BREAKING NEWS:
— The Nobel Prize (@NobelPrize) October 10, 2019
The Nobel Prize in Literature for 2018 is awarded to the Polish author Olga Tokarczuk. The Nobel Prize in Literature for 2019 is awarded to the Austrian author Peter Handke.#NobelPrize pic.twitter.com/CeKNz1oTSB
Неделю назад глава Нобелевского комитета пообещал, что после вынужденного годового перерыва премия по литературе вернется и станет great again — в частности, избавится от «евроцентричной перспективы». Заявление, которое сейчас кажется едва ли не издевательским: оба свежеиспеченных лауреата — европейцы; канадка Маргарет Этвуд, гваделупка Мариз Конде, сириец Адонис и японец Харуки Мураками могут спать спокойно и не отвлекаться на написание нобелевской лекции.
Было, впрочем, и второе обещание: отстраниться от ориентированности на мужчин-писателей. И дело не только в желании потрафить феминистам и искупить прошлогодний секс-скандал: больше сотни лет шведская академия действительно игнорирует писательниц, и Ольга Токарчук стала пятнадцатой женщиной, получившей эту награду.
Токарчук — вообще редкий пример, когда Нобелевский комитет награждает автора не на исходе карьеры, а в самое золотое время. В прошлом году ей достался Международный Букер (а в 2018-м ее книга вошла в шорт-лист), в 2008-м и 2015-м — «Нике», главная польская литературная премия. Так что, хотя Токарчук и не величина масштаба Исигуро и Боба Дилана, традиционный нобелевский вопрос «Да кто это вообще?» здесь неуместен вовсе. Кто-кто — главная звезда польской литературы.
Ольга Токарчук живет неподалеку от границ с Чехией и Германией, и это тот случай, когда место жительства неотрывно связано с творчеством писательницы: «Я очарована концепцией границ», — говорит она сама. И речь не только о государственных границах, но и о границах между мифом и реальностью — и, понятное дело, о границах допустимого. Например, польские националисты считают, что Токарчук эту границу перешла, заметив однажды, что Польша не только была жертвой немецкой и советской оккупации, но и сама в разное время выступала в роли страны-агрессора. Дошло до того, что издатель нанял для писательницы охрану: ей начали всерьез угрожать. Токарчук, прежде сторонившаяся политики, поняла, что сопротивление бесполезно: «В последние годы я заметила, что писатель в любом случае, о чем бы он ни писал, делает политический выбор». Надо полагать, что признание на новом уровне взбудоражит критиков Токарчук еще больше — вон премия Светланы Алексиевич до сих пор многим не дает покоя.
Впрочем, неизбежность ворчания польских националистов — мелочь по сравнению с потенциальной реакцией на присуждение премии австрийцу Петеру Хандке. Творческий наследник Ибсена и Кафки (и лауреат премий имени обоих), начал свою карьеру в 1966-м с бессюжетной пьесы «Оскорбление публики». Это название стало пророческим. В первую очередь — по отношению к творчеству Хандке, то последовательно выворачивающему наизнанку театральные условности, то с внимательностью жреца-гаруспика вскрывая языковые клише и пытаясь найти в них новый язык. На родине Хандке живой классик, но и у нас его творчество тоже знают: он любимый соавтор Вима Вендерса (Хандке написал сценарий и для классического «Неба над Берлином», и для довольно невыносимых «Прекрасных дней в Аранхуэсе»).
Все изменилось в 1996 году, когда вышла книга «Зимняя поездка по Дунаю, Саве, Мораве и Дрине, или Справедливость для Сербии». Словенец по матери, Хандке с особой теплотой относится к Балканам, и его позиция по поводу сербского военного конфликта показалась многим слишком мягкой и добросердечной. В дальнейшем он продолжал выступать в защиту Слободана Милошевича, обвиненного в военных преступлениях, за что добряк Салман Рушди назвал его уверенным претендентом на титул «Международный болван года», а в 2006 году и вовсе выступил с речью на похоронах Милошевича. Этого ему в кругах левой европейской интеллигенции уже не простили. Парижский театр Comédie-Française отказался от постановки пьесы «Игра в вопросы, или Путешествие в звонкие земли»; начал было подниматься шум вокруг присуждения Хандке литературной премии Генриха Гейне — но от нее писатель предусмотрительно отказался сам, чтобы избежать еще большего скандала. У некоторых политическая позиция драматурга, перпендикулярная европейскому мейнстриму, вызывает уважение — в защиту Хандке высказывался, к примеру, Юн Фоссе. Но в целом он превратился в изгнанника, которого многие коллеги признают, но при встрече отводят глаза — что, кажется, самому Хандке весьма идет.
Пять лет назад, поздравляя с победой Патрика Модиано, Хандке заметил, что Нобелевскую премию в области литературы пора бы уже и отменить: ее, мол, дают кому попало, и нервозности от нее больше, чем пользы. Присудить ему премию после такого заявления — очередная красивая провокация шведского комитета. После череды скандалов Нобелевской премии просто необходимо было переключить внимание на что‑то; кажется, и в этот раз шалость удалась: одни упрекнут ее в потакании левым, другие — в заигрывании с правыми, третьи — еще в чем‑нибудь. В разгар cancel culture, когда даже неловкий твит порой может стоить карьеры, демонстративное нежелание учитывать репутацию авторов при выдаче им званий и рангов — практически новый панк. Когда‑то Борхес обнулил свои шансы на получение Нобелевки, пожав руку Пиночету, — премия Хандке в какой‑то степени становится искуплением этого казуса.
Кроме формирования нового литературного канона у Нобелевки есть еще одна задача: каждый год (ну или каждые два года) давать окололитературной общественности достойный повод для обсуждения, споров, проклятий, восхвалений и заламывания рук. И с этой задачей она в очередной раз справилась с блеском.