Сидеть дома во время карантина — это не только про сберечь свою жизнь, особенно если ты здоров и молод. Но это — про спасти чьих-то бабушек и дедушек, помочь врачам, социальным работникам, курьерам, которые работают на износ. Во многом эта пандемия оказалась про заботу о других, во имя общего блага.
И вдруг выясняется, что не для всех очевидна такая простая вещь. Что есть люди, кому гораздо важнее ничего не менять и продолжать развлекаться, чем думать о важности чьей-то там абстрактной жизни. Думаю, к этому моменту мы все их знаем лично. Оказалось, я тоже знакома с несколькими такими «непрогибаемыми». И это было довольно отрезвляющим моментом в отношениях с окружающими людьми. Никогда не знаешь, как человек-душка проявит себя в экстренных обстоятельствах. Я живу и руководствуюсь принципом «не осуждай», но отчаянные времена вынуждают к отчаянным мерам, и пришлось невольно примерить роль судьи и отказаться от некоторого общения.
Такой знакомый есть у каждого из нас. Вроде классный, успешный, интересный. Но когда пандемия началась, и мы все в ужасе, без понимания, что и как будет с нами завтра, когда увидимся с родными, выживут ли те наши близкие, которые заболели вирусом, будет ли у нас завтра работа, вдруг находится человек, который надменно иронизирует: «Да дураки вы все, ничего на самом деле нет». Вместо того, чтобы сидеть дома, когда тебе из всех щелей кричат, что общаться опасно, не ходите на работу, мы даем вам нерабочие выходные, народ высыпал в парки жарить шашлыки, кто‑то даже билет в Сочи прикупил. Вот это — собирательный образ людей, которые от меня отшелушились. Ты можешь со своей жизнью делать все, что тебе взбредет в голову, у тебя есть свобода выбора, ты с ней рожден. Но когда говорят, что в этот раз здоровье других напрямую связано с тем, как ты будешь себя вести, и тебе все равно море по колено, когда ты плюешь не только на себя, но и на других, это для меня неприемлемо. И пока одни во всем себя ограничивают, жертвуют работой, деньгами, здоровьем, нервами, ничего уже не говоря о докторах и медсестрах, которые неделями не видятся с семьями и маленькими детьми, другие пишут комментарии о том, что нас дурят и вируса не существует, и вообще, якобы мы все — идиоты. Я — человек обычно терпимый, но не в ситуации, когда люди болеют и умирают.
Но, справедливости ради, стоит подчеркнуть, что за исключением людей, жаривших шашлыки в карантин, большинство из нас стало практиковать социальную ответственность. Причем люди начали соблюдать меры предосторожности безотносительно того, строго государство наказывает за несоблюдение или нет. Я бы сама ни за что не подумала несколько месяцев назад, что буду безоговорочно носить маску, соблюдать дистанцию, протирать все спиртом и не обниматься с мамой.
Выбора у нас нет. Мы не можем позволить себе вести себя иначе. И если не считать отдельных ковид-диссидентов, то это понимают и глубинно осознают даже те, чье служение напрямую связано с общением с паствой. Владыка Тихон (Шевкунов) о сложном выборе совершать богослужения в храмах без прихожан и закрыть для посещения монастыри Псковской епархии:
«Надо понимать, что мы сейчас все потенциально больны. И мы боимся не столько за свое здоровье, сколько за то, чтобы не стать причиной болезни других. Мы, заразившись в толпе, перенесем, как мировое поветрие, другим людям, даже не поняв этого, особенно молодые, которые болеют бессимптомно… Если мы это понимаем, понимаем, что коронавирус — реальная болезнь, то мы, конечно, воздержимся от посещения церкви, даже в праздники. У нас было обсуждение, можно ли заразиться в церкви или нет. Я как священник причащаю всех из одной чаши. Это могут быть и триста человек, и пятьсот. Потом все, что осталось в чаше, потребляю сам. Тридцать лет это делаю постоянно, при этом я человек не очень здоровый, у меня легочные болезни, сегодня я в зоне риска. Но! Я ни разу не заболел, хотя знал, что к нам ходят люди с какими угодно болезнями. Особенно в девяностые, я с девяносто первого года священник. Однако, сколько раз я простывал в храме, сколько раз подхватывал грипп! Здесь совсем другое дело, здесь смертельная эпидемия. Я дерзнул и выступил перед людьми, сказав, что можно заболеть и в церкви.
Моя мама была эпидемиологом. Все мое детство прошло в общении с врачами. Я помню, как они выезжали. Была холера в семидесятом году и многие другие болезни. Я понимаю, что это такое.
На фоне общего недоверия родом из девяностых развивается эта крайне опасная бравада и надежда, что ничего не случится. У нас в Псковской области уже шесть человек умерло и больше сорока заболевших. Я попросил не приезжать в наш Псково-Печерский монастырь. Это уединенное место на границе с Эстонией, но к нам едут питерцы и к нам едут москвичи. И они, не испытывая симптомов, могут завезти вирус. А у нас здесь много людей пожилых, и может начаться мор. Люди нас не осудили и поняли. Потом я закрыл монастырь».
До пандемии я иногда сомневалась, а оказалось, что хороших людей на свете больше. Сейчас я вижу, что нам есть за что бороться. Да, любая война гипертрофирует и хорошее, и плохое. Во Второй мировой войне были люди, которые спасали евреев. Мы даже знаем случаи, когда сами немцы рисковали жизнью, чтобы спасти других. И сейчас мы это видим сплошь и рядом. Я не имею в виду политиков. Если сейчас смотреть на Америку, достаточно разделенное общество по политическим признакам, очень сильный бой между демократами и республиканцами, но даже там народ эту поляризацию смог отодвинуть в сторону, чтобы быть рядом друг с другом. Это очень показательный момент. Мне кажется, что в России происходит то же самое. И да, многие недовольны, какие меры были приняты против пандемии, но при этом люди абсолютно спокойно их соблюдают, чтобы не заразить другого, чтобы не заразить старших. Осознание, что пандемия затрагивает не только тебя, что мы все в ней связаны, очень быстро просочилось и в российский менталитет. То, что я наблюдаю, меня поразило.
Константин Новоселов считает, что дуализм между ответственностью за себя и перед другими, — краеугольный вопрос и науки, и искусства, и в принципе человечества о свободе.
«Насколько мы готовы пожертвовать своей свободой, чтобы социум изменился или, наоборот, удержать статус-кво социума? Я ответа на этот вопрос не знаю.
Например, ученые сильно пересмотрели сферу деятельности. Почему я сейчас единственный из всего университета из неклиницистов, кому можно ходить на работу? Потому что мы перепрофилировались и бросили усилия на борьбу с коронавирусом. Мы сейчас оставили маленькую команду, которая работает только по этому направлению: создаем материалы и датчики, они помогают обнаружить вирус в малых количествах. В идеале я хотел бы заниматься немножко другим. Но проблема глобальная, как во время войны, мы должны хотя бы попытаться что‑то сделать, если можем, и начать заниматься вирусной проблематикой.
Еще мы разрабатываем материалы и покрытия, которые могут активно убивать коронавирус на поверхности. Материалы сложные, это нанотехнологии, и мы хотим, чтобы они служили еще и сенсором, чтобы мы могли вирус фиксировать».
Издательство