9 спектаклей «Гоголь-центра», которые точно войдут в историю

29 июня стало известно, что Департамент культуры не продлил договоры с нынешним руководством «Гоголь-центра» Алексеем Аграновичем и Алексеем Кабешевым. Художественным руководителем был назначен Антон Яковлев, а это означает, что самый популярный театр в стране, театр с мировым именем, театр безграничной зрительской любви уничтожен. «Гоголь-центр» закрыт, но вся команда во главе с Кириллом Серебренниковым подает нам пример стойкости и веры, а значит, не время унывать, время — вспомнить лучшие спектакли, которые уже точно вписаны в историю русского театра.

В учебнике по истории русского театра этот спектакль окажется отнюдь не потому, что вокруг него развернулось целое судилище. Постановка Шредингера, которой, по утверждению обвинителей, никогда не существовало, — была одним из лучших творений Кирилла Серебренникова. «Сон в летнюю ночь» появился еще на «Платформе» и переехал в «Гоголь-центр», как только театр открылся, сразу влюбил в себя и дал почувствовать, что тут к чему. Пьесу адаптировал Валерий Печейкин: вместо герцога и герцогини — представители среднего класса на приеме у психоаналитика, вместо влюбленных — школьники на выпускном, язык и реалии — буквально те же, что и за окном, и только страсти поистине шекспировские. Спектакль разворачивался во всем пространстве театра и предполагал множество перемещений, был заряжен мощнейшей молодой энергией артистов и провозглашал торжество творчества и любви. Заканчивался и вовсе феноменальной сценой, в которой весь зал вместе с артистами раскручивал круг сцены под арию «Плач нимфы» Монтеверди в исполнении Светланы Мамрешевой. Так бок о бок со своим зрителем «Гоголь-центр» и жил все эти девять лет.

В первый же сезон вышла кинотрилогия по мотивам великих фильмов европейского кинематографа. «Идиоты» — адаптированная Валерием Печейкиным версия фильма Ларса фон Триера. Действие у Печейкина разворачивалось на московских улицах: представители коммуны несогласных смельчаков испытывали москвичей на прочность и исследовали границы их мнимой толерантности. Спектакль нащупывал самые болезненные точки общества, надавливал на них и предлагал совладать с этой болью. Гомофобия, отсутствие правосудия, дело Pussy Riot — спектакль прямым текстом говорил о насущном и неугодном. Триеровские идиоты в интерпретации Серебренникова превращались в художников-активистов и шли в своем деле до конца, своей оголтелостью заявляя права меньшинств на то, чтобы быть услышанными.

Позже именно с этой постановкой «Гоголь-центр» впервые оказался в Авиньоне.

«Русь, чего ты хочешь от меня?» — негласно этим вопросом задаются герои почти всех спектаклей Серебренникова, а в «Мертвых душах» герои озвучивали этот вопрос вслух и даже нараспев. Парни (Семен Штейнберг, Один Байрон, Филипп Авдеев, Никита Кукушкин и др.) в трениках и алкоголичках играли разом и помещиков, и мужиков, и баб, и собак — и все это внутри огромной и безысходной ДСП-шной коробки. Подзаборные неутешительные реалии Руси кануна сочинской Олимпиады, Руси, обманывающей и обманутой, в которой Чичиков разом и жулик, и бедолага, разворачивались в бескрайнюю и ироничную, наслаждающуюся своей театральностью поэму. Сцены задорной и кромешной русской жизни особенно хорошо смотрелись под музыку Александра Маноцкова, а треки еще несколько дней после просмотра крутились в голове.

Очередная социальная взрывоопасная тема, взволновашая Серебренникова в 2014 году, — религиозный фанатизм, оборачивающийся терроризмом. Пьесу немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга он опять же адаптировал под российские реалии и рассказал историю радикального православного активиста, парнишки Вениамина (Никита Кукушкин), который проповедями (да и более жесткими и даже уголовно наказуемыми действиями) пытается привлечь сторонников и наставить на путь истинный учительницу биологии — либералку-атеистку в исполнении Виктории Исаковой. Результатом оказалась полная капитуляция общества перед маниакальным фанатизмом. Серебренникова интересовала та грань, за которой милосердие превращается в беспощадность, а проповедь — в убийство.

