Портрет Александра Румнева, 1958
Из собрания коллекционера Андрея Тимохина
Знаменитый хореограф и мим Александр Румнев был одним из ведущих актеров Камерного театра Александра Таирова: вы, возможно, помните его по роли маркиза Па-де-труа из «Золушки». В 1954 году Румнев встретил в парке «Сокольники» молодого художника, который расписывал заборы и детские площадки невероятными животными, птицами и цветами, и стал первооткрывателем таланта художника и первым собирателем его работ. Он ввел Зверева в круг московской интеллигенции, познакомил его с кинематографистами, музыкантами, писателями. Этот виртуозный портрет сохранил давний друг семьи Румневых Андрей Тимохин.
Иллюстрации к повести Гоголя «Шинель», 1954
Из собрания Игоря Маркина
Именно Александр Румнев вдохновил Зверева на создание целого корпуса иллюстраций. Прежде всего это рисунки к «Петербургским повестям» Николая Гоголя. А в середине 1950-х годов он создал рисунки к трем повестям Гоголя — «Шинель», «Портрет» и «Невский проспект». Коллекционер, предприниматель и создатель первого в России частного музея современного искусства ART4 Игорь Маркин говорит: «Очевидно, что это лучшие иллюстрации Гоголя за весь период наблюдений. И вряд ли будет лучше».
Эту графику лишь условно можно назвать иллюстрациями: динамичные рисунки больше похожи на раскадровки к экспрессивному фильму, где образ и напряжение создаются при помощи монтажа. Именно поэтому рисунки Зверева так выразительно смотрятся в двух анимационных фильмах, которые можно увидеть на выставке, — «Шинель», 2021 (художники-аниматоры — Михаил Шепилов и Александра Анохина); «Записки сумасшедшего», 2018 (режиссер Михаил Алдашин, художники-аниматоры — Михаил Шепилов и Александра Анохина).
Купальщица, 1970
Из собрания коллекционера Сергея Александрова
Модели Зверева часто неизвестны, но есть один облик, угадываемый во многих работах художника: Оксана Михайловна Асеева (их отношениям посвящена одна из книг, изданных музеем AZ, — «Зверев. Любовь»). Она была не только вдовой знаменитого советского поэта Николая Асеева: по словам Лили Брик, именно в харьковском доме Синяковых (это девичья фамилия Асеевой) родился футуризм. В начале ХХ века в этом доме бывали все — от Владимира Маяковского до Велимира Хлебникова.
Женская фигура на картине «Купальщица» одета в черный купальный костюм и шапочку по моде конца двадцатых годов и напоминает фотографии молодой Оксаны Асеевой на фоне морского пляжа. А овал ее лица, разделенный цветом и светотенью на симметричные части, напоминает о фигурах Казимира Малевича рубежа 20–30-х годов. «Я люблю Зверева за то, что он всегда непредсказуем, неожиданен, всегда несет какую‑то необыкновенную радость», — говорит московский коллекционер Сергей Александров, владелец этой картины.
Дон Кихот, 1984
Из собрания Марка Курцера
Одним из любимых персонажей Анатолия Зверева был герой романа Сервантеса. Сохранилось множество его картин и рисунков на один и тот же сюжет: Дон Кихот на Росинанте в сопровождении Санчо Пансы. Зверев не иллюстрировал роман, а создавал собственного рыцаря печального образа, и черты самого художника угадывались то в образе Дон Кихота, то в Санчо Пансе. Донкихотству Зверева в 2017 году даже была посвящена отдельная выставка «Атака Дон Кихотов».
Эта работа входит в собрание врача и коллекционера Марка Курцера, который говорит: «Я люблю Зверева за его оригинальность, за его необыкновенный талант, когда несколькими мазками он передает не внешнее сходство предмета, человека, настроения, погоды — всего того, что он хочет нарисовать, — а внутреннее содержание».
Автопортреты
Из собрания Наталии Опалевой
Весь третий этаж выставки отдан одному из самых обширных собраний картин Зверева — коллекции Наталии Опалевой, которую она собирает с 2003 года. «Я никогда не встречалась с художником Анатолием Зверевым, но могу сказать, что он круто изменил мою жизнь», — признается она.
В начале экспозиции зрителей встречают два автопортрета в тельняшках (Зверев недолго служил во флоте). Рисунок 1952 года — автопортрет совсем молодого человека, который строит гримасы, подобно молодому Рембрандту. А вот на этой картине через пять лет Зверев пишет себя уже не пареньком с рабочей окраины, а художником, вглядывающимся в самого себя и в человечество. Правда, тельняшка осталась, превратившись из военной формы в символ художественной свободы.