «мятежное искусство»: «Она требует от авторов и читателей не слушаться и плохо себя вести — не бояться задавать вопросы: почему? как? зачем? Эти вопросы сублимируются вплоть до тем, которые обсуждаю я в своих книгах: «Реальна ли вселенная?», «Все ли мы действительно люди или некоторые из нас машины, механически реагирующие на внешние стимулы?». Фантастика нужна Дику для того, чтобы описывать самые безумные теории — «Бог ты мой, а что, если?» — и предлагать их публике. Поэтому в фантастике больше всего ценятся новые идеи, о которых еще никто не задумывался.
Тут напрашивается сравнение: мол, писательство — тоже своего рода активизм. Но нет, Дику хватает скромности не сравнивать себя с Мартином Лютером Кингом, которого он, по собственным словам, очень уважает. Писательство — лишь форма протеста для тех, кому активизм не под силу:
«Фантаст пишет о реальности — пишет с таким жаром и убежденностью, с какими другой выходил бы на демонстрацию протеста. <…> Фантастика требует человечности — или, если сформулировать иначе, человек, не обладающий способностью к эмпатии и потребностью в ней, едва ли захочет писать фантастику. Слишком робкие, чтобы ходить на митинги, слишком сердечные, чтобы запереться в лабораториях, <…> мы живем в мире, который в одной радиопередаче о фантастике был назван „миром тысячи ‚может быть‘“».
Например, мир, в котором «престарелый и дряхлый» деспот теряет власть, пока обычный человек с помощью инструментов строит альтернативную Землю — без тиранов, войн и тоталитаризма («Джо Протагор жив и обитает на Земле»). Или мир, где мерилом человечности является умение испытывать эмпатию («Мечтают ли андроиды об электроовцах?»). Или же мир, в котором воображаемую реальность Z можно отбросить и выбрать свободу («Три стигмата Палмера Элдрича»).
Если Филип Дик чему-то меня и научил, то тому, что альтернативных миров — великое множество, и нужно пробиваться к своему, даже если борьба кажется обреченной.
«Будьте реалистами, требуйте невозможного». Был ли Филип Дик фантастом? Нет, он был реалистом. Может, тогда мы свой альтернативный мир и построим.