Саня: Лично для меня «Незнание» — это про эксперимент. Нас трое, у нас нет никакого опыта, мы двигаемся по наитию, вслепую, мы пока сами не понимаем, каким будет первый номер. Мне нравится, что у нас нет каких‑то канонов или конкретных критериев, — это все процесс, непредсказуемый литературный процесс. Собственно, это и отражает всю нашу концепцию: мы реально не знаем, какой текст должен попасть в номер, какой текст хороший, какой текст плохой. Мне кажется, это дает нам свободу.
— А какие‑то ограничения есть? Вы просто собрались и сказали «А давайте-ка сделаем какой‑нибудь журнал» — или есть все же какие‑то рамки, от которых вы отталкиваетесь?
Лиза: Мне кажется, что у нас есть рамки, — это наш вкус. Я, например, почти не читаю фантастику, я в ней не разбираюсь. Насколько я знаю, Арина с Сашей — тоже не очень, это естественное ограничение. Мы на сайте специально оставили примеры текстов, которые считаем интересными и условно хорошими. Наша надежда — что туда зайдут люди, посмотрят на эти тексты, и, соответственно у нас случится или не случится какой‑то мэтч. «Вот этим девушкам нравится то же, что и мне, возможно, исходя из наших общих вкусов, у меня могло родиться произведение, которое им может понравиться».
Мы не пытаемся сказать, что создали журнал, который будет отражать весь современный литературный процесс, это просто невозможно. Мы пытаемся охватить какую‑то малую часть, которая нам лично интересна. Важно, чтобы мы горели этими текстами, были готовы их защищать и отстаивать.
Саня: И, опять же, это не значит, что, если нам присылают условно традиционную прозу, в которой нет эксперимента, мы ее сразу же отметаем и не рассматриваем. Если в условно классическом тексте присутствует магия, у автора есть какая‑то интонация, и это как‑то коррелирует с нашей темой, то у этого текста есть все шансы быть опубликованным. Качество текста все-таки играет большую роль.
Арина: Это правда такой микс из наших вкусов, из того, что происходит вокруг, из того, что мы сами читаем и любим. Я, наверное, отталкивалась еще от какой‑то внутренней потребности в том, что мне самой не хватает мест, где я могу опубликовать свои тексты. Такой личной писательской потребности быть на виду. Если у меня есть потребность публиковаться где‑то, то, возможно, она есть еще у сотни людей.
— Вы сами признаете, что вам очень подходит название, — а есть за появлением слова «незнание» какая‑то история, какие‑то еще смыслы, которые вы в него закладывали или которые в нем обнаружили позже?
Арина: Мы долго придумывали название!
Лиза: Изначально вот что произошло. Мы с Ариной читали рассказы Дональда Бартельми и потом узнали, что у него есть эссе, которое называется «Not Knowing». И случайным образом я завела два года назад телеграм-канал, у которого такой хэндл — notknowing. Мы пытались какие‑то другие названия придумать, накидывали, — но все было какое‑то нелепое. Вот и решили, что от судьбы не сбежишь, и подумали, что это [название] вообще подходит нам.
Помню, что когда мы запустились, люди сами интерпретировали как‑то название, писали, что для них оно означает. И нам кажется, то, что в нем нет какой‑то ультимативности, — это хорошо.
Саня: Да, и кто‑то в комментариях назвал нас незнайками. (Смеется.) Мне очень нравится, это приятная ассоциация.
— Почему приятная?
Саня: Ну Незнайка на Луне — это для меня такой герой детства, который со своей непосредственностью, какой‑то очаровательной интуицией попадает в приключения. У него довольно насыщенная жизнь, мне нравится думать о нас в таком ключе.
Лиза: Мы не то чтобы ставим себя в оппозицию толстым журналам, которые существуют 100 лет, но естественным образом размышляли о них. И мне кажется важным то, что мы не претендуем на экспертность. И вообще экспертность — это сомнительная категория. Мне кажется, гораздо честнее говорить, что у нас есть определенные вкусовые предпочтения и мы постараемся быть верными себе и своему пониманию того, что хорошо и что двигает литературный процесс вперед, — но не более. Если кто‑то не попал в наш журнал, это не значит, что это какой‑то отвратительный текст, до свидания, не пишите больше. (Смеется.)
