Прошлым вечером, ложась спать, я спросил у жены, какое сегодня число. Она ответила не сразу, высчитывая в уме. Карантин в Риме ввели немного позже, чем в областях Северной Италии, но и у нас пошла уже третья неделя изоляции и время деформировалось — оно расплывается и рассыпается на части.
Чего, правда, никак не скажешь о работе. После первых нескольких дней растерянности мой рабочий ритм даже ускорился, приняв вид видеозвонков, конференций в Skype и Zoom и бесконечного потока чатов в WhatsApp.
Неслучайно ведь именно она — один из источников нынешнего кризиса. Но сегодня она превратилась в производительность ради производительности. Я работаю потому, что мне больше нечем заняться.
В основном я пишу, но не только. Я вспомнил о кое-каких компьютерных программах, которые не открывал с тех пор, как перестал заниматься физикой элементарных частиц. Просматриваю их, пытаясь анализировать статистику заражений. Я думал, что навсегда простился с математикой, когда стал писателем, но она вернулась ко мне в самый неожиданный момент.
Мой мозг больше не понимает, когда надо что‑то начинать и когда заканчивать. Поэтому ночью я сплю очень мало, а днем чувствую себя разбитым, хотя шагомер у меня в смартфоне утверждает, что таких низких показателей у меня не было еще никогда.
Зато я начал заниматься фитнесом — благодаря роликам в YouTube. Я передвинул диван, освободив достаточно места, чтобы вытягивать руки в стороны. В квартире, рассчитанной на троих, нас сейчас четверо, и это нам еще повезло.
Только двое из нас по очереди выходят в магазин и вынести мусор, не забывая прихватить с собой последнюю версию специального сертификата, рекомендованного министерством внутренних дел, с ответами на следующие вопросы: «Обнаружен ли у вас вирус по результатам теста?», «Зачем вы вышли из дома?», «Откуда и куда вы направляетесь?». На улицу всегда должны выходить одни и те же люди — это считается наиболее благоразумным. Сейчас в Италии, что бы мы ни делали, мы все в первую очередь думаем об осторожности.
Хотелось бы сказать, что римские площади и улицы без толпы выглядят лучше, но это было бы ложью. Их вид вызывал во мне только тревогу. И беспокойство. По улицам медленно катили автомобили карабинеров. Патруль посигналил мне: ускорься, не задерживайся. Я вдруг показался себе таким нелепым — в спортивном костюме, желающий размять мышцы свежим солнечным утром, — что тут же повернул назад, к дому. И с тех пор не выходил из квартиры.
Я живу в Риме, но у меня такое ощущение, что это другой город. Он стал гораздо более просторным и призрачным. Эмоциональный центр притяжения сдвинулся на север страны, и эта новая география состоит из красных зон, которые продолжают шириться на карте эпидемии, и из ток-шоу, которые мы смотрим, не отрываясь от экрана, каждый вечер.
Казалось бы, появилась наконец возможность посмотреть фильмы, на которые годами не хватало времени, но я не могу смотреть ничего, кроме ток-шоу, — до позднего вечера, до изнеможения.
Эпидемия заполнила все: страницы газет, разговоры за ужином, Рим за окном — его красота кажется холодной и неспособной принести утешение. Но главное — эпидемия разрушила иллюзию жесткого, структурированного, управляемого распорядка и вместо него всучила нам вот это липкое месиво.
Первые несколько вечеров карантина люди к шести часам вечера подходили к окнам и пели. Думаю, эти видео разошлись по всему миру. Италия не сдается! Италия дает пример солидарности! Италия поет, несмотря ни на что. Очень колоритно.
Долго это не продлилось. Теперь шесть вечера — время ежедневного отчета департамента гражданской обороны. Это время, когда мы узнаем самые свежие цифры, считаем умерших и оцениваем, куда движется тренд. Это время, когда мы отправляем сообщения одним и тем же людям, с которыми по преимуществу общаемся в период кризиса: «В Венето дела идут лучше потому, что у них самый большой охват тестирования»; «Видел график для Лацио?»; «В Испании темпы выше, чем у нас».
Возможно, мы стали первыми по размаху эпидемии неслучайно, но сейчас это не имеет значения. Нам всем — всем и каждому в любой точке планеты — необходимо понять, что мы находимся пусть на разных этапах, но одной истории; в этой пандемии мы стали жить в одном временном поясе — просто кто‑то чуть впереди, кто‑то чуть позади.
Недооценка фактора времени стала нашей большой ошибкой в самом начале. Италия не следила внимательно за Китаем. Милан не смотрел, что происходит в других областях страны. Южная Италия игнорировала Северную. Европейские страны не уделили достаточно внимания тому, что случилось в Италии. Так, ничего не предпринимая и по-прежнему разделяясь на Север и Юг, мы продолжали скользить вниз по одной и той же временной оси.
Конечно же, за время карантина у нас выросло потребление дрожжей и муки — базовых ингредиентов пиццы и выпечки. Я тоже не удержался и пеку сейчас больше, чем когда‑либо в своей жизни. Это типично итальянская реакция. Она должна успокоить тех, кто смотрит на нас издалека и хотел бы по-прежнему думать о наших увитых цветами балконах и наших накрытых столах, а не о новой версии итальянцев — молчаливых, испуганных, прячущих лица за масками…
Но к своим пирогам я практически не прикасался — просто у меня появилась потребность месить тесто, управляться с бесформенной массой, раскатывать ее, добиваться однородности, снова раскатывать и снова месить. Мне позарез необходимо контролировать хоть что‑то, что угодно, пусть это будет тесто. Потому во мне крепнет ощущение, что я перестаю воспринимать структуру пространства и времени.
В этом мире без нас в фонтан на пьяцца Испания вернулись утки. Их никто не беспокоит. Я не знаю, что это — символ надежды или знак беды. Во время пандемии даже красота становится неоднозначной. Неважно, что утки совсем рядом с моим домом, — я все равно не могу на них посмотреть. Придется довольствоваться фотографиями в инстаграме. К тому времени, когда я смогу наконец вернуться на площадь, утки уже улетят.
В издательстве «Синдбад» вышло эссе Паоло Джордано «Заражение. COVID-19, наука, общество и глобальный кризис».