С «Волшебной горы» в концентрационный лагерь: 4 книги о туберкулезе

Сложно найти вторую книгу, где сюжет играл бы такую незначительную роль. Действие происходит накануне Первой мировой войны в туберкулезном санатории в Альпах, куда главный герой, Ганс Касторп, приезжает на три недели навестить кузена — и остается на семь лет.

Собственно, на этом описание сюжета можно закончить, потому что в книге почти ничего не происходит. Герои, носители важных для Манна философских идей, ведут бесконечные разговоры, флиртуют, иногда даже ссорятся, но все как будто в полудреме.

Несмотря на бессобытийность, читатель быстро настраивается на авторский ритм и, погружаясь в тягучее, медитативное повествование, начинает получать от него удовольствие. Наслаждаться прозой и даже находить интригу в растянутой истории любви, где первый взгляд героев от их первого разговора отделяют сотни страниц.

«Ничего не происходит. Зато какая богатая внутренняя жизнь!» — заметила однажды моя подруга совершенно не по литературному поводу. В «Волшебной горе» все ровно так. Поэтому знакомство с романом — прекрасная возможность замедлиться и вместе с Манном и его героями уйти во внутреннюю философскую эмиграцию, оставив реальность на потом.

Туберкулез (тогда его называли чахоткой) не раз всплывает в произведениях Достоевского. Чахоткой болела мать Сонечки Мармеладовой в «Преступлении и наказании», а также юный Ипполит Терентьев — один из персонажей романа «Идиот».

«Ипполит был очень молодой человек, лет семнадцати, может быть и восемнадцати, с умным, но постоянно раздраженным выражением лица, на котором болезнь положила ужасные следы. Он был худ как скелет, бледно-желт, глаза его сверкали, и два красных пятна горели на щеках. Он беспрерывно кашлял; каждое слово его, почти каждое дыхание сопровождалось хрипом. Видна была чахотка в весьма сильной степени. Казалось, что ему оставалось жить не более двух-трех недель…»

Как и Чехов, умерший от чахотки, Достоевский испытал на себе тяжесть болезни. Он всю жизнь страдал легочными заболеваниями — многие биографы считают, что у него был туберкулез. Возможно, именно поэтому тема чахотки постоянно возникает в его произведениях, и страдают ею «маленькие люди», через тяготы которых Достоевский во всей полноте показывает несовершенство, неуютность и богооставленность мира: «люди и созданы, чтобы друг друга мучить».

Вера, бессмертие, право человека добровольно прервать жизнь — через атеиста Ипполита, пытающегося в своих монологах убедить окружающих, а возможно, и себя, в отсутствии Бога, Достоевский размышляет над мучившими его самого вопросами и достраивает образ князя Мышкина. Неслучайно два важных для автора героя уходят одновременно: Ипполит после неудачной попытки застрелиться умирает от чахотки, тогда как князь Мышкин сходит с ума.

«У каждой эпохи та эпидемия, какую эта эпоха заслуживает. У всякого времени своя чума», — писал австрийский писатель и критик Карл Краус. Туберкулез стал болезнью XIX и XX веков. В своей книге Мозер исследует ее историю от романтизации и «эстетизации» классиками литературы, композиторами и художниками до бесчеловечных медицинских экспериментов над туберкулезными больными в гитлеровской Германии. «Это спуск с „Волшебной горы“ Томаса Манна в концентрационный лагерь», — характеризует автор свое исследование.

Со времен древней Греции до открытия Кохом инфекционной природы туберкулез считался «красивой» болезнью, облагораживающей не только внешность, но и душу. Перед смертью больных часто сопровождали лихорадка, эйфория, жажда жизни и любви. Во многом благодаря чахотке нездоровье в XIX столетии вошло в моду, а декаданс стал направлением искусства.

В XX веке восприятие туберкулеза кардинально поменялось: в Европе распространилась евгеника, а лечение больных стало видеться действием, идущим вразрез с естественным отбором. Третий рейх беспощадно расправлялся с больными, а туберкулез вышел за рамки медицинского термина и превратился в метафору, положившую начало нечеловеческим зверствам: «еврейство есть расовый туберкулез народов».

В отличие от героев Манна и Достоевского Мария Башкирцева — реальная личность, жизнь которой унес туберкулез. Русская аристократка и одаренная художница фиксирует в дневнике свои мысли, чувства, впечатления о путешествиях с 13 до 25 лет. Изданный после смерти девушки, дневник будет вдохновлять многих деятелей искусства, в том числе Марину Цветаеву, посвятившую Башкирцевой свой первый сборник.

Интересно читать дневник с точки зрения психологии. В нем — жажда жизни, энергия и непосредственность очень тщеславной, талантливой, местами высокомерной, местами наивной девушки. Текст вызовет улыбку узнавания у многих женщин, напомнив собственные муки в 13-летнем возрасте.

Еще интереснее читать пометки повзрослевшей Марии на полях девичьих записей. «Все это из‑за господина, которого я видела раз десять на улице, которого я не знала и который даже не подозревает о моем существовании», — замечает она по поводу экзальтированных записей о безумной любви к герцогу Гамильтону.

Мария как будто предчувствует, что ей отведено немного времени, поэтому очень спешит жить: сердится на медлительную гувернантку, которая «крадет ее жизнь», сама составляет программу занятий для учителя рисования. В 16 лет Башкирцева узнает, что у нее туберкулез. И хотя чахоточные румянец, эйфория и лихорадка в те времена романтизировались, вскоре она осознает, что эта болезнь никого не украшала:

Записи постепенно меняют интонацию: сквозь строки проглядывает мудрая и печальная женщина, понимающая, что ей осталось немного:

«Перечла свои тетради 1875, 1876 и 1877 годов. На что я там только не жалуюсь; это постоянное стремление к чему-то… неопределенному. Я сидела каждый вечер, разбитая и обессиленная этим постоянным исканием — что делать со своей яростью и отчаянием? <…> Бывают дни, когда наивно считаешь себя способной ко всему: „Если бы хватало времени, я была бы скульптором, писательницей, музыкантшей…“ Какой‑то внутренний огонь пожирает вас. А смерть ждет в конце концов, неизбежная смерть, все равно, буду ли я гореть своими неисполнимыми желаниями или нет».

Записки яркой и стремительной героини оставляют светлую грусть. И желание ценить время.