— Слушайте, а нет ли в этом некоторой позы? Вы говорите «Мы не эксперты, мы вне истеблишмента», но в тот момент, когда вы втроем с какими‑то определенными общими вкусами и общим бэкграундом создаете журнал, куда отбираете тексты, вы же, по идее, становитесь как минимум экспертами в масштабе этого журнала.
Арина: Я думаю, что эта поза иронична. Понятно, что отказ от экспертности — это тоже позиция, но я думаю, что это все-таки больше про поиск: мы не знаем сами, что мы ищем. Окей, у нас есть вкусы, — но они колеблются.
— Хорошо, а если вы не знаете, чего ищете, — то можете ли сказать, чего не ищете? Ну, кроме фантастики.
Лиза: Я лично не ищу сексистских текстов, вот моя позиция. Мне кажется, что [у нас] не должно быть сексистских и иных дискриминационных текстов, которые ты читаешь и чувствуешь, что это немного устарело.
Арина: Да, иногда я читаю какие‑нибудь тексты и не понимаю, осознанно автор высказывает или не высказывает свое отношение к какой‑то теме, которая, в принципе, сейчас очень широко обсуждается. И даже если текст неплохо написан, все равно ты задумываешься про эти смыслы, которые ну странно транслировать в 2019 году на голубом глазу. По крайней мере, мне так кажется. Я, наверное, не ищу такой нарочитой неосознанности и такого отношения к литературе, что «раз это область эстетического, то в ней можно все».
Саша: Я не ищу в первую очередь скучных текстов. Потому что я убеждена, что даже старомодный классический текст может взорвать изнутри и что‑то важное привнести. И я не ищу текстов, в которых есть симуляция смысла, когда форма преобладает над содержанием. То есть когда есть концепция, но за ней какая‑то пустота, ты не находишь там ничего, никаких подтекстов. Какая‑то небрежность к содержанию.
— Вы сами назвали «Незнание» «тонким литературным журналом». Вы сами затронули эту тему, но хочется поговорить поподробнее про эту отстройку от толстых журналов. Что, условно говоря, не так с толстыми журналами, для чего на уровне теглайна вы вступаете с ними в полемику?
Лиза: Ну частично это опять же ирония. Тонкий — это же еще и эстетский, так что это ироничная подпись.
Арина: Я думаю, с ними все так, с ними все хорошо. Саня, например, недавно была в редакции журнала «Знамя» и рассказала нам, что там все отлично. Там очень здорово. Серьезно! (Все смеются.) Их главный редактор Сергей Чупринин рассказал, что уже делали тонкий журнал. Как он назывался?
Саня: Да, в начале девяностых. Не помню, как он назывался, но он представлял собой дайджест материалов из других толстых журналов.
Арина: Вот, то есть мы придумали не новую вещь — кто‑то уже пытался так же шутить. В общем, мы не хотим претендовать на нишу, которая уже занята, и просто хотим создавать свою — вот и все.
Лиза: В самом начале мы очень много гуглили, смотрели, как в США это все живет. Арина ездила на семестр туда по обмену, и там же просто сотни этих журналов. По сути это, наверное, скорее даже не журналы, а зины, но их реально сотни. И мне нравится такая ситуация, — когда какие‑то энтузиасты делают все эти журналы на любой вкус. Десятки — про научную фантастику, десятки феминистских и так далее. А у нас особо нет ничего.
Почему довольно большой отклик на наш журнал? Потому что ничего нет. Люди посылают [тексты] в толстый журнал, но толстые журналы не могут обслужить всю пишущую Россию.
Саня: Мне кажется, что единственная разница между нами и толстым журналом — это дистанция. Между толстыми литературными журналами и начинающими авторами есть очень ощутимая дистанция. Ты можешь отправить несколько рукописей, тебе на них не ответят или откажут, потому что ты не попадаешь в какой‑то условный формат. Вот нам бы хотелось эту дистанцию между нами и авторами сократить.
— У вас недавно закончился прием материалов. Расскажите — сколько текстов вы получили, сколько из этих текстов по плану должно попасть в журнал?
Арина: 278 текстов — проза, 180 — поэзия, 10 — критика. Мы прочли не все, но уже нашли 20 текстов, которые нам нравятся. Но мы, конечно, будем делать еще один этап отбора. Критика будет, уже понятно, небольшим разделом, но увлекательным, а вот прозы и поэзии — 10–15 [текстов].
— А как вы отбираете — читаете все и решаете, что классно, а что нет? Или как‑то пытаетесь формализовать этот бесконечный поток?