«Кому живется весело, вольготно на Руси?» — следующий вопрос, которым задался «Гоголь-центр» вслед за Некрасовым, превратив нудную поэму из школьной программы в одно из самых убедительных произведений современности. Семь мужиков отправляются в путешествие в поисках «русского мира» и в попытке разобраться, что же это вообще такое. Среди них и интеллигент (Семен Штейнберг), и хипстер (Филипп Авдеев), и алкоголик (Иван Фоминов), и дерзкий мужичок с барсеткой (Никита Кукушкин) — все они пытаются найти счастливчиков или же на самом деле разобраться в причинах русской несвободы. Как так вышло, что давно отмененное крепостное право так никуда и не исчезло? «Кому на Руси жить хорошо» — собрание филигранных скетчей, и горьких, и смешных, и таких точных и узнаваемых. Чего только стоит сцена-стоп-кадр с размахиванием триколором в футболках из сувенирного ларька с портретами президента и надписями «Я — русский».

В этом спектакле Серебренников сплавил два культовых текста Хайнера Мюллера «Квартет» и «Гамлет-машина», а также вывел на сцену Сати Спивакову, Константина Богомолова и два десятка голых перформеров. Диалоги маркизы Мертей и Вальмона перемежались монологами Гамлета и Офелии в выдающемся исполнении Александра Горчилина, а место действие бликовало и теряло свою значимость — это и «салон перед Французской революцией», и «бункер после Третьей мировой войны», как сказано у Мюллера. В спектакле мертвые диалоги на фоне кадров разрушенной послевоенной Германии или телевещания авторства российских пропагандистов контрастировали с правдой обнаженных тел, выглядящих вовсе не непристойно, а исключительно свободно. Тело утверждало свое право быть, но в финале все же было упаковано в безликую униформу.

Выпуск этого спектакля режиссер завершал уже под домашним арестом. Главным действующим лицом становился поэт родом из пушкинского «Пророка», а самым ярким образом — «шестикрылый серафим» — яростное, пластичное, андрогинное существо, жестко вырывающее поэту сердце и вынуждающее «глаголом жечь». За поэта, кстати, были разом и Филипп Авдеев, и (сокрушительное камео) рэпер Хаски. Среди пушкинских строф, проецируемых на стены, главным напутствием становилось «жги». И он жег: четыре самостоятельных произведения Пушкина склеивались треками Хаски, за скупого рыцаря выступал интеллигент-книгочей в исполнении Алексея Аграновича, за пирующих во время чумы — старожилы Театра Гоголя, базирующиеся то ли на задворках Советского Союза, то ли в пыли гримерок, то ли в доме престарелых. Спектакль получился о роли художника, способного жечь и сплавлять несплавляемое даже из‑за решетки.

Этот спектакль был поставлен под арестом уже целиком и стал манифестом абсолютной свободы художника, способного «петь свою музыку» даже в неволе: ставшая уже культовой главная сцена спектакля — это исполнение «Чаконы» Баха пианистом, прикованным одной рукой к омоновцу. «Барокко» — это сочинение о том, как на протяжении истории человечества свобода человека была поругана бессчетное количество раз и сколько раз ее удавалось отвоевать. Танки в Праге 1968 года и протестное самосожжение Яна Палаха, бесконечность барочной музыки, Энди Уорхол как поп-арт-икона свободы, парижские студенты на баррикадах и лозунги «Будьте реалистами, требуйте невозможного!». Этот спектакль — ничем не скованный полет над территорией заключения, это победа духа над телом, это преодоление силами искусства сил наручников, молоточков и дубинок.

«Декамерон» — коллаборация с немецким Deutsches Theater, выпущенная в Берлине прямо накануне ковида, а в Москве — этой осенью. В этой пророческой работе Серебренников не только предугадал пандемию (действие новелл Боккаччо разворачивается на фоне чумы), но и чрезвычайно точно просканировал нынешнее глобальное человеческое разобщение. Но, несмотря на то что каждая из новелл рассказывала о предательстве, измене, тотальной лжи и эгоизме, так вышло, что последний спектакль Кирилла Серебренникова в «Гоголь-центре» заканчивался полнейшим торжеством любви. И, как сказал Серебренников вчера на закрытии театра после спектакля «Я не участвую в войне», «Жизнь коротка, а любовь и искусство — вечны. Мы молоды, а в России надо жить долго».