Саня: У нас есть таблица, в которой мы отмечаем, какие есть у текста сильные и слабые стороны, насколько это соответствует нашей заявленной теме номера и насколько это вообще «наше».
Арина: На первом этапе мы втроем читаем текст, заносим все это в таблицу и выставляем свои оценки текстам, потом мы скидываем Кристине (подкастер Кристина Вазовски — приглашенный ридер первого номера «Незнания». _— Прим. ред.) уже наш отбор и с ней на втором этапе скоро начнем обсуждать первые 20 текстов.
— А расскажите, как в проект попала Кристина, зачем нужен этот четвертый человек, что она дает журналу?
Арина: Она вообще попала полуслучайно. Мы познакомились с Кристиной, уже когда сформулировали тему, — уже придумали, что это будет «Громкость». И тут Кристина мне сказала, что она хочет делать нарративный подкаст, и ей нужен сценарий. Я тогда ей предложила быть четвертым человеком, у которого тоже есть своя перспектива и своя оптика и который даже может представить такой дополнительный бонус. Это не значит, что тексты авторов, которых она выберет, пойдут в подкаст, это значит, что она предложит сотрудничать и либо переписать текст под сценарий, либо написать новый. Мне кажется, это здорово для автора — не только получить публикацию, а знать, что кто‑то заинтересован в сотрудничестве с тобой. Это дополнительная мотивация.
— А вы собираетесь в каждый номер звать приглашенного ридера?
Лиза: У нас нет идеи, что это должно быть постоянной практикой, но мы в целом суперзаинтересованы во всяких коллаборациях, сотрудничестве.
Арина: На самом деле мы уже придумываем второй номер, и у нас там тоже есть приглашенный ридер — и даже целая лаборатория. Потому что мы планируем на основе второго номера делать театральную лабораторию. Это будут уже другого рода тексты, более театральные, перформативные — что‑то вроде того, что делает фестиваль [драматургии] «Любимовка» во фриндж-программе (экспериментальная программа «Любимовки». — Прим. ред.). Приглашенным ридером будет кураторка лаборатории Оля Тараканова. И потом уже участники лаборатории будут выбирать из текстов номера журнала те, которые им интересны для работы.
— В конце расскажите, что вы узнали за время от объявления о запуске журнала до этого момента, когда вы остались наедине со стопкой текстов?
Саня: Для меня было большим открытием, что мы настолько попали в этот поток — время, место. Потому что мы реально получили очень большой отклик. Мы думали, тихонько напишем, что мы теперь есть, — и будет там несколько лайков и, может быть, репостов от наших друзей и однокурсников. Но это сразу вышло на какой‑то иной уровень, все получилось очень масштабно. Мы правда этого не ожидали, и это очень круто, но это, конечно, требует большой ответственности, — потому что это уже не совсем такое камерное издание, как мы рассчитывали.
Лиза: Лично я как любитель планировать немножко утопаю: господи, у нас какие‑то планы уже на 2020 год. (Все смеются.) Это тяжело в плане организации, затрат времени. Я, например, отвечала на почту, и, судя по некоторым письмам, люди думают, что сидит редакция в кожаных креслах в костюмах, и нам кто‑то дает за это деньги. А мы — три девочки, по вечерам читаем тексты.
— Это тонкий журнал, там сидят молодые тети?
Лиза: (Смеется.) Ну типа того, да. Вообще, это очень интересно — читать эти письма, тексты и понимать, что есть, чего нет. Это тяжеловато иногда, но это реально интересно. И еще да, мы поняли, насколько людям это нужно, насколько интересно, сколько людей готовы впрягаться, — писателей, иллюстраторов, не только наших друзей.
Арина: То, что Лиза сказала про почту, мне кажется, немножко тоже возвращает к разговору про экспертность. Когда ты делаешь общую почту и сайт на «Тильде», ты автоматически для кого‑то становишься вот этим отборщиком и тем, кто решает, десижнмейкером, — хотя я, например, привыкла быть по другую сторону.
Лиза: Мы все привыкли быть по другую сторону!
Арина: И это странно, это роль, которую тяжело апроприировать. И я уже предвосхищаю волну отписок — мы 390 текстов отметем, сколько будет обиды.
Лиза: Нам еще будут писать, что мы не те тексты выбрали, естественно. (Смеется.)
Арина: Это все будет, да. На самом деле еще много чего предстоит узнать.